Изумрудный шторм - Дитрих Уильям (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT, FB2) 📗
Идея эта была постыдной и мерзкой, но в наших обстоятельствах не столь уж и глупой. К тому же Астиза была готова скорее отсечь себе руку саблей, чем провести несколько недель или даже месяцев в обществе этой пустоголовой болтушки-аристократки леди Лавингтон. Она сгорала от нетерпения начать поиски Гарри и готова была сама кастрировать Леона Мартеля, если представится такая возможность. Ее колдуны и божки в корабельном кубрике успели предупредить о многом, и ей хотелось испытать судьбу и сотворить нечто неожиданное и необыкновенное. К тому же и я буду рядом и всегда смогу защитить ее честь.
– Уверен, что этот французский генерал достаточно осторожен и не станет распускать руки, общаясь с женой американского дипломата, – заметил я.
– Напротив. Думаю, что наставлять мужчинам рога доставляет ему больше удовольствия, нежели сами романы с их женами, – возразил губернатор. – И еще он пользуется своей безнаказанностью: его спальню охраняют солдаты.
– Да, это не слишком радует, – помрачнел я.
– Но Итан, так мы ничего не добьемся. Я буду только притворяться, обещаю! – заверила меня супруга.
Я вздохнул.
– Да, конечно. Что плохого тут может случиться?
Астиза обернулась к губернатору.
– Вы должны доставить нас в Санто-Доминго.
Лавингтон кивнул.
– Смотрю, ваша жена настроена весьма решительно.
– Но это единственный способ осуществить задуманное! – воскликнула Астиза.
– Нам удалось захватить корсарское судно. На нем мы отвезем вас до Кап-Франсуа [17], под флагом лягушатников. И вы высадитесь в этом городе на берег под видом американских дипломатов.
– Что ж, договорились, – сказала Астиза.
– А мнения супруга не хотите знать?
– Ну, что думаешь по этому поводу, Итан? – Моя жена была поистине несгибаема, как настоящий рыцарь.
Что ж, думаю, все и без того понимали, каков будет мой ответ. Я хоть и нехотя, но согласился.
– Тогда постарайся использовать свои чары, чтобы найти нашего сына. И чтобы я мог застрелить Мартеля, а потом забыть обо всем этом раз и навсегда. А может, я и Рошамбо заодно прикончу. Буду целиться ему в пах.
– В очередной раз вам придется сыграть роль героя, мистер Гейдж, – сказал Лавингтон. – Шпиона в лагере французов, искателя приключений в джунглях, заговорщика на стороне черных повстанцев – и все это на острове, объятом пламенем волнений. – Он так и расплылся в улыбке. – И давайте проясним кое-что. Главная ваша цель – это чтобы здесь у нас, в Карлайле, было безопасно.
Часть вторая
Глава 17
Желтая лихорадка начинается с острой боли. Причем не только в желудке и нижней части живота, но и, сколь бы странным это ни казалось, еще и в ногах и глазницах. Ощущение такое, словно глазные яблоки вот-вот лопнут – так говорили мне страдающие от этой болезни в Санто-Доминго. А затем глаза остекленевали, и из них потоком лились слезы.
В каждом случае одна и та же картина. Лицо краснеет. Поднимается температура. Больному становится трудно дышать, он боится задохнуться и в ужасе хватает ртом воздух. На языке и зубах образуется плотный беловато-желтый налет, рвота желтого цвета, а фекалии с кровью. Губы покрываются черной корочкой. Заболевшие не могут пить. На теле открываются и воспаляются все новые глубокие раны. Впечатление такое, словно тело растворяется изнутри, больной теряет половину своего веса.
Более жуткую болезнь просто трудно себе представить.
Особое же ее коварство заключается в том, что порой больному вдруг становится лучше, и все думают, что он пошел на поправку. Но обычно это улучшение – лишь знак близкого конца. Несколько часов передышки, а затем судороги, кровотечение из носа и слабеющий пульс. Разные жидкости так и изливаются из всех отверстий. Тело – «уже труп», говоря языком врачей. Доктора тут мало что могут сделать, разве что вливать в это тело пинты крови в напрасной попытке хоть как-то поддержать жидкостный баланс. Во французских госпиталях возле кровати каждого больного стоит сосуд с кровью.
И никакое кровопускание тут не помогает. Напротив, оно лишь приближает конец. Все солдаты, которых отправляли в госпиталь, расценивали это как смертный приговор. Из десяти заболевших выживал только один.
Врачи терпели полное поражение. А потом заражались и тоже умирали.
Желтая лихорадка косила ряды наполеоновских легионов на Карибах. Бонапарт бросил туда два полка польских наемников, и ровно половина этих людей погибла через десять дней после высадки на берег. Потом прибыл шведский корабль с грузом оружия и амуниции – болезнь сразила всех членов команды, уцелел лишь один юнга. Вновь прибывшие французские офицеры так быстро становились жертвами этой страшной болезни, что те, кто уже был на острове, избегали вступать с ними в дружеские отношения, чтобы новые их товарищи могли протянуть хотя бы на неделю дольше. То, что французы называли mal de Siam [18], было разновидностью одной из лихорадок, бушующих в азиатских государствах, причем в более холодные зимние месяцы болезнь там, как правило, отступала. Но она угрожала каждой военной кампании и превращала каждое выступление войск в насмешку. Желтая лихорадка стала настоящим проклятием белой расы.
Остатки французской армии отступили в Кап-Франсуа, город на севере гаитянского побережья, где было выстроено целое кольцо фортификационных сооружений, чтобы удерживать восставших рабов на почтительном расстоянии. Там они сидели и прозябали. Огромная лесополоса, идущая от плантаций к городу, была вырублена: стволы пальм шли на изготовление брустверов. Между пнями торчали кресты и свежие могильные холмики из красноватой земли, а также зияли ямы для новых захоронений. Нескольких рабов, не успевших сбежать из города, каждый день заставляли копать дюжины новых ям, и бедняги наверняка предвкушали, что те скоро заполнятся трупами их хозяев.
Особенно бушевала болезнь жарким и влажным летом. Медики считали, что дело в миазмах от испарений, которые поднимались от болот, что это они вызывают лихорадку. Но осада продолжалась, съестные припасы истощались, а желтая лихорадка продолжала свирепствовать и в более прохладные месяцы – в октябре и ноябре. Чтобы подавить отчаяние, французские аристократы начали устраивать шумные праздники. Винные погреба опустошались, храбрость и бодрость духа начинали все больше зависеть от рома.
Здесь, в этом залитом солнцем прибежище смерти, мы и начали искать нашего сына Гарри и его похитителя Леона Мартеля. Было начало ноября. Трехлетие сынишки мы отмечали 6 июня, в его отсутствие, и жарко молились о том, чтобы в следующем году отпраздновать его четырехлетие вместе. В 1803 году маленькие дети умирали часто. Астиза мучительно переживала расставание с сыном. Я же испытывал гнев и чувство вины – проклинал себя за то, что не уберег мальчика, что именно я несу за это ответственность. Я считал, что недостоин называться отцом в полном смысле этого слова.
С моря Кап-Франсуа, подобно многим другим тропическим городам, выглядел так привлекательно. Вдоль широкой бухты северного побережья Санто-Доминго, у самой кромки воды, тянулся обсаженный пальмами бульвар. Он получил название набережная Луи, которое так и сохранилось с роялистских времен. Город, встававший за ним, напоминал декорации к спектаклю: он располагался террасами и поднимался от узкой и ровной кромки прибрежной земли все выше и выше по пологим зеленым горным склонам. Он так и искрился под яркими лучами солнца, точно от специальной подсветки.
Рядом с набережной тянулся ряд складов из кирпича и камня с красными черепичными крышами – подобные строения можно увидеть в каждом европейском порту. В более спокойные времена в районе гавани бурлила жизнь, вагонами грузились на корабли ром и сахар, сновали кареты и проводились аукционы по продаже рабов, а также шла оживленная торговля другим товаром. Надо заметить, что островные плантаторы могли похвастаться куда более высокими среднегодовыми доходами, нежели французские роялисты у себя на родине, и нувориши-колонисты не стесняли себя в расходах. С баркасов, что отплывали от торговых судов, сгружалась роскошная мебель. Из парижских магазинов прибывали целые сундуки с нарядами, а из Китая, после транзита через Европу, поступали тщательно упакованные чай и фарфоровые сервизы. Закованные в кандалы африканские пленники, шаркая и звеня цепями, унылой цепочкой тянулись на осмотр – так и я некогда ходил по Триполи в кандалах. Их раздевали донага, ощупывали и осматривали со всех сторон, точно это были фрукты, а не люди.
