Аз Бога Ведаю! - Алексеев Сергей Трофимович (читать хорошую книгу .TXT) 📗
– Ты был любимый сын! А ныне отродок ромейский! И все одно – постой! Отец перед тобой! На кого руку поднял! С кем сечу учинил? Ужо вот я тебя!
Пришли в себя витязи, кое-как дали отпор, и нападавшие исчезли в темной степи точно так же, как появились. А с собою угнали часть коней, отбив от табуна. Покуда не рассвело, Свенальд все думал, что Лют брань учинил, однако среди павших дружинников нашли трех чужаков, сраженных в сече, – все долгобородые и обряжены не в доспехи воинские, а в сыромятину с железными наклепками. Не иначе как разбойные варяги.
Свенальд же в этой ночной схватке до тридцати воинов потерял – треть всей дружины, которую с собой взял. Но делать нечего, к восходу оправились, сели на коней и налегке поскакали по следам ватаги, ибо не могли сдержать обиды, вытерпеть срам. Два дня рыскали по степи, распутывая разбойничьи уловки, и к концу третьего настигли ватагу в балке, охватили с трех сторон и порубили, хотя можно было и в полон некоторых взять. Однако куда идти с таким полоном? Разбойных варягов ни хазары, ни другие купцы не покупали, поскольку не годились они для рабства. Потому живыми взяли лишь одного, чтобы спрос учинить. Плененный ватажник поведал, что кроме них нет никого ни на пути из варяг в греки, ни на берегах Русского моря.
Не поверил Свенальд, зная нрав сына, долгих три месяца рыскал с дружиной по торговым путям, ибо иных не ведал, ездил от Корсуня до Хазарии, от городка к городку – не нашел и следа Лютова. Не мог уразуметь старый наемник, что обманут, поскольку сам отправился в этот поход, чтобы возвратить сына. Не мог он разгадать хитрости княгини, потому и поплатился. Так бы и далее бродил он вдоль морских берегов, да прилетела сюда молва о том, как княгиня на тризном пиру отомстила древлянам. Три дня после этого известия лежал Свенальд в своей походной веже, не рану залечивал – обиду стискивал в своих старых съеденных зубах. Огонь мщения разгорался в душе старого наемника и не терпелось ему в сей же час сговориться с булгарами или вовсе с дикими гузами да повести их на Киев. И спросить с княгини, куда услала сына, какой хитростью обворожила, коль он нарушил отцовский наказ и ушел из стольного града. Однако подобный шаг был впору лишь безрассудной юности: если княгиня от наемной дружины избавилась, узрев сговор Свенальда с древлянами, если она не побоялась отомстить им, то уж Киев-то отстоит не силой, так хитростью... Поразмыслив так, старый наемник впадал в тоску, и хотелось ему прямо с берегов Русского моря уйти из пределов Руси, податься к ромеям – они примут известного на весь мир воеводу и одарят щедро, а то поклониться хазарскому каган-беку, чтоб взял на службу и послал воевать персидского царя, или напротив, уйти к храбрым персам и воевать хазар.
Было много царств на земле, которые бесконечно воевали либо защищались, и всякому послужил бы Свенальдов меч, да не уйти было старому наемнику из Киева. И держала его не клятва, данная князю русскому, – иной корень связывал воеводу с этой землей: все его состояние, все золото, полученное за службу князьям Руси, хранилось за киевскими крепостными стенами, на своем дворе. Иные наемники возили за собой сокровища, куда бы ни поехали – всюду у седла переметные сумы. Однако Свенальд слишком долго служил и много воевал, не был обижен удачей и хозяевами, так что и пять подводных коней не поднимут драгоценной поклажи. Еще Рурик позволил ему поставить в Киеве свой двор и обнести высоким заплотом, и воевода всю жизнь доволен был, что нет нужды таскать за собою золото, что не достанется оно супостату, коль доведется сложить голову на ратном поле. И вот теперь впервые опечалился Свенальд: не то чтобы горевал об оставленных сокровищах, но больно уж не хотел отдать их хитрой княгине. Не желал, чтобы труд всей его жизни стал ее добычей!
Пришел он к городу Родне, что был в устье Роси, и долго стоял под его стенами, не решаясь идти к Киеву. Тут его и застал подручный княгини, воевода Претич, принесший весть, будто владетельная жена прощает Свенальду сговор с древлянами и велит возвращаться в стольный град. Не поверил старый наемник ни в прощение, ни в потешное известие, что княгиня ныне новую веру приняла, новому богу поклоняется – Христу, которым заповедано прощать всякие прегрешения ближних. Знать, еще какую-то хитрость замыслила! Однако пошел за Претичем, всякую минуту ожидая коварства да соображая, как упредить его и вновь не оказаться в ловушке.
То, что он позрел в гриднице, и в голову не приходило старому наемнику: на престоле восседал детина – отрок мужалый; будто Святослав, а будто и не он. А по правую руку от него – княгиня...
– Долго же ты ездил за сыном, – строго и обидчиво вымолвил детина-князь. – Не измену ли замыслил?
– Свенальд – верный воевода, – благосклонно сказала княгиня, ровно защищая его. – Деда твоего не посрамил, и тебе честь и славу принесет.
Опершись на меч, старый наемник молчал. В сей миг почему-то более беспокоил зуд по всему телу – год не снимал ни одежд, ни кольчуги, провонял конским потом, дымом и жаренным на огне мясом. Чтобы не показать перед князьями беспокойства своего, Свенальд превозмогал зуд и лишь по-лошадиному подергивал кожей.
– Добро, коль так, – рассудил Святослав. – Но сын его, матушка, ведомо изменил нам!
– И сын его – верный витязь, – не согласилась княгиня. – Я услала его на остров Ар в студеное море. По моей воле ушел он, дай срок, и вернется скоро.
– Так что же, матушка, оставим Свенальда служить нам?
– Оставим, Великий князь, – согласилась она. – След земли обустраивать, время дань собирать...
– И владение ему оставим.
– С древлянами ему свычней, пусть и далее от них кормится, – решила княгиня.
– Ступай к древлянам, – велел Святослав. – Возьми дань. Но я сзади тебя поеду с дружиной, любо мне позреть усердие твое.
Услышать это от князя-детины было оскорбительно, да иного Свенальд и ждать не мог: видно, Святослав опасался, как бы он вновь не сговорился с древлянским князем Малом...
А детина оказался прозорливым и искушенным в делах лукавых!
Едва услышав весть, что Свенальд и малолетний князь идут к древлянам брать дань, Мал немедля же исполчился и встал у них на пути. Он дал дань и покорился Киеву, как прежде покорялся, но ждал мести от княгини и не желал более попадать впросак, как случилось на тризном пиру. Слухам же, будто Святослав проснулся богатырем и мужем разумным, древляне не поверили, ибо не зрели его молочных зубов и отнесли эту былину к лукавству княгини: знать, что-то задумала!
Мал собрал со своих городов и весей добрую дружину, избрал выгодное место и готов уж был сразиться с русью. Однако, поджидая супостата в укромной засаде, сулящей победу, невесел был, тоска съедала душу. И намереваясь раззадорить сердце предстоящим боем, он представлял, как одолеет и погонит врага, от нетерпения скакал по лесным тропам и горячил коня, но грудь оставалась студеной; он пытался раззадорить руку булатным мечом и рубил деревья, да вдруг обвисала плетью удалая десница. А древляне, что недавно гордились и кичились силой своей медвежьей и готовы были сразиться с русью, глядя на князя своего, присмирели и приуныли. Ко всему прочему припомнили они месть княгини на тризном пиру, ее хитрость и коварство – побежал ропот по дружине, потек из уст да в ухо:
– Что нам ратиться с Киевом? Не печенеги же мы, не хазары, а братья. Отчего сваримся? Все из-за древнего старика Свенальда. Наустил нашего князя, вот и возгордился Мал...
Сам же князь Мал, собирая дружину, таил надежду, что не княгиня на сей раз пойдет мстить, но мужа пошлет, воеводу Свенальда. С ним же можно сговориться. А нет, так устроить ему кровавый пир средь лесов! Он, он искусил... А прелестная, коварная княгиня спалила огнем своим душу, обволокла взор. Мал смотрел на своих витязей или, съехав с кручи, смотрел в Уж-реку, а то, лежа в траве, глядел в небо – и всюду перед очами стоял прекрасный лик княгини. То в поле побежит, словно оленица, то встанет между копий в суровом строе воинов иль привидится в темной воде и поманит рукой... В ответ же князь Мал взъярился на старого наемника Свенальда – он стал причиной раздора!
