Турецкий гамбит - Акунин Борис (онлайн книга без TXT) 📗

– Как здорово! – воскликнул Митя. – Правда, замечательно, Варвара Андреевна?

Варя промолчала, потому что не знала, замечательно это или нет. От Соболевской лихости у нее закружилась голова. И еще возникал вопрос: а ей-то как быть? Маршировать под барабан с егерским батальоном, держась за стремя Гульноры? Или оставаться среди ночи во вражеском городе одной?

– Гриднев, оставляю тебе моих конвойцев, будешь стеречь банк. Не то местные разворуют, а свалят на Соболева, – сказал генерал.

– Ваше превосходительство! Михал Дмитрич! – взвыл прапорщик. – Я тоже в Константинополь хочу!

– А кто будет Вагвагу Андгевну охганять? – укоризненно прокартавил д'Эвре.

Соболев достал из кармана золотые часы, со звоном откинул крышечку.

– Половина шестого. Часа через два – два с половиной начнет светать. Эй, Гукмасов!

– Слушаю, ваше превосходительство! – влетел в кабинет красавец-хорунжий.

– Собирай роты! Строить батальон в походную колонну! Знамя и барабанщиков вперед! И песенников тоже вперед! Пойдем красиво! Гульнору седлать! Живо! В шесть ноль-ноль выступаем!

Ординарец стремглав выбежал, а Соболев сладко потянулся и сказал:

– Ну-с, Варвара Андреевна, или стану героем почище Бонапарта, или сложу, наконец, свою дурную голову.

– Не сложите, – ответила она, глядя на генерала с искренним восхищением – уж до того он сейчас был хорош, истинный Ахиллес.

– Тьфу-тьфу-тьфу, – суеверно поплевал Соболев.

– Еще не поздно одуматься! – встрепенулся Перепелкин. – Позвольте, Михаил Дмитриевич, я верну Гукмасова!

Он уж и шаг к выходу сделал, но в этот миг…

В этот миг с лестницы донесся грохот множества сапог, дверь распахнулась и вошли двое: Лаврентий Аркадьевич Мизинов и Фандорин.

– Эраст Петрович! – взвизгнула Варя и чуть не бросилась ему на шею, да вовремя спохватилась.

Мизинов пробурчал:

– Ага, он здесь! Отлично!

– Ваше высокопревосходительство? – нахмурился Соболев, видя, что за спинами вошедших синеют жандармские мундиры. – Откуда вы здесь? Я, конечно, допустил своеволие, однако арестовывать меня – это уж чересчур.

– Арестовывать вас? – удивился Мизинов. – С какой стати? Еле пробился к вам на дрезинах с жандармской полуротой. Телеграф не работает, дорога перерезана. Трижды был обстрелян, потерял семерых. Шинель вот пулей пробита. – Он показал дырявый рукав.

Вперед шагнул Эраст Петрович. За время отсутствия он совсем не изменился, только одет был по-цивильному, сущим франтом: цилиндр, плащ с пелериной, крахмальный воротничок.

– Здравствуйте, Варвара Андреевна, – приветливо сказал титулярный советник. – К-как у вас волосы отрасли. Пожалуй, так все-таки лучше.

Соболеву слегка поклонился:

– Поздравляю с б-бриллиантовой шпагой, ваше превосходительство. Это высокая честь.

Перепелкину просто кивнул, а напоследок обратился к корреспонденту:

– Салям алейкум, Анвар-эфенди.

Глава тринадцатая,

в которой Фандорин произносит длинную речь

Не смешно, господа! Нужно быть страусом, чтобы не видеть нависшую над всей просвещенной Европой опасность. Промедление подобно смерти. Если мы будем, сложа руки, сидеть и смотреть, как скифские орды…»

Фандорин откинул с плеча плащ, и в его правой руке тускло блеснул вороненой сталью маленький красивый револьвер. В ту же секунду Мизинов щелкнул пальцами, в кабинет вошли двое жандармов и наставили на корреспондента карабины.

– Это что за балаган?! – гаркнул Соболев. – Какой еще «салям-алейкум»? Какой еще «эфенди»?

Варя оглянулась на Шарля. Тот стоял у стены, скрестив руки на груди, и смотрел на титулярного советника с недоверчиво-насмешливой улыбкой.

– Эраст Петрович! – пролепетала Варя. – Но ведь вы ездили за Маклафлином!

– Варвара Андреевна, я ездил в Англию, однако вовсе не за Маклафлином. Мне б-было ясно, что его там нет и быть не может.

– Но вы ни словом не возразили, когда его величество… – Варя осеклась, чуть не выболтав государственный секрет.

– Мои д-доводы были бы голословны. А в Европу наведаться все равно следовало.

– И что же вы там обнаружили?

– Как и следовало ожидать, происки английского кабинета не при чем. Это первое. Да, в Лондоне нас не любят. Да, готовятся к большой войне. Но убивать гонцов и устраивать диверсии – это уж слишком. Противоречит британскому спортивному духу. То же мне сказал и граф Шувалов.

П-побывал в редакции «Дейли пост», убедился в полной невиновности Маклафлина. Это второе. Д-друзья и коллеги отзываются о Шеймасе как о человеке прямом и бесхитростном, отрицательно настроенном по отношению к британской политике и, более того, чуть ли не связанном с ирландским национальным движением. Агент коварного Дизраэли из него никак не вырисовывается.

На обратном пути – все равно уж по д-дороге – я заехал в Париж, где на некоторое время задержался. Заглянул в редакцию «Ревю паризьен»…

Д'Эвре шевельнулся, и жандармы вскинули карабины, готовые стрелять. Журналист выразительно покачал головой и спрятал руки назад, под фалды дорожного сюртука.

– Тут-то и выяснилось, – как ни в чем не бывало продолжил Эраст Петрович, – что прославленного Шарля д'Эвре в родной редакции никогда не видели. Это третье. Он присылал свои блестящие статьи, очерки и фельетоны по почте или телеграфом.

– Ну и что с того? – возмутился Соболев. – Шарль не паркетный шаркун, он искатель приключений.

– И даже в б-большей степени, чем предполагает ваше превосходительство. Я порылся в подшивках «Ревю паризьен», и выяснились очень любопытные совпадения. Первые публикации господина д'Эвре присланы из Болгарии десять лет назад – как раз в ту пору в Дунайском вилайете губернаторствовал Мидхат-паша, при котором состоял секретарем молодой чиновник Анвар. В 1868 году д'Эвре присылает из Константинополя ряд блестящих зарисовок о нравах султанского двора. Это период первого взлета Мидхат-паши, когда он приглашен в столицу руководить Государственным Советом. Год спустя реформатора отправляют в почетную ссылку, в далекое Междуречье, и бойкое перо талантливого журналиста, как зачарованное перемещается из Константинополя в Багдад. Три года (а именно столько губернаторствовал в Ираке Мидхат-паша) д'Эвре пишет о раскопках ассирийских городов, арабских шейхах и Суэцком канале.

– Подтасовка! – сердито прервал говорившего Соболев. – Шарль путешествовал по всему Востоку. Он писал и из других мест, которые вы не упоминаете, потому что они выбиваются из вашей гипотезы. В 73-ем году, например, он был со мной в Хиве. Вместе умирали от жажды, вместе плавились от зноя. И никакого Мидхата там не было, господин следователь!

– А откуда он приехал в Среднюю Азию? – спросил генерала Фандорин.

– Кажется, из Ирана.

– Полагаю, что не из Ирана, а из Ирака. В конце 1873 года газета печатает его лиричные этюды об Элладе. Почему вдруг об Элладе? Да потому что патрона нашего Анвара-эфенди в это время переводят в Салоники. Кстати, Варвара Андреевна, помните дивную новеллу про старые сапоги?

Варя кивнула, глядя на Фандорина, как зачарованная. Тот явно нес нечто несусветное, но как уверенно, красиво, властно! И заикаться совсем перестал.

– Там упомянуто кораблекрушение, произошедшее в Термаикосском заливе в ноябре 1873 года. Между прочим, на берегу этого залива расположен город Салоники. Из той же статьи я понял, что в 1867 году автор находился в Софии, а в 1871 году – в Междуречье, ибо именно тогда арабские кочевники вырезали британскую археологическую экспедицию сэра Эндрю Уэйарда. После «Старых сапог» я стал подозревать мсье д'Эвре уже всерьез, но своими ловкими маневрами он не раз сбивал меня с толку… А теперь, – Фандорин убрал револьвер в карман и обернулся к Мизинову, – давайте подсчитаем ущерб, нанесенный нам деятельностью господина Анвара. Мсье д'Эвре присоединился к корпусу военных корреспондентов в конце июня прошлого года. Это был период победоносного наступления нашей армии. Дунай преодолен, турецкая армия деморализована, открыта дорога на Софию, а оттуда и на Константинополь. Отряд генерала Гурко уже захватил Шипкинский перевал, ключ к Большому балканскому хребту. По сути дела война нами уже выиграна. Но что происходит дальше? Из-за роковой путаницы с шифровкой наша армия занимает никому не нужный Никополь, а тем временем корпус Осман-паши беспрепятственно входит в пустую Плевну, сорвав нам все наступление. Вспомним обстоятельства той загадочной истории. Шифровальщик Яблоков совершает тяжкий проступок, оставив на столе секретную депешу. Почему Яблоков это сделал? Потому что его потрясла весть о неожиданном приезде невесты, госпожи Суворовой.