Смерть на земле горшечника - Питерс Эллис (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
В действительности это произошло за три дня до смерти графа, с согласия его жены, но сейчас, решил Кадфаэль, не стоило говорить об этом.
Никогда еще перед другим человеком не открывал Руалд самые сокровенные уголки своего сердца, где, часто скрытый даже от него самого, находился образ его жены. В обители ее образ заслонили его страстное стремление к святости, несовершенство человеческой памяти и чувств, так что Руалд не мог вспомнить даже черты лица своей жены. Почему-то Руалд заговорил о ней с Кадфаэлем, и это потрясло его самого. Видно, пришло время, когда возвращалась память о прошлом, и воспоминания наполняли его острой, мучительной болью. Возможно, он так никогда бы и не открыл своего сердца, не заговорил бы о жене, не произойди этот разговор во вневременном уединении храма, в присутствии одного лишь свидетеля. Он словно беседовал с самим собой, просто и доверительно.
— Я не собирался причинить ей боль, моей Дженерис… Я просто должен был уйти. Но уйти можно по-разному. Мне не хватало мудрости. Не отличался я и обходительностью. И поступил — дурно. А ведь я оторвал ее от родных мест, и все эти годы она довольствовалась малым. Но я — мужчина, и мне больше ничего не было надо. Я никогда не давал ей и десятой доли того, что она давала мне.
Кадфаэль боялся пошевелиться, слушая, как брат Руалд тихим голосом продолжал свое печальное признание:
— Она была черноволосая и очень красивая, недаром ее все считали красавицей, но теперь я вижу, что никто не знал, какая это была красота, потому что для окружающих она словно набрасывала на себя вуаль. Только мне случалось видеть ее лицо действительно прекрасным, светящимся любовью. А кроме меня, вероятно, только перед детьми она представала без вуали. Своих детей, к сожалению, у нас не было. Поэтому она с такой нежностью и лаской относилась к чужим. Впрочем, она не оставляла надежду иметь собственного ребенка. Кто знает, может, от другого мужчины она смогла бы еще зачать.
— И ты был бы рад этому? — осторожно, чтобы не оборвать его воспоминаний, спросил Кадфаэль.
— Я был бы рад. Очень рад. Почему она должна оставаться бесплодной, когда мои желания теперь осуществились? Почему ей оставаться связанной, коли я — свободен? Я не думал об этом, когда пожелал служить Господу.
— Как по-твоему, она сказала правду тогда, при вашей последней встрече, что у нее есть любовник?
— Да, — не колеблясь ответил Руалд. — Я этому верю. Это не значит, что она не могла солгать мне — я был глуп и нанес ей, как я теперь понимаю, страшную обиду тем, что снова пришел к ней. Я думаю, что она сказала правду, — из-за кольца. Ты его помнишь? Кольцо, которое Сулиен принес с собой, когда пришел из Рэмзи?
— Я его помню, — ответил Кадфаэль.
В эту минуту зазвонил колокол, оповещающий монахов, что пришло время идти к заутрене. Но они, поглощенные разговором, его почти не услышали.
— Она никогда не расставалась с кольцом с тех пор, как я надел его ей на палец. Я не верю, что оно после стольких лет могло просто соскользнуть с ее пальца. В тот первый раз, когда я навестил ее с братом Павлом, оно на ней было. А вот во второй раз… я позабыл, но теперь вспомнил. Его не было при ней, когда я приходил в последний раз. Вместе с этим кольцом она освободилась и от супружеских уз. Она отдала кольцо кому-то другому и тем самым как бы отторгла меня. Да, я уверен, Дженерис имела любовника. Такого, который заслуживает любви, — так она сказала. Я всем сердцем надеюсь, что он оправдал ее ожидания.
Глава десятая
Во время праздничных церемоний и богослужений в честь святой Уинифред в дальнем уголке сознания Кадфаэля настойчиво, упорно, словно против его воли, билась мысль, ничего общего не имеющая с искренней любовью, которую он питал к этой святой, чья короткая жизнь была так жестоко оборвана. Он всегда представлял ее себе семнадцатилетней девушкой, милой, красивой, излучающей свет, преисполненной доброты (как до краев всегда был полон ее чудесный колодец), не страшащейся мороза, здоровой телом и духом. Ему и хотелось бы, чтобы в этот день все его внимание было занято только ею, но мысль упрямо возвращалась к рассказу Руалда, он словно видел бледную полоску на пальце, когда Дженерис сняла кольцо и тем самым отторгла того, кто ее бросил.
Теперь с еще большей очевидностью можно было сказать, что в этой истории замешан другой мужчина. Возможно, с ним она ушла из дому, чтобы обосноваться в другом месте, скорей всего в Питерборо или где-нибудь поблизости. Как раз этот район оказался сейчас таким неспокойным из-за этих варваров — солдат де Мандевиля. И возможно, Дженерис со своим мужчиной действительно решили бежать в более безопасное место. Они обратили все ценное, что у них было, в деньги и двинулись дальше, оставив в Питерборо кольцо, которое обнаружил Сулиен. Он-то и принес его и тем самым спас Руалда. Во всяком случае, Руалд в это верил. Каждое слово, которое он произносил в то утро перед алтарем, было исполнено искренности. Теперь многое зависело от тех сорока миль, что отделяли Кембридж от Питерборо. Расстояние само по себе не такое уж близкое, но если дела у короля пойдут успешно и он предпочтет обойтись без отряда Хью, который будет выгодней послать для охраны границы и наблюдения за графом Честерским, то возвращение через Питерборо ненамного удлинит путь Хью домой.
Если ответ будет положительным, подтверждающим каждое слово рассказанной Сулиеном истории, тогда Дженерис и впрямь жива, а покойница из Земли Горшечника пока будет пребывать безымянной. Но почему в таком случае Сулиен действовал столь решительно, хлопотал, чтобы оправдать Бритрика, человека ему постороннего? Откуда Сулиен мог знать, что он невиновен? Или что была жива или могла быть жива Гуннильд?
Если ответ будет отрицательным и Сулиен не проводил ночь у ювелира в Питерборо, не просил у него кольца, а от начала до конца выдумал эту историю, чтобы защитить Руалда, и для правдоподобия показал кольцо, которое находилось при нем уже давно, — значит, помогая другому человеку, он сам рыл себе яму.
Но ответа не было и ускорить поиски его было невозможно, так что брат Кадфаэль пока прилежно старался исполнять свои обязанности. Однако праздник Святой Уинифред он провел в раздумьях об этом деле. Следующие за ним дни он добросовестно трудился в своем садике, но куда делись его обычная сосредоточенность и внимание? Он был молчалив и редко обращался к своему помощнику, брату Винфриду, чей мирный нрав и искренний интерес к работе, к счастью, помогали ему спокойно относиться к переменам в настроении других, не теряя присутствия духа.
На первую половину ноября приходились праздники в честь валлийских святых. Брат Руалд напомнил Кадфаэлю, что шестого ноября будет день Святого Ильтуда, который с такой готовностью подчинился требованию своего ангела и презрел чувства супруги. В монастырях Англии этого святого почитали не слишком рьяно, зато святой Тисилио, чей день приходился на восьмое ноября, имел здесь, на границе с Повисом, гораздо больше почитателей. Его влияние распространилось и на соседние графства. Центром его пастырского служения являлась церковь Повиса в Мейфоде, расположенная в Уэльсе, недалеко от английской границы. Этого святого почитали в равной степени как за священнические добродетели, так и за военные доблести, за то, что он сражался на стороне христиан в битве при Мэзерфилде, близ Освестри, где король Освальд был схвачен и зверски убит язычниками. Поэтому восьмого ноября все валлийцы Шрусбери и Форгейта явились к заутрене. И все же Кадфаэль не рассчитывал на присутствие в церкви одной прихожанки из отдаленного манора.
Но незадолго до начала мессы она подъехала к привратницкой монастыря, сидя в дамском седле на лошади позади пожилого слуги. Ее почтительно опустил на вымощенный булыжниками двор более молодой слуга, ехавший следом на статной кобыле. Позади него сидела служанка — Гуннильд. Обе женщины остановились на минуту, чтобы оправить платье, затем со скромным достоинством пересекли двор и направились в церковь, госпожа — впереди, внимательная служанка — за нею следом. В это время слуги, переговорив с привратником, повели лошадей на конюшню. Совершенный образ молодой женщины, усвоившей правила поведения в соответствии со своим положением в обществе, путешествующей со служанкой-компаньонкой в сопровождении двух слуг? Пернель тем самым словно рассчитывала, что ее затея — подобный выезд из дома — привлечет к себе внимание. Она — старшая из детей лорда Отмира из Уиттингтона — была все-таки очень юной. Ей требовалось умерить свой природный нрав, заставить вести себя осмотрительно. И надо признать, что ей это отлично удавалось. В лице опытной Гуннильд она нашла преданную наперсницу. Они миновали большой двор, сложив руки на груди и опустив глаза долу, и через южный вход вошли в церковь, не рискуя встретить взгляд кого-нибудь из монахов, сновавших по монастырскому двору.
