Убийство на Аппиевой дороге (ЛП) - Сейлор Стивен (книги .TXT, .FB2) 📗
- Да нет, вряд ли.
- Но он наверняка умел ездить верхом. И не испугался бы поля, на котором ничего нет.
Я поглядел на молодого исполина, сидящего верхом с самым несчастным видом.
- Да ладно, не бери в голову, - сказал я, как можно мягче.
В конце концов, парень ни в чём не виноват. Ни в том, что Белбо больше нет; ни в том, что мы с Эко сваляли такого дурака.
Глава 14
- Ну что, Эко. Солнце уже высоко, утро выдалось что надо – холодное и ясное; на дороге, кроме нас, никого, да и вообще вокруг никого; и – слышишь?
- Ничего не слышу, папа.
- То-то и оно. Ни звука. Даже птица не чирикнет. Тишина и спокойствие. Я чувствую, как ко мне возвращается способность мыслить.
- Можно подумать, она тебя когда-то покидала, - рассмеялся Эко.
- Нет, Эко, я не шучу. Разве ты сам ничего не чувствуешь? Чем дальше мы отъезжаем от Рима, тем больше проясняется у меня в голове – буквально с каждым шагом наших лошадей. Как будто я долго находился во мгле – а теперь она, наконец, стала рассеиваться.
- Эта мгла была дымом от постоянных пожаров, папа.
- Видимая мгла – да. Но была ещё одна, невидимая глазу – мгла всеобщей паники, беспомощности, обмана. Она застилает Рим. Никто не может рассуждать здраво. Люди ведут себя, как безумные, мечутся, забиваются в норы, шарахаются от собственной тени. Словно в дурном сне, когда никак не можешь проснуться. Теперь я начинаю просыпаться. Разве ты сам ничего не чувствуешь?
Мой сын огляделся, вдохнул полной грудью и засмеялся.
- Да!
- Отлично. Может, вместе мы до чего-нибудь и додумаемся.
- Когда же мы приступим к расследованию?
- Сейчас и приступим. Для начала вернёмся на двадцать один день назад.
- Почему именно на двадцать один?
- Потому что ровно двадцать один день назад Клодий выехал из Рима. Я прикинул сегодня ночью.
- А Милон?
- Днём позже – в тот день, когда всё и произошло. Но до этого мы ещё дойдём. Давай начнём с Клодия и постараемся восстановить последовательность событий, используя всё, что мы знаем от Фульвии и Милона. – За всеми перипетиями вчерашнего дня я не успел пересказать Эко в деталях свой разговор с Фульвией. – Итак: около третьего часа дня Клодий выезжает из своего дома на Палатине. Мы-то с тобой выехали куда раньше, до рассвета, то есть до первого часа дня; но для такого человека, как Клодий, и третий час – это ни свет, ни заря.
- Почему? Он что, и вправду был такой развратник, как о нём говорит Цицерон?
- Нет, не поэтому. Просто для такой важной шишки, как Клодий, отъезд из города, пусть даже на день-другой, всегда связан с массой деталей, которые приходится утрясать в последний момент. По словам Фульвии, именно так и обстояло дело в то утро. Значит, в доме суматоха, Клодий отдаёт распоряжения, на скорую руку черкает записки, отсылает их с рабами и так далее. Наконец он выезжает. По дороге, ещё прежде, чем покинуть Палатин, он задерживается, чтобы навестить своего тяжело заболевшего друга, архитектора Кира[11].
- Где-то я слышал это имя. Мы и его будем расспрашивать?
- Нет, его расспросить не получится. Он умер в тот же день, вскоре после визита Клодия. Известный архитектор, был буквально нарасхват. Его услугами пользовались богатые, видные граждане, причём придерживающиеся самых разных убеждений; так что, похоже, Кир находился вне политики. Цицерон в своё время тоже был его заказчиком - когда вернувшись из изгнания, захотел отстроить себе новый дом взамен сожжённого. А Клодий обратился к нему, чтобы перестроить то архитектурное страшилище, что купил у Скавра. Насколько я понял, последние месяцы Кир большую часть времени проводил в доме Клодия, наблюдая за работами, и обедал с его семьёй.
- Выходит, Кир работал и на Цицерона, и на Клодия?
- Думаю, он был истинный художник – слишком талантлив, чтобы примкнуть к какому-то лагерю. Причём Цицерон и Клодий были не только его заказчиками – Кир прибегал к юридическим советам обоих. Он обратился и к тому, и к другому – разумеется, по отдельности – когда почувствовал себя больным и решил составить завещание. И обоих упомянул в этом своём завещании. Кстати, и Цицерон тоже заезжал к нему в тот день, после Клодия, и оставался с ним до самого конца.
- Архитектор с безукоризненным чувством симметрии, - заметил Эко. – Но насчёт «вне политики». Я вот сейчас подумал, каким идеальным осведомителем этот Кир мог быть для Цицерона. Обедает с Клодием – значит, слышит, что говорится у него за столом. Да к тому же, наблюдая за работами, свободно расхаживает по всему дому…
- Я тоже думал об этом. Даже если Кир не шпионил для Цицерона намеренно, в разговоре он вполне мог случайно упомянуть что-то, что услышал в доме Клодия; а наш Цицерон, к тому же, мастер вытягивать из собеседника нужную информацию. Но всё это лишь предположения. У нас нет никаких оснований считать покойного Кира осведомителем, будь то вольным или невольным. Архитектор Кир всего лишь причудливое связующее звено между Клодием и Цицероном; ещё одно доказательство, как тесен на самом деле на Рим. Я упомянул Кира лишь потому, что его имя ещё всплывёт потом; но сам он, скорее всего, не имеет ко всей этой истории никакого отношения.
- Усёк. – Эко лукаво глянул на меня. – Всё равно, папа: не нравится мне этот Кир. Надо будет держать его на примете, живого или мёртвого.
- Что значит присутствие духа!
- Это что-то новое. Никогда раньше я не замечал за тобой привычки каламбурить.
- Это и не каламбур. Продолжим. Клодий наносит последний визит к одру болящего Кира и выезжает на Аппиеву дорогу. Он направляется в Арицию, где у него какое-то дело. Это в пятнадцати милях от Рима – как раз день пути, если ехать верхом. Для тех, кто держит путь дальше на юг, Ариция – место первого ночлега; там есть несколько харчевен и постоялых дворов.
- А зачем он вообще туда поехал?
- Намеревался на следующее утро выступить с речью перед тамошним сенатом. Так говорит Фульвия. По какому поводу, она не знает; не знает и того, было ли присутствие Клодия так уж необходимо. Скорее всего, подошло время ежегодного празднества в честь какого-нибудь местного божества. Не важно. Наши политики любят лишний раз показаться в глубинке. Это льстит самолюбию местных избирателей. Кстати, у Клодия с Фульвией в тех краях имение - вилла недалеко от въезда в город. Заметь: сама Фульвия с мужем почему-то не едет. Уже странно, верно? По слухам, Фульвия была образцовая жена политика, всецело предана интересам мужа. Жёны обычно сопровождают мужей в подобного рода поездках. Пока муж неспешно обсуждает с отцами города судьбы республики, его супруга олицетворяет собою образец добродетельной римской матроны в кругу их жён, обмениваясь с ними кулинарными рецептами или толкуя о рачительном ведении домашнего хозяйства. Ну, или что-то в этом роде. Но Фульвия почему-то остаётся дома.
- А ты спросил её, почему она не поехала?
- Спросил. Она сказала, что осталась, потому что беспокоилась за Кира.
- Он что, был ей близким другом?
- Ну, знаешь, ты видел, что делается в её доме. Представь, что у тебя дома ремонт, а твой архитектор в разгар этого ремонта взял да и слёг с тяжёлой болезнью. Забеспокоишься тут.
- Ясно. А это вообще важно – что она не поехала?
- Может, да; а может, и нет. Давай подумаем: если Клодий действительно собирается устроить засаду на Милона, как будет утверждать сам Милон, он, конечно же, оставляет жену дома. Но тут возникает одно странное обстоятельство: Клодий берёт с собой сына. Мальчику восемь лет. Получается, что предположение, будто Клодий оставил Фульвию дома, дабы не подвергать её опасности, отпадает. Рисковать сыном он тоже не стал бы.
- А Фульвия что говорит?
- Что Клодий собирался представить сына местным лидерам. Собственно, это совершенно нормально для римского политического деятеля – начать выводить сына на публику никогда не рано. К тому же, привести с собой маленького сына - лучший способ показать себя примерным семьянином. Его враги…
