Тайна стоит жизни - Фаткудинов Зуфар Максумович (книги полностью .TXT) 📗
Закиров выехал на завод, как только контрразведчики вышли на связника Зеленской. На работу вызвали начальники конструкторского бюро, секретаря партбюро и начальника отдела.
Начальник КБ Шугуров, сухощавый моложавый мужчина, сумрачно и непонимающе смотрел на происходящее. Он никак не мог поверить, что Зеленская подозревается в самом страшном, на что способен человек, — шпионаже, измене Родине. Шугуров, конечно же, читал в книгах о таких людях, но они ничем не напоминали безобидную на вид сотрудницу, которая работала рядом в течение нескольких лет.
Шугуров рассказал, когда поинтересовались, с кем Зеленская дружит, о странной общности интересов Розы и инженера Чревова Валентина, человека болезненно мнительного, неуживчивого в коллективе. Эту дружбу начали замечать с весны.
— Инженеру Чревову поручались сложные производственные задания, и он знает очень многое. Как источник информации — ценный кадр, — заключил Шугуров.
Закиров вытащил из ящика стола общую тетрадь, на обложке которой было написано: «Дневник Валентина Чревова за 1940 год».
Закиров полистал странички и нахмурил брови: автор ежедневно писал плаксивым тоном, что некоторые личности откровенно хотят его покусать и что терпение его вот-вот лопнет — он начнет огрызаться.
Шестнадцатое апреля.
Душа моя уже кричит: «Караул! Помоги, Яков Михайлович, заклевали! Шушера заклевала. Тут, в КБ, сгруппировались и распоясались завистники, бездельники, интриганы-наушники, склочники-анонимщики и прочая сволота. Видимо, надо организовать свою команду и сделать все, чтобы насолить этим людишкам. Посоветуй, Яков Михайлович, как быть».
Семнадцатое апрели.
Отослал письмо Якову Михайловичу. В письме развил вчерашние мысли из дневника. На душе просветлело.
Все внимательно смотрели на следователи и ждали, что же еще он огласит из дневника.
Закиров перевернул страничку, пробежал по ней взглядом и продолжил чтение:
Двадцать третье апреля.
Получил письмо от Якова Михайловича. Он написал мне: «Дурак ты, Валька! Два года просидел в КБ и не разнюхал атмосферу в коллективе. Ты должен был, словно опытный синоптик перед ураганом, определить, откуда и куда дует ветер, чтобы не оказаться на его пути и при необходимости с быстротой и проворностью таракана юркнуть в ближайшую щель. И сидя там, нужно шевелить сначала только усами и то лишь в такт общего хора коллектива, а точнее, заправляющей там группировки. А если не успеешь разнюхать климат в коллективе в первые же недели и не успеешь сориентироваться, — наделаешь опрометчивых шагов. А потом потребуются годы, чтобы вписаться в этот коллектив. Для некоторых, вроде тебя, не хватит и их. Каждый будет норовить вытереть о тебя ноги, как о половик. Уметь построить нужные взаимоотношения в коллективе — целая наука, Ты, как видно, в ней ни бельмеса не соображаешь. Запомни: ориентироваться в сложном коллективе не легче, чем в тайге. Опирайся на женщин — часто они являются пружинами всего интеллектуально-производственного механизма — и умей быть полезным. Гонор выбрось в помойное ведро». Пожалуй, восприму совет родственничка — деваться некуда. Навострю-ка я свои лыжи на Розу Зеленскую. С ее помощью можно будет кой-кому дать по мозгам, а некоторых растопят ее лучистые глаза. Через это и мне полегчает.
Закиров положил на стол дневник Чревова и задумчиво произнес:
— Вот, кажется, и разгадка этой дружбы. Только неизвестна пока цена ее.
— Вы считаете, что благосклонность Зеленской этот прохиндей завоевал своей осведомленностью о наших разработках в КБ? — спросил Шугуров.
— Вполне возможно. Чтобы кому-то насолить, Чревов передавал, видимо, соответствующую информацию Зеленской. Ведь он ослеплен в своей обиде на коллектив.
— Вот мерзавец! — не выдержал Шугуров. — Как ведь клевещет на коллектив!
— А мы-то с ним возились сколько! — подхватил секретарь партбюро Смирнов. — Воспитывали, уговаривали, путевочку в санаторий лечить нервную систему... А он нам за все хорошее чем отплатил?! Ну и ну... — покачал он головой.
С завода Закиров ушел, когда солнце клонилось к горизонту. Длинные тени, падавшие от строений и деревьев, уже предвещали близкие сумерки. Низко над землей метались с щебетанием ласточки.
«Домой чего-то неохота, — подумал Закиров. — Надо поговорить с Элей». Позвонить или поехать прямо к ней? Решил ехать. Будь что будет.
Когда громыхающий, запыленный трамвай остановился недалеко от Элиного дома, Закиров заколебался: сойти или нет? И тут он увидел на остановке Элеонору. Ильдар заспешил к выходу.
Она удивилась, увидев его. Ильдару показалось, что она как-то даже растерялась.
Они поздоровались.
— Какими судьбами в наши края? — поинтересовалась Бабанина. — Надеюсь, не служба?..
— Да нет, не служба... — неторопливо ответил он, не решаясь сказать, что ехал к ней.
И вдруг она спросила:
— Скажи, как ты относишься к Эдуарду?
— К Тренькову, что ли?
— Да, к нему.
Он пожал плечами, а про себя подумал: «Причем тут Треньков?.. Так, значит, это он названивает ей...» — похолодело у него внутри.
— Правда, ведь, он необычный? — спросила Элеонора.
Ильдар ничего не ответил, только бездумно кивнул головой.
— На нем, говорят, весь отдел держится?
Он все понял. И то, кого она здесь ждет. Но ему не хотелось верить.
— Уже не держится, — еле разжал он губы. — Он больше не работает у нас.
— Как не работает? — удивилась Элеонора. И уже с беспокойством: — Его ранили? Убили? Ты об этом приехал мне сказать?
— Жив-здоров он. Треньков сам, надеюсь, все расскажет тебе.
Вдали послышался шум — приближался трамвай. Бабанина взглянула в ту сторону и нервно заговорила:
— Понимаешь, Ильдар. Я любила одного человека. И эти чувства еще крепко сидят во мне. Чтобы забыть все, что было, нужно время или необходим другой необычный человек. Я не знаю, каким он должен быть. Но, видимо, умным, красивым. Чтобы он смог заполнить образовавшуюся пустоту, чтобы я испытала... чтобы ко мне снова пришло счастье...
Она не успела договорить — последние слова утонули в скрежете тормозов трамвая.
Закиров выжидательно смотрел на нее.
— И вот встретился Эдуард. Мне показалось — это он. Мне хочется верить в это! Ты понимаешь?! И не обижайся на меня. В общем, извини... — Она виновато улыбнулась. — А знаешь, от тебя без ума моя подруга Фарида...
Кто-то грубо подтолкнул в спину, над ухом раздался громкий голос Тренькова:
— Кончилось твое время, Закиров! Гуляй давай, гуляй! — подвинул его плечом Треньков, стараясь встать между ними.
Он повернулся к Ильдару и дохнул на него спиртным перегаром:
— Слушай, не путайся больше под ногами у нас...
— Ну зачем же так, Эдуард? — слабо запротестовала Эля.
При виде наглого, самодовольного Тренькова Закирову нестерпимо захотелось ударить его. Но усилием воли он подавил это желание.
Треньков тут же попытался все свести к грубой шутке:
— Во, народ пошел горячий! Плюнь в морду — шипит. А где выдержанность, товарищ коллега?!
— Бывший коллега! — отрезал Ильдар.
Треньков замялся, но тут же попытался перевести разговор на другое:
— Тебя твои дети ждут, а ты тут прохлаждаешься. — И повернулся к Эле, чтобы уйти.
— Они не мои. Они подшефные. Сейчас они на каникулах. А вот твой сын — это уж наверняка — ждет тебя дома.
Треньков на миг замер, медленно повернулся к Закирову с перекошенным от злобы лицом и чуть слышно процедил сквозь зубы:
— Скотина!
— Твое счастье, что мы здесь не одни, — ответил Закиров, еле сдерживая нахлынувшую ярость. А где-то в глубине сознания пронеслось: «Значит, скрывал, что женат, и я оказался чем-то вроде ябедника. Ну и черт с ним! Я же люблю Элю, и судьба ее мне небезразлична».
Видя, что мужчины готовы сцепиться, обескураженная Элеонора шагнула к ним:
— Вы что?! С ума сошли?! — Повернувшись к Тренькову, она спросила сдавленным упавшим голосом: — Значит, вы, Эдуард, женаты? И у вас ребенок?..
