Седьмая чаша - Сэнсом К. Дж. (читаем книги бесплатно .txt) 📗

Из комнаты доносились приглушенные голоса. Дверь была приоткрыта, и я увидел Гая и мальчишку Пирса, сидевших за столом. Они поставили перед собой свечу и рассматривали в ее свете раскрытую книгу, лежавшую перед ними на столе. Я даже издали узнал анатомический атлас Везалия с его кошмарными иллюстрациями. Пирс отбросил со лба темный чуб и возбужденно проговорил:

— Смотрите, сердце на этой картинке выглядит точь-в-точь как сердце Эллиарда.

В этот момент он увидел меня, и его лицо залила краска.

— Мастер Шардлейк? Я не знал, что вы все еще здесь. Я принес книгу…

— Вижу, — коротко ответил я. — Бедный Роджер. Что бы он испытал, узнав, что самые интимные органы его тела станут предметом для болтовни мальчишки-ученика? Хотя, возможно, его эта мысль позабавила бы. А вот мне она ничуть не кажется забавной.

Я с отвращением посмотрел на цветную гравюру, где было изображено разверстое человеческое тело и показаны все внутренние органы.

— Все это лишь во имя познания, сэр, — пробормотал Пирс.

Я наградил подростка ледяным взглядом, подумав, что Гай дает ему слишком много воли.

— Нет, Пирс, это была моя вина.

Гай выглядел смущенным и расстроенным.

— Ты будешь давать показания на следственных слушаниях, которые состоятся завтра утром? — спросил я его.

— Да, конечно.

— А Адам? Ты пока не решил, когда сможешь посетить его? Мне тоже нужно в Бедлам. В пятницу утром судебных слушаний не проводится, мы могли бы поехать туда вместе. В пятницу тебе будет удобно сделать это?

Он достал длинную записную книжку в кожаном переплете и полистал ее.

— В пятницу, в полдень.

— Хорошо. А теперь я ухожу.

Я бросил злой взгляд на книгу, которая все так же лежала открытой на столе, и на Пирса, терпеливо стоявшего рядом со своим хозяином.

Гай протестующе вздернул руку.

— Нет, Мэтью, подожди.

Гай закрыл атлас Везалия и протянул его Пирсу.

— Забери ее, мой мальчик, и принеси нам вина. А потом можешь продолжить изучение книги, если есть желание.

— Да, сэр.

Гай дружески похлопал парня по плечу, и тот удалился.

— Прости, Мэтью, мы ничем не желали оскорбить Роджера Эллиарда. Просто труд Везалия чрезвычайно важен для любого, кто занимается медициной, а ты ведь сам просил меня выяснить, как и отчего погиб твой друг. Причем, уверяю тебя, даже в те минуты, когда я этим занимался, я не переставал молиться о его бедной душе.

Я улыбнулся. Я слишком хорошо знал Гая и его доброту, чтобы сердиться на него слишком долго.

— Неужели этот твой Везалий такой выдающийся? — спросил я.

— О да! И главным образом потому, что он положил начало совершенно новому подходу, основываясь на наблюдении, а не слепом следовании общепринятой доктрине.

— В таком случае его труды не очень понравятся большинству врачей.

— Конечно, ведь он подрывает их монополию на некое тайное знание, а кто знает, к чему это приведет?

Я колебался, не зная, что делать.

Он взглянул на диаграмму, висевшую на стене.

— Вполне возможно, используя подход Везалия, можно поставить под сомнение и проверить сами основы медицинской науки, которые вплоть до сегодняшнего дня считались незыблемыми.

Я проследил за его взглядом и тоже посмотрел на схему с нарисованными на ней сложными уравнениями и символами. Представление о том, что человеческое тело состоит из четырех главных жидкостей — черной желчи, желтой желчи, слизи и крови, — соответствующих четырем стихиям — земле, огню, воде и воздуху, — настолько прочно укоренилось в сознании людей, что я даже представить себе не мог, как можно бросить вызов этой догме. Точно так же, как и прописной истине, в соответствии с которой любая хворь человека вызвана дисбалансом между четырьмя стихиями его тела. Я вспомнил, как мы с Роджером обсуждали эту концепцию в последний вечер, когда я его видел.

— В таком случае мне не рекомендуется есть салат, когда у меня плохое настроение, чтобы смягчить последствия разлития черной желчи? ^[15] — проговорил я. — Это облегчило бы мое состояние.

Гай грустно улыбнулся.

— Я бы скорее рекомендовал тебе посещение музыкального вечера или долгую прогулку по Линкольнс-Инн-филдз.

— Только не эти поля, Гай. Похоже, именно там Роджер повстречал своего палача.

В дверь постучали. Пирс принес высокий кувшин с вином и два бокала. Когда он ушел, я сказал:

— Я обещал Дороти поймать убийцу, но беда в том, что я не знаю, как его ловить.

— Мне известно лучше, чем кому бы то ни было, как много загадок ты разгадал в прошлом. Сейчас ты просто недооцениваешь самого себя.

— Я был бы глупцом, если бы недооценил все сложности, связанные с этим делом. Из-за Пасхи и никудышной работы коронерских контор расследование начинается лишь через четыре дня после убийства. Четыре дня без официального расследования! Я надеялся на то, что королевский коронер ускорит ход событий, но этого не случилось. Готов поставить десять к одному, что убийцы уже нет в Лондоне, хотя при том, как обстоят дела, он вполне мог бы остаться здесь, втихомолку подсмеиваясь над коронерами, констеблями и их непроходимой глупостью.

Я сокрушенно покачал головой.

— Если он образованный человек, это сузит круг поисков. Ты не хуже меня знаешь, что мир медицины и мир юриспруденции весьма закрыты и их обитатели не любят делиться своими секретами.

— Возможно. Но многие неплохо разбираются в обеих науках. Впрочем, знание относительно двейла довольно необычно.

— Не только относительно самого вещества, но и о способах его применения. Подождем завтрашних слушаний. Может, что-нибудь прояснится.

Я кивнул и сделал глоток вина. Гай уже допил свой бокал, и это удивило меня, поскольку его неизменно отличала умеренность буквально во всем.

— Спасибо, что согласился взяться за Адама Кайта, — поблагодарил я.

Он кивнул.

— Мания спасения души. Странный вид одержимости. Предрасположенные к маниям люди оказываются зацикленными на других людях, идеях или религии. А уж от религиозных фанатиков вообще не стало прохода. Остается удивляться тому, что такие, как Адам Кайт, встречаются еще не так часто.

Гай задумчиво перевернул бокал донышком вверх.

— Лодочник сказал мне сегодня, что огромные рыбины, которые выбросились из реки, на самом деле — левиафаны и они предвещают второе пришествие Христа.

Гай мотнул головой.

— Левиафан был только один.

— Вот и я так думаю.

— Мир стал черно-белым, Мэтью. Это манихейский мир, в котором священники призывают всех и каждого принять участие в схватке между добром и злом. И при этом, разумеется, каждый абсолютно уверен в том, что его позиция единственно правильная.

Я склонил голову и улыбнулся.

— Вроде противостояния между протестантами и католиками?

— Совершенно верно. Не забывай, мои родители были мориски, ^[16] которых изгнала из Испании инквизиция. Я собственными глазами видел дикость, разыгравшуюся после того, как эти фанатики, не знающие сомнений в своей правоте, дорвались до власти.

Гай посмотрел на меня угрюмым взглядом.

— Но заметь: сколько бы несправедливостей ни натворила католическая церковь, она всегда верила в свободу воли, что люди своими действиями и своей верой могут выбрать собственный путь к Богу. Новый протестантский радикализм подобного не допускает, предоставляя человеку лишь две возможности: либо он будет спасен, либо проклят. Не благодаря своему выбору, а токмо по Божьему разумению. И вот в результате мы получаем Адама Кайта, который считает, что он не угоден Богу.

— А его тупой викарий не способен излечить парня и поэтому думает, что он одержим.

— Так ему проще оправдать свою несостоятельность.

— Я никогда не разделял убеждений Лютера относительно предопределения, Гай. В их споре с Эразмом Роттердамским на тему свободы выбора я неизменно стоял на стороне Эразма.