Презренный кат (СИ) - Филиппов Алексей Николаевич (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
— Государь на подъезде! Всем солдатам на дорогу! Бегом ракудриттвую вашу мать! Чего телитесь! Да я вас на каторге всех сгною! Всех! Собачьи дети!
Солдаты, пришедшие в сарай, засуетились и, подгоняя друг друга, убежали. Еремей быстро выбрался из укрытия, взмахом руки позвал спутницу и метнулся к выходу. Надо было, воспользовавшись, счастливым случаем поскорее покинуть сарай. Вдруг солдаты вернуться? Надо было быстрее убегать к лесу, но убежать им сегодня, было не суждено. Ворота полуразрушенного сарая смотрели на дорогу, а как раз по дороге редкой цепью выстроились солдаты. Кат опять стукнул по стене многострадального сарая и повел Настасью вновь зарываться в солому. Больше деваться им было некуда. Они немного полежали молча, а потом Чернышев зашептал.
— А чего ты так Государя — императора нашего не любишь?
— А чего его любить? — чуть слышно фыркнула в ответ женщина. — Это же ирод настоящий. Ирод и сатана.
— Как чего любить? — удивленно вскинул густые брови Еремей. — Он же царь богом нам данный. Царя не любить нельзя. Грех царя не любить. От Бога он.
— Душегуб он, а не царь.
— А царям, милая моя, без этого нельзя, — грустно вздохнул кат. — Коли он не будет души губить, так его душу быстро сгубят. У них, у царей — всегда так. На то они и цари. Ты думаешь просто им? Ой, не просто. Уж я-то знаю. Так что ты особо строго царей не суди.
— А безвинных-то, зачем губить? — не унималась Настена. — Зачем?
— Так безвинных никто и не губит. Вину-то у всякого найти можно. Только поищи, как следует, не ленись и не одну найдешь, а с десяток, не меньше. Безвинных цари не губят. Да и не бывает безвинных людей на белом свете. Совсем не бывает, поверь мне, потому и не губит безвинных никто.
— Губят, как еще губят. Ты не знаешь просто. Вот батюшку моего сатана лупоглазый за что погубил?
— Бунтовщик был, поди, твой батюшка, вот и попал под государеву строгость. Речи, поди, любил он подлые вести. Вроде тебя вот. Я таких много перевидал. А от государя нашего Петра Алексеевича ни одному крамольнику не скрыться. За версту он их чует. И раз твой отец попал под государеву длань, то он точно бунтовщик. Я вот только не знаю: тайный он или явный?
— Никакой он не бунтовщик, — встрепенулась попутчица ката, — торговец он. Торговец смолой сосновой. Поехал батюшка в Петербург смолу продавать. Часть сам он накурил, часть у соседей скупил и поехал. Прослышал батюшка, что в Петербурге цены выгодные дают, нагрузил две телеги и пустился в дальний путь. Напарник с ним в последний день ехать отказался, вот батюшка и решился меня взять. Мне тогда только шестнадцатый годок шел. Девчонка ещё совсем была, да только взять-то с собой батюшке больше некого было, вот он и взял меня. Ругался очень, но взял. До города Петербурга мы быстро доехали, да и в городе все хорошо было. Наша смола корабельщикам понравилась, и велели они сразу же прямо к корабельной стройке товар подвезти. Их старшина место мне показал, а я уж батюшку к месту тому проводила. Только мы подъехали к стройке-то, а туда, как на грех, сатана лупоглазого принес.
— Государя что ли? — удивленно уточнил Еремей.
— Его. Только мне кажется не царь он, а бес настоящий. Сущий сатана. Я как его рядышком увидела, так обомлела вся. Глаза у него огнем горят, щека дергается, и мечется он: то туда — то сюда. То у плотника топор вырвет, и бревно тесать начнет. Ударит два раза по бревну, топор бросит и к кузнецу бежит, вырвет молот, стукнет по наковальне, а потом к паклевщикам. А за ним прихлебатели его бегают, да восхищаются неизвестно чем. Умения какие-то хвалят во весь голос. Смеются сами, наверное, над ним из-под тиха. Хитрые они. Ни одного дела у лупоглазого ведь не получается, а как делу получиться, если он его бросает, не успев, как следует начать. Бегает, руками машет, кричит на всех, а никакого дела до конца справить не может.
— Вот здесь ты Настена врешь, — обиженно возмутился Чернышев. — Государь он по многим делам мастер: он и токарь, он и плотник, он и лоцман. У него умения такие, что другим и не приснятся. Мне про его умения очень верные люди сказывали. Такие сказывали, которые врать не умеют. Руки, говорят, у Петра Алексеевича золотые.
— Тебе сказывали, а я сама видела, — чуть слышно усмехнулась женщина. — Ничего он не умеет, как следует. Ничего. Хватается за всё, а хоть бы чего получилось? Я из-под телеги долго за ним следила. И вот подбегает лупоглазый к телеге нашей. Смолу пальцем тычет и орет: «это что!?». Будто сам не видит? Ему всё сказали, и уйти бы уж ему, но тут батюшка мой извергу на глаза попался, а тот орет: «Давай я тебя поцелую купец за товар отменный!». В другой раз может быть, всё и обошлось, но у батюшки за день до этого зуб заболел, да щека припухла. «Чего это у тебя? — опять орет сатана лупоглазый. — Дайте мне щипцы, лечить буду купца. Не хочу, чтоб он маялся сегодня!» Какой-то доброхот щипцы сразу подает, другой батюшке руки скрутил. Ирод щипцы отцу в рот сует, тащит оттуда зуб, и поднял его на всеобщее обозрение, дескать, смотрите какое гнилье, я вытащил, а зуб-то оказался здоровым Лупоглазый ногой топнул и опять щипцами в рот норовит да еще ругается при этом. «Все из-за тебя купчина, — вопит. — Это я в бороде твоей запутался, потому и с зубом промахнулся. Режьте ему бороду братцы!». Второй зуб тоже здоровым оказался и лишь третий немного с червоточинкой. Отец бледный стоит, кровь у него в бороды капает, а ирод не унимается. «Чарку купцу! — орет. — Пусть за оздоровление свое выпьет». Кто-то стакан с вином подал, а лупоглазому опять не так. Опять неймется. «Что это за чара? — сверкает он зло очами — ковш подайте, да чтоб поболее ковш был!». Заставили изверг батюшку ковш вина залпом выпить. Он как выпил его, так и упал здесь же у телеги, а в ночь помер. Закопали его, смолу забрали, и не стало у меня отца. Вот ведь что ирод с нами сотворил.
— А ты как же без батюшки-то в Петербурге жила? — еле слышно спросил Чернышев.
Настасья ничего ему не ответил. Лежала она тихо-тихо, и будто не было её рядом. Еремей ещё раз спросить не решился, отодвинул немного от лица солому и стал смотреть на сумрак под потолком сарая. Сначала в сумраке, ничего кроме плохо отесанных жердей, не было видно, а потом выплыл неизвестно откуда генерал Ушаков, и строго погрозив Еремею пальцем, зашептал.
— Не верь никому Чернышев, Государь наш Петр Алексеевич по всем делам мастер, а баба эта врагами к тебе подослана. Мерзавка она. Таких мерзавок сейчас много по государству русскому ходит. Смотри Чернышев, как бы и тебя она с пути праведного не свернула бы. Смотри.
— Да какая же она мерзавка, господин генерал? — сразу же попытался разубедить начальника Чернышев. — Несчастная она. Видишь, как с отцом-то у неё получилось? Государь его облагодетельствовать хотел, а вон как оно получилось-то. У мерзавок так не получается. Какая же она мерзавка после всего этого? Ты вот сам посуди.
— Такая же, как и ты, — не дал кату закончить оправдательной речи генерал и уполз ужом под застреху.
Еремей захотел ему что-то крикнуть вслед, но не смог, будто крепкими нитками, сшили ему рот, никак губ раскрыть невозможно.
— Ну, раз я кричать ничего не могу, то надо хотя бы догнать Андрея Ивановича, — решил, быстро поднимаясь с соломы кат, и ловко юркнул под ту же застреху, что и генерал. — А то вдруг он плохое чего про меня подумает? Тогда уж очень нехорошо получится. Вдруг обидится, а генералов никак обижать нельзя.
Там за застрехой оказался широкий колодец, в который Еремей прыгнул без малейших сомнений. Просто так взял и прыгнул, не думая, а что же ждет его там внизу? Внизу могло быть всё, что угодно: и камни острые, и вода ледяная, да что там вода, там даже яма змеиная могла быть. Подумай Чернышев тогда хотя бы миг, он бы наверняка от такого безрассудного прыжка отказался. Да только вот он не подумал и летел теперь со свистом в темную бездну. И вот тут в полете у Еремея появилась возможность испугаться, да только он не успел. Вместо испуга на него изумление напало. Упал кат вместо змеиной ямы на солнечную земляничную поляну. Красиво было кругом: в сочной изумрудной траве, среди светло-голубых колокольчиков, сверкали на солнце алые ягоды вперемежку с белыми цветами, а над ними кружили светло-желтые шмели и розовые бабочки. Крылья бабочек так сверкали на солнце, что сияние над поляной висело, будто в столичном храме на великий праздник. Заглядеться бы на такую красоту подольше, но нельзя было. Шагал навстречу Чернышеву широким шагом сам Государь-Император Российский Петр Алексеевич и нес он в руках огромные черные щипцы.
