Государевы люди - Ильин Андрей (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
Но только разве Петра уговоришь?
Если он чего задумал — его с того силком не своротить!
Крутой нрав русского царя всяк знает! Не терпит Гер Питер отказов! Ни в чем и ни от кого! Дам и девиц, кои в анатомическом театре от протухших покойников нос воротили, заставил из живота разрезанного мертвеца употребленную им при жизни водку хлебать, да не бокалом, а как есть, языком, подобно тому, как собаки лакают! А мог, осерчав, и вовсе прибить, как многих прибивал. Как сынка своего родного.
Под большим секретом показывал Густаву его приятель, обрусевший немецкий аптекарь Георг Штраббе, ведерную спиртовую банку, в которой плавала, глаза и рот раскрывши, отрубленная голова царевой полюбовницы, которую тот в неверности заподозрил. Заподозрил только!.. И сам же, собственной своей рукой, смахнул ей головенку с плеч долой, в банку сунул и сопернику отослал!
Как такому возражать?..
Поклонился Густав своему венценосному благодетелю.
— Спасибо, Гер Питер.
— На-ка вот! — протянул Петр скрепленный сургучной печатью свиток. — Прочти.
Густав развернул свиток, подставил под свечу. Прочел:
«Божьей милостью, мы Петр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, сегодня одиннадцатого, месяца декабря 1719 года, повелеваем учредить при Камер-коллегии особую канцелярию, дабы восстановить надлежащий, в хранении государству прилежащих вещей, порядок, премного заботясь об их сохранности, пользе и прибытке...»
А все-то из-за выкраденной из царского кармана табакерки!..
— Денег тебе дам, отряжу людей посмышленей, — пообещал Петр. — Сие дело государственное и наипервейшее! На тебя теперь вся моя надежа!..
Сказал царь Петр и сграбастал, обнял, крепко поцеловав Густава в самые уста.
— Ступай уже!..
И тут же, словно сама собой, растворилась дверь, и давешний офицер со шпагой, держа перед собой горящую свечу, быстро повел его по темным, гулким залам к выходу.
Вот и все, вот и угодил, как петух в ощип, грустил про себя Густав Фирлефанц. Теперь добра не жди. Теперь точно на дыбе висеть!..
Глава 25
В участке было пустынно — никто не ходил, дверями не хлопал, не жались по стенам просители, не носились стремглав туда-сюда со стопками исписанных бумаг нижние чины, не скользили тенями тайные агенты, жандармы не таскали упирающихся злодеев, погоняя их ударами шашек плашмя чуть пониже спины.
Жизнь в сыскном отделении после февральского переворота замерла. Из разбитых, наскоро зашитых досками окон первого этажа тянули сквозняки. Несколько разгромленных и разграбленных толпой кабинетов были заколочены.
Разор... Некогда хорошо налаженная «государева служба» рассыпалась почти в прах. Кого-то в первые дни волнений лишили жизни пьяные толпы бунтовщиков, кого-то призвали к ответу новые, временные правители России, рассовав, до времени, по кутузкам, кто-то, испугавшись, сам поспешил уйти и скрыться, кто-то выжидал, рапортов об отставке не подавая, но и на службе не появляясь.
Но были и такие, кто продолжал служить, поверив в заявление нового министра внутренних дел князя Львова, что в грядущих реформах не должны пострадать честные, не запятнавшие себя политическими преследованиями, полицейские уголовных сыскных отделений.
Впрочем, что будет дальше, доподлинно никто не знал.
Одно слово — Смутное время!..
В маленькой комнатке с оконцем, забранным кованой решеткой, за казенным, исшорканным столом находился бывший следователь бывшего сыскного отдела Мишель Фирфанцев. Против которого, понурив голову, безучастный ко всему, сидел Поставщик Двора Его Величества. И боле никого. И даже жандарма за дверью не было!
На столе стояла большая чугунная чернильница с крышкой и лежащими поперек перьями, рядом стоял стакан горячего чая в подстаканнике, о который следователь грел озябшие пальцы. В участке почти не топили — некому было.
— Будьте так любезны назвать ваше полное имя, — попросил Мишель, с видимым сожалением отрываясь от стакана, беря перо и макая его в чернильницу.
— Рейнгольд Осип Карлович, обер-камергер, действительный Поставщик Двора Его Величества, — торжественно, по привычке кивнув головой, сказал ювелир. Хотя не на приеме по случаю вручения ордена Святого Владимира представлялся, а в полицейском участке.
...Осип Карлович... — вывел Мишель на бумаге.
«Значит, отчество Анны — Осиповна, — автоматически и совершенно некстати, подумал он. — Анна Осиповна Рейнгольд. Если, конечно, Рейнгольд. Если она теперь не замужем...»
— В какой губернии, какого числа, года и месяца изволили родиться?..
Писал он очень быстро и аккуратно, каллиграфическим почерком, часто макая перо в чернила и выводя ровные буковки, украшенные кое-где завитушками. В день он, бывало, особенно нынче, когда писарей не хватало, исписывал до шести десятков страниц кряду! Так что привык.
Заполнив титульный лист, он перешел непосредственно к дознанию.
— Что вы имеете сообщить следствию по поводу найденных в сумке вашей дочери драгоценностей?
Ювелир занервничал и даже попытался вскочить на ноги.
— Послушайте вы!.. — крикнул он. — Аннушка не имеет к этому делу никакого касательства! Она решительно ни о чем не догадывалась! Это все я, я — один!.. Не смейте впутывать ее в это дело!
Он сжал кулаки и, казалось, хотел броситься на следователя. Но быстро взял себя в руки, сник, сел обратно на стул и уже совсем иным, просительным тоном сказал:
— Простите бога ради... Сегодня вы уже выполнили одну мою просьбу, за что я вам крайне признателен. Так выполните еще одну.
Мишель кивнул.
И повторил вопрос, сформулировав его иначе:
— Откуда эти драгоценности?
— Из царской коллекции...
Глава 26
Война с немцами шла уже четвертый месяц.
Ура-патриотические настроения первых недель, когда мобилизационные пункты обступали очереди добровольцев, а толпы горожан радостно громили немецкие магазины и кондитерские, прошли, так как всем стало ясно, что на быструю победу рассчитывать не приходится. Русская армия, испытывая хроническую нехватку в снарядах, винтовках, патронах и даже сухарях, терпела поражения, отступая то на одном, то на другом фронтах, бросалась в контратаки, возвращая утраченные позиции, и тут же переходила к обороне, не имея сил развить наступление. Война принимала затяжной и отнюдь не победоносный характер.
В городах и самых дальних деревнях империи стали появляться первые безногие, безрукие, безглазые инвалиды, которые рассказывали жуткие истории про массированные артобстрелы и газовые атаки. Такой войны Россия еще не знала. И даже та, приснопамятная и позорная Японская с этой, нынешней, ни в какое сравнение не шла!
Скоро выяснилось, что, желая воевать и побеждать злого ворога, Россия, как всегда, к войне была не готова. Воевать было нечем, да, пожалуй, и некому. Регулярная армия была почти поголовно выбита в первые месяцы кампании, а призванные из деревень рекруты не знали, с какой стороны к винтовкам подступиться. Не было редкостью, когда на орудийный ствол выдавали лишь по одному снаряду на сутки, а вновь прибывшие на передовую воинские части вооружали вместо винтовок палками. Безоружных, почти сплошь необученных солдат, без всякой артиллерийской подготовки, угрозами и кулаками гнали в атаку, под немецкие пулеметы, которые резали их целыми взводами... А если немцы пускали газ, то потери, из-за нехватки противогазов, становились просто катастрофическими.
Россия медленно, но неуклонно и неудержимо втягивалась в страшную мировую бойню, которая ей ничего хорошего не сулила...
И хотя никаких пораженческих настроений еще не наблюдалось и все надеялись, не теперь так после, совместно с союзниками войти в Берлин, кое-кто не исключал самого худшего. Того, что враг, отчаянными усилиями и волей случая, может прорваться к столице, которая была стараниями Петра выдвинута к самой границе. Вслух такое не допускалось, но... подразумевалось... И, значит, нужно было быть к этому готовыми!..
