Дочь палача и черный монах - Пётч Оливер (книги бесплатно полные версии TXT, FB2) 📗
Сам дьявол проник в церковь, и справиться с ним мог только палач.
Некоторое время спустя Симон сидел в продуваемом всеми ветрами доме пастора, жевал хлебную корку и угрюмо прихлебывал чай из липовых листьев, который приготовила ему Магда. Вообще-то высушенные листья предназначались священнику, но теперь они ему были без надобности. Бурого цвета отвар напоминал о болезнях и вызывал сухость во рту.
Симон глотнул горячего варева и вздохнул. Он остался один. Пономарь отправился в Шонгау за палачом, а Магда пошла в деревню, чтобы сообщить ужасную весть. С тем, что священник объелся до смерти, она еще могла смириться, а вот то, что его отравили, явно в ее голове не укладывалось. Народ наверняка уже вовсю болтал об отравительницах и происках дьявола. Лекарь покачал головой. С какой радостью он сейчас вместо чая выпил бы чашку крепкого кофе! Но мешочек с мелкими зернами Симон держал дома, бережно храня его в сундуке. Последний раз он покупал кофе на аугсбургской ярмарке, и запасы эти почти истощились. Следовало его поберечь, ведь кофе был напитком редким и дорогим. Торговцы из Константинополя или даже более далеких стран привозили его не так уж часто. Симону нравилась ароматная горечь этого напитка, который прояснял мысли. С ним лекарь мог разобраться в самых запутанных ситуациях. И вот теперь чашка кофе была ему просто жизненно необходима.
За окном послышался шум, и Симон вздрогнул. Что-то щелкнуло и заскрипело, словно медленно открылись ворота на ржавых петлях. Симон прокрался к двери, приоткрыл ее и выглянул на улицу. Снаружи никого не было. Он хотел уже вернуться к столу, но взгляд его скользнул вниз, и лекарь с ужасом уставился на свежие следы, которые вели по снегу к церкви. Он проследил их путь до самого портала.
Широкие створки были приоткрыты.
Симон выругался. Он похлопал себя по карману – ключ от церкви лежал на месте. Но как, черт побери?..
Он стал лихорадочно осматривать комнату в поисках пригодного оружия. Взгляд его упал на мясницкий нож возле очага. Симон схватился за холодную рукоять, взвесил клинок в руке и вышел на улицу.
Следы, несомненно, принадлежали крупному человеку. Они шли напрямую от аллеи к церкви. Бесшумно ступая по снегу и, словно саблю, держа перед собой нож, Симон пробрался к порталу. Снаружи тьма в церкви казалась непроницаемой. Лекарь собрал все свое мужество и вошел внутрь.
В глубине зала лежал никем нетронутый пастор. С распятия над алтарем истекающий кровью Иисус устремил на Симона полный упрека взгляд. В нишах по обе стороны стояли резные фигурки мучеников, скорченных в предсмертной агонии. То были воплощения замученных и жестоко убитых святых. Например, святой Себастьян слева от Симона, пронзенный шестью арбалетными болтами.
Строительные леса, что высились до самой галереи, покрывал иней. Симон шагнул вперед, и вдруг рядом кто-то громко сплюнул. Выставив перед собой нож, лекарь стал лихорадочно озираться и вглядываться в тени, которые отбрасывали на стены святые мученики.
– Убери нож, пока не порезался, лекарь, – раздался откуда-то голос. – И прекрати красться по церкви, как вор. Иначе повешу тебя за расхищение церковного имущества.
Голос, судя по всему, доносился откуда-то с галереи. Симон поднял взгляд и за обветшалой балюстрадой увидел высокого, закутанного в плащ человека. Он пыхтел длинной трубкой и временами выпускал облачка дыма. Лицо его заросло бородой, он поднял воротник и надвинул на лицо широкополую шляпу, так что виднелся лишь кончик огромного крючковатого носа, а из-под полей шляпы сияли живым блеском глаза, насмешливый взгляд которых устремлен был на Симона.
– Господи, Куизль! – облегченно воскликнул Симон. – Ну и нагнали же вы на меня страху!
– В следующий раз, когда будешь красться где-нибудь, наверх не забывай поглядывать, – проворчал палач и стал спускаться вниз. – Иначе убийца твой прыгнет тебе на хребет, и поминай как звали нашего ученого лекаря.
Спустившись вниз, Якоб Куизль стряхнул известь с изодранного плаща, недовольно высморкался и ткнул трубкой в сторону мертвого священника.
– Жирный пастор, который ужрался до смерти… И ради этого ты послал за мной? Я палач и живодер, в мои обязанности входит убирать дохлую скотину, а вот мертвые священники меня не касаются.
– По-моему, его отравили, – тихо проговорил Симон.
Палач присвистнул сквозь зубы.
– Отравили? И ты решил, что я скажу тебе, каким ядом?
Симон кивнул. Палач Шонгау далеко за пределами города прослыл мастером своего дела, и не только по части казней, но также в искусстве врачевания и приготовления отваров. Шла ли речь о настойке из спорыньи и руты против нежелательной беременности, о нескольких пилюлях от запора или снотворном из мака и валерианы – простой народ с любой болячкой охотнее шел к палачу, нежели к лекарю. Палач и брал дешевле, и средства его действительно помогали. Симон довольно часто испрашивал его совета, когда дело касалось лекарств или непонятного заболевания, – к величайшему возмущению своего отца.
– Может, посмотрите на него поближе? – спросил Симон и указал на околевшего священника. – Вдруг удастся узнать что-нибудь про убийцу.
Куизль пожал плечами.
– Не знаю, что из этого должно получиться. Но коли на то пошло и раз уж я все равно здесь… – Он сделал затяжку и с любопытством взглянул на труп. Потом наклонился и стал внимательно изучать тело священника. – Ни крови, ни следов удушения. И никаких признаков борьбы, – пробормотал он и провел рукой по заледенелой одежде Коппмейера, на которой обнаружились остатки рвотных масс. – А с чего ты взял, что его отравили?
Симон прокашлялся.
– Пончики… – начал он.
– Пончики? – Куизль вопросительно поднял густые брови.
Лекарь пожал плечами и вкратце рассказал палачу все, что узнал от Магды и Гедлера.
– Лучше бы нам сейчас сходить в пасторский дом, – сказал он в заключение и направился к выходу. – Может, я что-нибудь недоглядел.
Когда они вышли за двери, Симон покосился на палача и спросил:
– А как вы вообще попали в церковь? Я-то думал, что ключ только у…
Куизль усмехнулся и показал лекарю длинный загнутый гвоздь.
– Эти двери в церквях только болван не откроет. Неудивительно, что их обворовывают по всей округе. Вообще не пойму, зачем эти святоши их запирают.
В доме Симон провел палача в общую комнату и показал на два оставшихся пончика и рвоту на полу.
– Их тут было, наверное, с полдюжины, – сказал лекарь. – Все намазаны медом. Хотя Магда утверждает, что ничего не мазала.
Куизль осторожно отломил кусочек теста и стал его нюхать; при этом он закрыл глаза, а ноздри его шевелились, как у лошади. Выглядело все так, словно он этот кусочек хотел втянуть носом. Наконец Якоб отложил его в сторону, опустился на колени и принялся нюхать рвотные массы на полу. Симон почувствовал, что ему становится дурно. В комнате стоял едкий запах уксуса, дыма и разложения. И чего-то еще, что лекарь не мог распознать.
– Что… что вы там нашли? – спросил он.
Палач выпрямился.
– Он меня до сих пор никогда не подводил, – сказал он и коснулся своего крючковатого носа. – Я тебе любую самую мелкую болячку вынюхаю из загаженного ночного горшка. А эта вот лужа пахнет смертью. Тесто – тоже.
Куизль снова взял кусок булочки и покрошил его в ладони.
– Отрава в меде, – пробормотал он через некоторое время. – Пахнет… – Он поднес тесто к носу и наконец улыбнулся. – Мышиной мочой. Как я и предполагал.
– Мышиной мочой? – растерянно спросил Симон.
Куизль кивнул.
– Так пахнет болиголов. Самое ядовитое растение в наших краях. Паралич медленно расползается от ног и выше, пока не дойдет до сердца. Можешь даже почувствовать приход смерти.
Симон с отвращением встряхнул головой.
– И кому такое на ум только могло прийти! Никто из деревни до такого не додумался бы, так? Какой-нибудь завистливый мастеровой просто пристукнул бы Коппмейера дубинкой. Но чтобы это…
