Пароль не нужен - Семенов Юлиан Семенович (книга бесплатный формат TXT) 📗
ЯПОНСКАЯ МИССИЯ В ЧИТЕ
Сегодня консул Нушима устраивает прием. Приглашены руководители ДВР, дипломатический корпус, пресса. Собрались почти все, только вот заместитель премьера Федор Николаевич Петров никак не едет. Товарищ министра иностранных дел Кожевников объясняет консулу причину задержки господина Петрова важными делами в правительстве. Не будешь же объяснять, что Федор Николаевич с трех часов в больнице, куда сегодня, с заседания Совета Министров, увезли заместителя министра почты и телеграфа. От хронического недоедания у заместителя министра открылось кровохарканье. Надо было срочно решать вопрос, куда его отправить на отдых, а главное – чтоб ему была человеческая еда три раза в день. Совет Министров выделил девяносто пять рублей на месячный курс лечения, но крестьянин в деревне Михайловке, согласившийся было взять члена правительства на поправку, когда узнал, что дают всего девяносто пять рублей, долго торговался, требуя чтоб на заместителя министра накинули еще десятку: как-никак член правительства.
Журчит речь на файв о клоке – английская, японская, французская, китайская. Нушима от Блюхера не отходит ни на минуту, сыплет чистейшим русским говорком, улыбается ослепительно, будто Василий Константинович красная девица, и все время трогает тему мира и дружбы, вспоминая то Толстого, то Будду, а то Суворова…
Блюхер – каменный. Только брови на лице играют да в уголках резкого рта нет-нет, да дрогнет смешинка – быстрая и чуть снисходительная. А в лицо Главкома впился глазами американский журналист Губерман. Ему, майору разведки, важно узнать, как реагирует красный генерал на мирные речи японцев. А то, что речи будут мирными, Губерман выяснил через свою агентуру, обслуживающую японское представительство в Хабаровске.
Нушима стоит вполоборота к залу, так чтобы никто не мог следить за его губами: натренированный человек даже издали поймет – недаром артикуляция рта специально изучается разведчиками.
– Наша концепция общеизвестна, – продолжает Нушима. – Это концепция разумного мира. В том случае, если ваше просвещенное правительство, измученное войной, трезво поняв всю меру усталости, которую испытывает ваш великий народ, захочет найти пути достойных переговоров с партнерами по неразрешенным спорам, я убежден, что все стронется с мертвой точки.
Василий Константинович молчит, слушает, бровями играет, но, когда мимо проходит вице-консул Франции мсье Анатоль Рывчук, именно в тот самый миг, когда все слышно французу, громко отвечает Нушиме:
– Ваши предложения мира свидетельствуют о доброй воле японского правительства, к трудностям и большим задачам которого мы относимся с пониманием.
Нушима засуетился. Он улыбается и мсье Рывчуку, и Блюхеру. Ай-ай, как нехорошо получилось! Жоффр сидит в Токио; в Париже продолжаются секретные переговоры о методах ведения борьбы с большевизмом именно на Дальнем Востоке, а тут с министром Блюхером начинается откровенный роман. Это, конечно, красный специально подпустил, когда проходил Рывчук. Он знает, что делать. Ох как он хитро выбрал момент! Прямо в самую десятку засадил!
– Господин министр, – говорит Рывчук, – позвольте мне потревожить вас просьбой.
– Пожалуйста.
– Моя дача находится в Березовке. А там ваше ведомство открыло полигон. Эта постоянная стрельба и взрывы – поверьте, большей неприятности трудно себе представить во время отдыха.
– Большие неприятности не бывают продолжительными, – улыбается Василий Константинович, – а малые не заслуживают того, чтобы обращать на них внимание.
Мсье Анатоль Рывчук отдает дань уважения столь блистательному ответу – он смеется уголками рта и отходит ровно через такой промежуток времени, чтобы никто не имел возможности посчитать его обиженным.
Юркие лакеи в касторовых фраках обносят гостей вином. Нушима поднимает свой бокал:
– Господин министр, мне хочется выпить за разум воина, который ценит мир превыше всего на земле.
– Прекрасный тост. Благодарю вас.
– Прекрасный тост пьют, – улыбается Нушима.
– У нас в армии запрещено употребление спиртных напитков, – отвечает Блюхер. – Я пью вместе с вами символически.
– Неужели министр так бессилен, что не может отменить приказ хотя бы на один вечер?
– Чтобы министр был воистину сильным, он не должен отменять своих приказов даже на один час.
Блюхер ставит нетронутую рюмку на краешек маленького столика черного дерева, откланивается и выходит – через час назначено экстренное заседание кабинета министров. Следом за ним уходят и другие руководители правительства республики. Остаются местные предприниматели, приглашенные артисты, младший состав дипкорпуса. Все бросаются к столам, быстро едят и помногу пьют, лакеи бегают с мертвыми улыбочками, замершими на лицах; уже кто-то затягивает песню, а два актера слезливо выясняют отношения возле стеклянной двери, ведущей в зимний сад.
А там гуляют господин Нушима и мсье Рывчук. Разговор дипломатов точен и скуп.
– Нет, мсье Рывчук, – говорит на великолепном французском языке консул Нушима, – поверьте, речь шла о понятиях абстрактных, не имеющих отношения к практике наших взаимоотношений. И потом, позвольте быть до конца искренним. Ленин не принимает вашего главного требования – оплатить долги прежнего правительства? Нет. Но переговоры вы ведете, и наше правительство понимает, отчего вы их ведете и чем они могут кончиться. Разве повторение вашего опыта – я беру самый крайний случай, об этом у нас никто не хочет и думать, – разве согласие на переговоры с красными, но при выдвижении ряда требований, не пойдет на пользу нашему общему делу?
– Я отвечаю вам искренностью на искренность, мой дорогой Нушима. Наш опыт переговоров с красными показывает или, во всяком случае, должен показать всем, кто хочет видеть, абсолютную бесполезность каких-либо контактов с ними. Стоит ли вам убеждать себя в этом, повторяя наш горький путь?
ВЕЧЕРНЯЯ ЧИТА
Блюхер идет по пустынным переулкам – автомобиль он отпустил; заседание будет сложное; надо собраться как следует. Длинно воют собаки. Ставни на всех окнах закрыты. Пробивающиеся лучики света лежат на земле причудливыми рисунками. Молодой месяц в черном небе похож на клоуна.
Возле угла Аргунской Блюхера хватает за рукав нищенка:
– Подай Христа ради, сынок!
Блюхер выворачивает карманы и протягивает старухе несколько монет.
– Спасибо тебе, господь тебя не забудет. Горе по тебе сохнет, ищет тебя, да я отмолю.
Старуха хочет поцеловать руку Блюхера, неловко наклоняется и падает.
– Ох, господи, – стонет старуха, – ноги-то не держат, старые они.
– Ну-ка, – говорит Василий Константинович, – давай, бабуся, опирайся на руку.
Он помогает нищенке подняться, чистит на ней жакетик.
– Да не надо, сынок, – шепчет старуха, – кто ж лохмотья чистит? Они грязные должны быть. Ой, – морщится старуха, – нога у меня вспухла.
– Где живешь, старая?
– Под небом.
– Так холодное же оно.
– Оно и холоднее – все равно пылает. Пожгли страну, пожгли.
– Кто?
– Красные, белые, зеленые. Люди пожгли. Вон кошечка у меня к забору привязана, видишь?
– Нет.
– А ты приглядись, она серенькая. Слабость у нее. Лежит и мурлычет. Хлебушком ее накормлю, с твоих пятачков-то, она и порадуется. Твари нежнее людей, они добро помнят.
– Сама откуда?
– С Поволжья.
– Одна осталась?
– С кошечкой осталась, сынок.
– А зима?
– Я помру к зиме, – деловито отвечает нищенка. – Холода подойдут, я сразу и преставлюсь, а то как вспомню, что еще зиму надо переходить, тоска у меня случается.
– Куда бы мне пристроить тебя?
– А некуда. Слабая я. Нынче сильных стреляют, а слабым и вовсе места нету. И не надо, сынок, ты не говори так, а то у меня вера шевелиться начнет, мне потом одной трудно станет, когда котеночек замяукает…
