Мальтийский жезл [Александрийская гемма] - Парнов Еремей Иудович (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Сортируя уже просмотренные Крелиным фотокопии, Владимир Константинович собрал «Салернский кодекс здоровья» Арнольда из Виллановы и «Ботаники первоисточные основания» [3], изданные в 1785 году в Санкт-Петербурге Максимовичем-Амбодиком [4].

— Лекарства варил, — уважительно вздохнул Люсин, рассматривая на просвет пузырьки из темного стекла, снабженные латинскими этикетками. Судя по почерку и тщательно пронумерованным листам фотокопий, Солитов отличался скрупулезностью, граничащей с педантизмом. — Перегонял, экстрагировал…

— К нему тут многие обращались, — вздохнул сосед Караулкин. — Мою Марью Никитичну он, почитай, с того света возвернул. Да… Травку ей прописал от камней в почках.

— Ну и как? — заинтересованно спросил следователь.

— Как рукой сняло. И месяца не прошло. А ведь мучилась-то, мучилась…

— Что он, у себя в институте не мог заниматься? — ни к кому персонально не обращаясь, но как бы с затаенной обидой попенял Крелин. — Зачем же так — на дому, кустарно?

— Любитель, видать! — поддержал его Гуров.

— Мы еще ничего не знаем о том, что он мог, а чего не мог делать на кафедре, — хмуро ответил Люсин, выдержав долгую паузу. — Дайте срок — будем знать.

— Кое-что уже сейчас вырисовывается, — подал реплику Крелин, извлекая из-под бумажного вороха недопитый стакан чая. — Судя по грибку, — он показал следователю разросшиеся пятна бледно-голубой плесени, — действительно прошло несколько дней.

— Более определенно сказать не можете?

— Не могу, Борис Платонович, — досадливо отмахнулся Крелин. — А вот отпечатки, кажется,, есть! — Привычным движением он наложил прозрачную липкую ленту. — У тебя тоже что-нибудь нашлось, Володя? — спросил, не оборачиваясь.

— Как не найтись? — понимающе усмехнулся Люсин, беря двумя пальцами, очередную склянку. — Вырисовывается понемногу.

— Выходит, он врачеванием увлекался? — отвечая на какие-то свои мысли, заключил Гуров. — Знахарством?

— Знахарством? — Люсин прислушался к звучанию слова.

— Иначе зачем все эти банки с травами, какими-то корешками и прочей корой?

— Едва ли такой термин подходит к дипломированному фармацевту.

— Фармацевту? Вы точно знаете, Владимир Константинович? —спросил Гуров.

— Навел кое-какие справки, прежде чем выехать, — кивнул Люсин. — Солитов закончил фармацевтический факультет, кандидатскую получил без защиты в Военно-медицинской академии, докторскую — за работу по теории бесконечно разбавленных растворов.

— Бесконечно разбавленных? Такие действительно есть? — не отставал Гуров.

— Очевидно, если дают соответствующие степени.

— Вода, которую мы с вами пьем ежедневно, не что иное, как бесконечно разбавленный раствор, — хмыкнул Крелин, сливая подернутый плесенью чай в пробирку.

— А деньги он за лечение брал? — обратился Гуров к заскучавшему Караулкину.

— Что вы! Как можно! Это у него брали, кому не лень…

— Кто же, например? — вкрадчиво поинтересовался Борис Платонович.

— Мало ли… За дрова, например, крышу, починку забора. Давал всем, сколько ни спрашивали.

— Много тут шаромыжников шастало, — проворчала Аглая Степановна. — Чистые грабители!

— Ну, об этом у нас будет особый разговор. — Люсин обменялся с Борисом Платоновичем многозначительным взглядом. Может, и вы, Таня, скажете нам что-нибудь интересное? — ободряюще улыбнулся он почтальонше

— Я? — Она удивленно раскрыла подведенные зелеными тенями глаза. — Так не знаю я ничего такого. Они корреспонденцию на московский адрес получали, а сюда только «Вечерку» переводили. Брошу в ящик — и дело с концом.

— И то правда, — махнул рукой Люсин. — Вы девушка здоровая — кровь с молоком. Вам эта фармакопея, в сущности, ни к чему.

— А вот и нет! — обозначив симпатичные ямочки на щеках, просияла она. — Мне бабушка Аглая бородавки заговорила. Правда, бабуся?

— Может, и так, — кряхтя, откликнулась старуха. — Много вас, голоногих, ко мне бегало. Всех разве упомнишь?

— Подумать только! — скорее наигранно, чем действительно возмущенно, всплеснул руками Гуров. — И это в конце двадцатого века! Помните, у Пастернака? «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» Да они бы и так прошли, ваши детские бородавки!

— Ждать? Очень нужно! — растопырив ухоженные пальчики, она полюбовалась свежим маникюром. — Я не люблю, когда некрасиво.

— Вы и вправду умеете заговаривать? — полюбопытствовал Люсин.

— Не хочешь — не верь! — Аглая Степановна строго зыркнула прищуренным глазом. — Кому заговаривала, а кому и чистотелом свела. Вон его у нас сколько, — кивнула на окно, туже подвязывая косынку.

— Так можно договориться до нечистой силы, уважаемая Аглая Степановна, — строго и не без потаенной мысли, заметил Гуров.

— А ты рази не видишь, чьих это рук дело? — без тени улыбки сказала она, плавно взмахнув рукой.

— И то правда, — мягко поддержал ее Люсин. — Одна печь чего стоит! Чистый алхимический горн. Разве что воздуходувка взамен мехов приспособлена. А снадобья? Какие-то кости толченые, ракушки… Я даже банку с рассыпным жемчугом обнаружил. Так что вы поосторожнее на поворотах, Борис Платонович, а то как бы чего не вышло, — закончил с нажимом.

— Вы правы. — Гуров внял замаскированному шуткой предостережению. — Не будем спешить с выводами… Вы, кажется, хотели сказать что-то, Аглая Степановна?

— Так рази ты чему веришь? — Старуха мелко перекрестилась, нашептывая что-то себе под нос. — Не будет у нас разговора. Я вон ему лучше скажу, — она благосклонно покосилась на Люсина, — когда срок придет.

— И правильно, — сразу же согласился Гуров. — Только не пропустить бы момента, Аглая Степановна. Уж больно время дорого! И так сколько дней потеряли.

— Теперь уж не возвернешь, — старуха неприметно всхлипнула и поспешила отереть глаза концом косынки. — Да и не к чему.

— Почему вы так думаете? — с проникновенной грустью спросил Люсин, настраиваясь на одному ему ведомую волну.

— А то не знаешь? — Степановна с усилием сглотнула горький комок. — Нету его, батюшки нашего, Егора Мартыновича, нету. Напрасно ищешь. — Она обреченно шмыгнула носом.

— Вы в этом вполне уверены? — спросил Люсин, облизывая разом пересохшее нёбо.

— Да ты и сам так думаешь. — Она словно читала его мысли. — Когда еще в калитку входил, уже все знал. Я по тебе видела.

— Н-ничего я не знал, — через силу выцедил из себя Владимир Константинович и отвернулся.

— Черт-те что творится, — пробормотал Гуров и, вытащив сигареты, выскочил в коридор. Но, сделав две-три глубокие, кружащие голову затяжки, загасил окурок и поспешил возвратиться. — Можно вас на минуточку, товарищ Люсин? — позвал он, задержавшись в дверях.

Владимир Константинович недовольно дернул щекой и, поставив на место банку с притертой пробкой, в которой хранилась заспиртованная змея, придвинулся к следователю.

— По-моему, она что-то знает, — шепнул ему в самое ухо Гуров. — Не находите? — И поманил за собой в коридор.

— И даже очень многое, — едва слышно ответил Люсин.

— Может, допросить по всей форме? Прямо сейчас?

— Я бы не стал торопиться, — возразил Люсин. — Всему свое время.

— Ну, хорошо, — не без сомнения согласился Гуров. — Дело уж больно темное, не мое какое-то дело по всем статьям… Но алиби необходимо проверить безотлагательно.

— Слушаюсь, Борис Платонович.

— Так-так. — Следователь задумчиво поиграл спичечным коробком, куда вместе с пеплом упрятал смятую сигарету. — Владимир Константинович, можно вопрос?

— Слушаю вас, Борис Платонович. — Люсин удивленно приподнял брови.

— Вы в самом деле думаете, что Солитова нет в живых?

— Во всяком случае, серьезно это подозреваю, — ответил Люсин, подумав. — А что?

— Ничего, просто так, — отвечая каким-то своим думам, пробормотал Гуров. — А не получится, что старуха читает мысли?