Дело княжны Саломеи - Хакимова Эля (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt, fb2) 📗
Грушевский вышел на Литейную, побродил среди книжных развалов устроенной перед Мариинской уличной книготорговли. Зачем-то купил подшивку старых журналов «Нивы». Мимо прогремела конка с неизменными призывами «пить коньяк Шустова» и «растить усы при помощи Перуина» на синих бортах. Бездумно скользнул по обложкам предлагаемых книг. «Вавочка» и «Счастье» Вербицкой, Бебутов, Брешков-Брешковский… Споткнулся на открытках с голыми нимфами, плюнул в сердцах. Продавец, похожий на задорную таксу, подскочил к нему, словно по сигналу охотничьего рожка к дичи:
— Чем-с изволите интересоваться? — Ушлый малый с профессиональной чуткостью определил, что сальности покупателю не по вкусу. Модные усики остренько вздернулись, черные глазки загорелись. — Обратите внимание, любопытный материал в последнем выпуске «Вестника французской графологической школы». Громкое дело с участием нашего соотечественника — известного чудака князя Тюрка.
— Что-что? — очнулся Грушевский. — Того самого, который…
— Вернулся на родину, осиянный скандальной славой, — услужливо кивнул малый. — Он, и никто иной, устроил конфуз во время аукциона, на котором продавалась знаменитая рафаэлевская «Мадонна с вуалью». То есть почтенная публика думала, что рафаэлевская, пока князь Тюрк не доказал, что подпись на картине фальшивая. Чем опровергнул авторитетное заключение французских экспертов-графологов. Так наш русский идиот посрамил заграничных специалистов!
В конце статьи поместили фотографию того самого Т. Это оказался человек с исключительно благородной внешностью молодого Дон Кихота, худощавый, застывший в какой-то неудобной позе и пристально смотрящий прямо в глаза Грушевскому. И хотя он имел вид человека, забывшего, где находится, но сосредоточенность и спокойствие в его глазах убеждали, что он несказанно далек от сумасшествия или слабоумия. Неужели это именно его, обладателя такого проницательного взгляда и уникальных способностей, на родине в один голос обвиняют в идиотизме?! Здесь, однако, загадка, решил про себя Грушевский и отправился прямиком во дворец на Невском, по адресу, указанному в письме Васе Копейкину. Уж больно любопытным показалось ему знакомство с человеком, утершим нос лучшим парижским докам. К тому же совестно было перед профессором Копейкиным даже не попытаться ублажить попечителей его драгоценной больницы.
Для себя он твердо решил оставить свою новую должность, как только подберется другой кандидат, которого обещал ему Копейкин. Хотя его компаньонство никакими хлопотами не грозило, но чувствовался во всей этой истории неприятный запашок. Родня Тюрка вела себя в высшей степени вежливо и холодно. Впрочем, виделся он лишь с теткой несчастного Ивана Карловича, весьма знатной дамой такого высокого полета, что никакого другого повода для знакомства Грушевский себе представить не мог. Фрейлина Ее Императорского величества приняла старого полицейского доктора в своем дворце на Невском проспекте. Говорила коротко и вежливо, как с лакеем, хотя и предложила чаю, от которого гость предпочел отказаться.
Едва взглянув на рекомендательное письмо, фрейлина потребовала паспорт Грушевского. Бессрочный паспорт, выданный еще в тысяча восемьсот девяносто пятом году, не имел фотографии. В графе «На основании каких документов выдан сей паспорт» значилось бесхитростное: «лично знаком». Этот документ Максим Максимович выправил, когда ездил в Самару по делу фабриканта Выродова — местному врачу, не знакомому с судебной патологоанатомией, требовалась консультация специалиста. Прочитав паспорт и чуть поморщившись, словно он дурно пах, Анна Владимировна пригласила своего племянника.
Перед Грушевским предстал высокий, худой человек с чрезвычайно неэмоциональным лицом. Да и вся его фигура отличалась некоторой нескладностью и неподвижностью, словно он был железным механизмом, который давно не смазывали. Человеком Тюрк оказался спокойным до крайности. До таких нечеловеческих пределов, что Максим Максимович про себя не уставал удивляться этой особенности его нового знакомого. Ростом он оказался много выше Грушевского, станом строен, руки и ноги имел чрезвычайно длинные. Глаза, так поразившие на фотографии, в жизни оказывали такое же сильное воздействие, а цвета и вовсе оказались удивительного темно-синего и вроде даже постоянно меняли оттенки, наподобие хамелеоновых. Впрочем, глазеть на него Грушевский не дерзнул, лишь вежливо поклонившись. И хотя Тюрк стоял перед теткой навытяжку, Максиму Максимовичу подумалось, что, возможно, его недомогание не требует таких забот и волнений, какие проявляет родня. Он-то ожидал увидеть едва ли не слюни, распущенные по манишке, а здесь вполне себе приличный человек.
— Иван Карлович Тюрк, — представился тот и поклонился с послушанием хорошо выученного пса.
— Максим Максимович Грушевский, очень приятно.
— Царица Агафья, урожденная Грушевская. Житие ее было 18 лет, — вдруг выпалил Тюрк.
— Что ты, батюшка? Нездоров, что ли? — сразу раздражилась Анна Владимировна, веко ее задергалось, а без того узкие губы сжались в тонкую нитку.
— В кремле видел. Некрополь в Архангельском соборе, надпись на одном надгробье царской семьи в допетровскую эпоху, — пояснил Тюрк. — Рядом царевич Илья. Житие его было шесть дней.
Так Грушевский впервые узнал об одной очень редкой особенности Тюрка — феноменальной памяти на любые тексты, печатные ли, высеченные или рукописные.
— Что за Агафья? Почему Агафья? Немедленно говорите, сударь. Тоже в родстве с Романовыми? — требовательно подняла бровь Анна Владимировна, с трудом успокаивая бурю негодования. Нетерпеливо постукивая сухой ладонью по ручке кресла, она с подозрением воззрилась на гостя. Сходство дама имела не с человеком, но с грифом: и одета в черно-белые перья, и воротничок высокий, и глаз в монокле вращала совсем золотой.
— Это, изволите видеть, моя прапрапрабабка. Молодая была образованная боярышня, знала несколько языков, приглянулась взошедшему тогда на престол Федору Алексеевичу, сыну Марьи Ильиничны Милославской и царя Алексея Михайловича. Но умерла в юности при родах. Так что формально не в родстве… — замялся Грушевский. Фамилия его действительно была древней и уважаемой, но семья давно обеднела и уже много поколений жила своим трудом. Вот уж не думал, что придется смахнуть пыль веков с имен своих пращуров перед лицом такой знатной слушательницы.
— Ну, прощай, сударь, мне с Максим Максимовичем о деле надо поговорить. — Анна Владимировна не глядя протянула племяннику руку для поцелуя. Тюрк резко, словно на пружине, встал и с лицом, на котором не дрогнул ни один мускул, развернулся и пошел к дверям, руки так и не поцеловав.
Фрейлина безнадежно вздохнула, опустила холеную кисть на подлокотник кресла. Но в этот момент Тюрк вспомнил, вернулся и схватил ее руку, основательно перепугав пожилую даму, уже начавшую было говорить с Грушевским.
— Видите теперь, как я страдаю? — с видом великой мученицы спросила она. — Иван Карлович — человек совершенно не светский. А пригласили мы вас ему в компаньоны для нескольких путешествий вблизи Петербурга. Сначала поедете в Свиблово. Там одна моя старая знакомая свою дочь-княжну замуж продает, тоже фантазерка. Ну, да я ей не судья. Там вас встретят, я списалась с управляющим. Даром, что праздник у них. Вы Тюрка подальше от людей-то приличных держите, авось и обойдется. О гонораре переговорите с моим секретарем.
— Мадам, — выпрямился Грушевский. — Я согласился помочь вам по просьбе моего друга профессора Копейкина. Если вам угодно отблагодарить его, средствам вашим будут рады в Мариинской больнице. Ее подопечные нуждаются больше, нежели старый слуга государя и отечества.
Фрейлина несколько удивленно приподняла бровь и сжала свои тонкие губы, еще раз оглядев стоявшего перед ней Грушевского. Помолчав, она подала ему руку и перекрестила:
— Ну, с Богом! Надеюсь, хотя бы против того, чтобы Иван Карлович оплачивал дорожные расходы, вы ничего не имеете. Вернитесь только до моих именин, а там посмотрим, куда дальше его везти.
