Пелагия и Черный Монах - Акунин Борис (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
- Не знаю...
Зато он знал, что погибает, и уже готов был погибнуть, даже желал этого. Оранжевая полоса заката растопырилась в обе стороны от черного коня, словно у него вдруг выросли огненные крылья.
- А я верю. Я уронила платок, вы подобрали. А может быть, это и не платок вовсе?
Товарищ прокурора растерянно посмотрел на лоскут, все еще зажатый в его пальцах, и подумал: я похож на нищего, что стоит с протянутой рукой.
Голос всадницы сделался грозен:
- Хотите, я сейчас поверну лошадь, да и ускачу прочь? И вы никогда меня больше не увидите! Так и не узнаете, кто кого обманул - вы судьбу или она вас.
Она дернула уздечку, развернулась и подняла хлыст.
- Нет! - воскликнул Матвей Бенционович, разом забыв и о Маше, и о двенадцати чадах, и о грядущем, тринадцатом - вот как невыносима показалась ему мысль, что странная амазонка навсегда умчится в сгущающуюся тьму.
- Тогда беритесь за стремя, да крепче, крепче, не то сорветесь! приказала она.
Как заколдованный, Бердичевский вцепился в серебряную скобу. Наездница гортанно вскрикнула, ударила коня хлыстом, и вороной с места взял резвой рысью.
Матвей Бенционович бежал со всех ног, сам не понимая, что с ним происходит. Шагов через пятьдесят или, может, сто споткнулся, упал лицом вниз, да еще и несколько раз перевернулся.
Из темноты доносился быстро удаляющийся хохот.
"Остров, что за остров!" - бессмысленно повторял следователь, сидя на дороге и нянчя зашибленный локоть. Костяшки пальцев тоже были разбиты в кровь, но батистового платка Матвей Бенционович из руки не выпустил.
* * *
После невообразимого, ни на что не похожего приключения товарищ прокурора был явно не в себе. Только этим можно объяснить то обстоятельство, что он совершенно потерял счет времени и не помнил, как шел до гостиницы. А когда, наконец, очнулся от потрясения, то обнаружил, что сидит у себя в комнате на кровати и тупо смотрит в окно, на висящую в небе апельсиновую дольку - молодой месяц.
Механическим жестом достал из жилетного кармана часы. Была одна минута одиннадцатого, из чего Матвей Бенционович сделал вывод, что к реальности его, вероятно, вернул звон брегета, хотя самого звука в памяти не осталось.
Лев Николаевич! Он обещался ждать на скамейке не долее, чем до десяти!
Чиновник вскочил и выбежал из нумера. И потом, по улице и по набережной, тоже не шел, а бежал. Прохожие оглядывались - в чинном Новом Арарате бегу-человек, да еще поздно вечером, очевидно, был редкостью.
Из-за одного только разговора со свидетелем, пускай даже важным, Бердичевский сломя голову нестись бы не стал, но ему вдруг неудержимо захотелось увидеть ясное, доброе лицо Льва Николаевича и поговорить с ним, просто поговорить - о чем-нибудь простом и важном, куда более важном, чем любые расследования.
Белый купол ротонды, одной из местных достопримечательностей, был виден издалека. Товарищ прокуpopa добежал туда, совсем обессилев и уже не надеясь застать Льва Николаевича. Но навстречу бегущему со скамейки поднялась худенькая фигура, приветственно замахала рукой.
Оба обрадовались до чрезвычайности. Причем с Матвеем Бенционовичем еще понятно, но и Лев Николаевич, по всей видимости, тоже был весьма доволен.
- А я уж думал, вы не придете! - воскликнул он, крепко пожимая чиновнику руку. - Так уж сидел, на всякий случай. А вы пришли! Как это хорошо, как замечательно.
Ночь была светлая или, как говорят поэтические натуры, волшебная. Глаза Льва Николаевича и чудесная его улыбка были полны такого доброжелательства, а душа Бердичевского так мучилась смятением, что, едва отдышавшись, безо всяких предисловий и предуведомлений, он рассказал едва знакомому человеку о случившемся. По складу характера и глубоко укорененной застенчивости Матвей Бенционович отнюдь не был склонен к откровенничанью, тем более с посторонними людьми. Но, во-первых, Лев Николаевич отчего-то не казался ему посторонним, а во-вторых, слишком уж неотложной была потребность выговориться и облегчить душу.
Бердичевский рассказал про таинственную всадницу и свое падение (как буквальное, так и нравственное) безо всякой утайки, причем то и дело утирал стекающие по щекам слезы.
Лев Николаевич оказался идеальным слушателем - серьезным, не перебивающим и в высшей степени сочувственным, так что и сам чуть не расплакался.
- Напрасно вы так себя казните! - воскликнул он, едва чиновник договорил. - Право, напрасно! Я мало что знаю про любовь между мужчинами и женщинами, однако же мне рассказывали, и читать доводилось, что у самого примерного, добродетельного семьянина может произойти что-то вроде затмения. Ведь всякий человек, даже самого упорядоченного образа мыслей, в глубине души живет, ожидая чуда, и очень часто этаким чудом ему мерещится какая-нибудь необыкновенная женщина. Так бывает и с женами, но особенно часто с мужьями просто оттого, что мужчины более склонны к приключениям. Это пустяки - то, что вы рассказали. То есть, конечно, не пустяки, про пустяки я чтоб вас утешить брякнул, но ничего ведь не произошло. Вы совершенно чисты перед вашей супругой...
- Ах, нечист, нечист! - перебил добряка Матвей Бенционович. - Куда более нечист, чем если бы спьяну побывал в непотребном доме. То было бы просто свинство, телесная грязь, а тут я совершил предательство, самое настоящее предательство! И как быстро, как легко - в минуту!
Лев Николаевич внимательно посмотрел на собеседника и задумчиво сказал:
- Нет, это еще не настоящее предательство, не высшего разбора.
- А что же тогда, по-вашему, настоящее?
- Настоящее, сатанинское предательство - это когда предают впрямую, глядя в глаза, и получают от своей подлости особенное наслаждение.
- Ну уж, наслаждение, - махнул рукой Бердичевский. - А что до подлости, то я и есть самый натуральный подлец. Теперь знаю это про себя и должен буду со знанием этим жить... Эх, - встрепенулся он. - Если б можно было искупить ту минуту, смыть ее с души, а? Я бы на любое испытание, на любую муку пошел, только бы снова почувствовать себя... - Он хотел сказать "благородным человеком", но постеснялся и сказал просто. - ...Человеком.
- Испытывать себя полезно и даже необходимо, - согласился Лев Николаевич. - Я так думаю, что...
- Стойте! - перебил его товарищ прокурора, охваченный внезапной идеей. Стойте! Я знаю, через какое испытание я должен пройти! Скажите, ради Бога скажите, где находится тот дом, где жил бакенщик? Знаете?
- Конечно, знаю, - удивился Лев Николаевич. - Это вон туда, вдоль берега, до Постной косы, а после налево. Версты две будет. Да только зачем вам?
- А вот зачем...
И Бердичевский - видно, такая уж нынче была ночь - выдал сердечному другу все следственные тайны: рассказал и про Алешу Ленточкина, и про Лагранжа, и, разумеется, про свою миссию. Слушатель только ахал и головой качал.
- Клянусь вам, - сказал в заключение Матвей Бенционович и поднял руку, как во время произнесения присяги на суде, - что я немедленно, сейчас же, отправлюсь к этой чертовой избушке совсем один, дождусь полуночи и войду туда, как вошли туда Алексей Степанович и Феликс Станиславович. Наплевать, если там ничего не окажется, если всё суеверие и враки. Главное, что я свой страх преодолею и уже тем собственное уважение верну!
Лев Николаевич вскочил и с восторгом воскликнул:
- Как чудесно вы это сказали! Я на вашем месте поступил бы точно так же. Только знаете что... - Он порывисто схватил Бердичевского за локоть. - Нельзя вам туда одному идти. Очень уж страшно. Возьмите меня с собой. Нет, правда! Давайте вдвоем, а?
И моляще заглянул Матвею Бенционовичу в глаза, так что у того стиснулась грудь и снова потекли слезы.
- Благодарю вас, - сказал товарищ прокурора с чувством. - Я ценю ваш порыв, но сердце подсказывает мне, что я должен войти туда один. Иначе ничего не выйдет, да и настоящего искупления не получится. - Он выдавил из себя улыбку и даже попробовал пошутить. - К тому же вы существо столь ангельского образа, что нечистая сила вас может застесняться.
