Татуировка наложницы - Роулэнд Лора Джо (читаем книги txt) 📗
— Лучше пройдем внутрь, — предложил Крыс. — Представление вот-вот начнется, я должен объявлять. — Он говорил со странным грубым акцентом. — Мы побеседуем во время действия.
Хирата проследовал за ним в здание, где в узкой комнате с занавешенной сценой собрались зрители. Крыс вскочил на сцену. Выкрикивая перечень диковинок, которые предстояло увидеть, он привел толпу в шумное оживление, а затем объявил:
— А теперь я представляю Гнома из Кантё!
Занавес открылся, и появилась нелепая фигура вполовину меньше нормального человека, с большой головой, маленьким телом и короткими конечностями. Одетый в яркие театральные халаты, уродец спел песню из популярной пьесы театра кабуки. Зрители зааплодировали. Крыс подошел к Хирате, стоявшему сбоку сцены.
— Я ищу бродячего продавца лекарств по имени Шойэй, — сказал Хирата, изложив те немногие сведения, что имелись об этом человеке.
Крыс сверкнул своей хищной улыбкой.
— Значит, вы хотите узнать, где найти продавца и покупателя яда, убившего наложницу сёгуна? Нелегко найти того, кто не хочет быть найденным. В Эдо много укромных мест.
Но Хирату не проведешь. Крыс всегда сначала подчеркивал трудность получения нужной информации.
— Тридцать медяков, если найдешь его к завтрашнему дню, — сказал Хирата. — После этого еще двадцать.
Песня гнома на сцене умолкла.
— Прошу прощения, — сказал Крыс. Он вышел на сцену и объявил: — Живая Бодхисатва!
Под гром аплодисментов вышла женщина в одежде без рукавов, чтобы были видны ее три руки. Она стала изображать многорукую буддистскую богиню милосердия, потом предложила зрителям угадать, в какой из трех перевернутых чашек спрятано зерно арахиса. Крыс вернулся к Хирате.
— Сто медяков, когда бы я ни нашел вашего человека.
Потом выступали танцующий толстяк и гермафродит. Торг продолжался.
— Семьдесят медяков, если найдешь его за два дня, пятьдесят после и ничего, если я найду Шойэя первым. Это мое последнее предложение, — отрезал Хирата.
— Хорошо, но сначала задаток в двадцать медяков на покрытие расходов, — отозвался Крыс.
Хирата кивнул и протянул деньги. Крыс убрал их в кошелек на поясе и пошел объявлять последний акт.
— А теперь зрелище, которого все вы ждали: Фукурокудзо, бог мудрости!
На сцену вышел мальчик лет десяти. Его лицо было крошечным, как у младенца, глаза закрыты, голова сильно вытянута, чем он и напоминал легендарное божество. Из зала донеслись удивленные восклицания.
— За дополнительную плату в пять цзэни Фукурокудзо предскажет вам будущее! — выкрикнул Крыс.
Зрители, толкаясь, ринулись к сцене. Крыс повернулся к Хирате:
— Чтобы скрепить нашу сделку, я подарю вам бесплатное предсказание. — Он вывел Хирагу на сцену и положил его руку на лоб мальчика. — О, великий Фукурокудзо, что ты видишь в будущем этого человека?
Не открывая глаз, «бог» проговорил высоким детским голосом:
— Я вижу красивую женщину. Вижу опасность и смерть.
Зрители зашумели.
— Берегись, берегись! — закричал предсказатель.
В голове Хираты тут же возник образ госпожи Ишитэру. Он увидел ее милое неподвижное лицо, ощутил прикосновение руки, услышал бравурную музыку кукольного театра, подчеркивающую его страсть. И вновь испытал волнующую смесь вожделения и унижения. Даже вспомнив о ее коварстве и наказании за флирт с наложницей сёгуна, он страстно жаждал встречи с Ишитэру. Хирата должен был ее увидеть, чтобы спасти свою профессиональную репутацию и довести до логического конца то, что было прервано так не вовремя.
14
На позолоченном гербе, укрепленном над воротами Сигэру Мияги, правителя провинции Тоса, были изображены два лебедя, глядящих друг на друга, их расправленные крылья, соприкасаясь концами, образовывали перистый круг. Сано приехал, когда начало смеркаться и самураи спешили домой по вечерним улицам. Пожилой слуга провел Сано в особняк, обувь и мечи он оставил в прихожей. Район Эдо, где проживали даймё, был перестроен после Великого пожара, поэтому владения Мияги были совсем новыми. Однако интерьер дома оказался старинным, деревянные детали коридора, сохранившиеся от прежнего строения, потемнели от времени. В воздухе едва уловимо пахло вековой затхлостью — от сырости, дыма и человеческого дыхания. Слуга ввел Сано в приемную комнату, и звучавшая там печальная мелодия оборвалась.
— Досточтимые господин и госпожа Мияги, позвольте представить вам Сано Исиро, сёсакана-саму сёгуна.
В комнате находились четыре человека: возлежащий на подушках седовласый самурай, женщина средних лет, стоявшая рядом с ним на коленях, и две симпатичные девушки, сидевшие рядком, — у одной в руках самисэн, у другой деревянная флейта. Сано опустился на колени, поклонился и обратился к мужчине:
— Господин Мияги, я расследую убийство наложницы сёгуна и должен задать вам несколько вопросов.
Присутствующие на мгновение замерли, с молчаливой настороженностью глядя на Сано. Белые цилиндрические лампы создавали в комнате интимную атмосферу позднего вечера. Угольные жаровни прогнали осеннюю прохладу. Лебединую символику Мияги повторяли резные медальоны на балках потолка и колоннах, позолоченные гербы на лакированных столиках, шкафах и коричневом домашнем халате хозяина. Сано почувствовал себя чужим в этом замкнутом мирке. В воздухе стоял легкий аромат духов, масла для волос и еще чего-то едва уловимого, терпкого, будто они издавали свой собственный запах.
— Можем ли мы предложить вам закусить? — заговорил господин Мияги, указывая на низкий столик, на котором стояли чайник, чашки, а также бутылочка саке, лежали фрукты, пирожные, суши и курительные принадлежности.
Соблюдая светский этикет, Сано вежливо отказался, но потом, после обязательных уговоров, великодушно принял приглашение.
— Мне было интересно, узнаете ли вы обо мне. — У господина Мияги было худощавое тело и продолговатое лицо. Его глаза с опущенными вниз уголками влажно блестели, полные губы казались мокрыми, а кожа на шее и щеках обвисла. Монотонный голос мужчины соответствовал его расслабленной позе. — Что ж, я должен был ожидать, что мои отношения с Харумэ рано или поздно станут известны: мэцукэ знают свое дело. Однако я рад, что это всплыло после ее смерти, когда уже ничто не имеет значения. Я готов ответить на все ваши вопросы.
Сано решил умолчать о дневнике госпожи Харумэ и не стал разубеждать даймё в мысли, что их связь раскрыли шпионы Токугавы.
— Возможно, нам было бы лучше переговорить с глазу на глаз, — сказал он, взглянув на госпожу Мияги. Вряд ли господин Мияги захочет говорить при супруге об интимных подробностях своих отношений с наложницей сёгуна.
Однако Мияги сказал:
— Моя жена останется здесь. Ей уже все известно обо мне и Харумэ.
— Мы дальние родственники, и наш брак заключен по расчету, — пояснила госпожа Мияги низким, мужским голосом. Она и в самом деле была поразительно похожа на своего мужа — те же кожа, черты лица и худощавая фигура. И все же ее поза была напряженной, карие глаза тусклые, ненакрашенные губы плотно сжатые. Если внешность господина Мияги говорила о слабости и чувственности, то она в своем парчовом кимоно казалась воплощением суровости и сухости. — У нас нет необходимости что-то скрывать друг от друга. Но возможно, вы отчасти правы, — добавила она и подала знак девушкам, которые встали и опустились перед ней на колени. — Это наложницы моего мужа, — пояснила госпожа Мияги, удивив Сано, который решил, что девушки их дочери. Она по-матерински погладила каждую по щеке. — Можете идти. Продолжайте упражняться в музыке.
— Да, досточтимая госпожа, — хором отозвались наложницы и, поклонившись, вышли из комнаты.
— Значит, вам известно, что ваш муж тайно встречался с Харумэ в Асакусе? — спросил Сано госпожу Мияги.
— Конечно. — Губы женщины изогнулись в улыбке, обнажая вычерненные зубы. — Я отвечаю за все развлечения моего господина. — Господин Мияги утвердительно кивнул. — Я сама выбираю ему наложниц и проституток. Прошлым летом я познакомилась с госпожой Харумэ и представила ее мужу. Я организовывала каждую встречу, направляя Харумэ письма, в которых сообщала, когда ей нужно быть в гостинице.
