Нюансеры (СИ) - Олди Генри Лайон (читать книги онлайн без TXT) 📗
Ароматный дым «Дюшеса»...
Вкусы, запахи, переживания – они снова были с ним! Кажется, с того самого момента, как пуля из нагана вышибла мозги кассира Лаврика. Впору поверить, что последнее убийство вернуло Клёсту всё, что отняло первое. Шалишь, бес! Миша Клёст в твою ловушку не попадётся! Искушаешь? Подсовываешь самое желанное в тот момент, когда дар оборачивается проклятием? Кто, кроме нечистого, способен на такую пакость?! Останься Клёст бесчувственным, равнодушным истуканом – не испугался бы мертвяков, не сбился бы с пути. Не будь отравленного дара, троянского коня, он давно уже выбрался бы из города – и поминай как звали!
Может, это ему испытание свыше? Справится – станет таким, как прежде, живым. Не справится... Память вернула упряжку коней-скелетов, чёрный катафалк, уносящийся в стылую темень.
Миша знобко передёрнул плечами.
Тело ныло, как один огромный синяк, но он заставил себя встать. Кое-как отчистил пальто от грязи – по крайней мере, от самых заметных пятен. Обулся, намотал на голову шарф-тюрбан, решительно вышел на улицу. Нужно было купить шапку и найти место, куда спрятать саквояж с деньгами. Не таскать же его всё время с собой!
Шапка. Ухоронка.
Это так. Не главное.
Первым делом Михаил Суходольский отправился в церковь. Если бес крадёт удачу, кто её вернёт, если не Господь?
Под ногами хлюпало, чавкало. Весна опомнилась, в голос заявляя свои права. Звенела капель, ошалело каркали вороны. В их грае Мише слышалось иное, насмешливое, жабье: «Брекекекс! Брекекекс!» Клёст скривился, как от оскомины, замотал головой, пытаясь вытрясти из ушей гнилую чертячью вату. С трудом выдирая ботинки из болота, в которое превратилась улица, он вошёл в церковную ограду. Рванина облаков разошлась по шву, в прореху выглянуло солнце. Крест на колокольне вспыхнул ослепительным золотом.
Добрый знак, кивнул Клёст.
В храме его окутали запахи ладана и горячего свечного воска. Не поскупившись, Миша за полтинник купил толстую витую свечу, прошёл внутрь – и в изумлении замер перед великолепным иконостасом. Иисус и Богородица, одухотворённые лики святых, выписанные с таким мастерством, что даже в Петербурге не во всякой церкви увидишь. Блики десятков свечей, заздравных и поминальных, отражались в золоте и серебре окладов. В центре красовалась старинная икона, изображавшая святого Спиридона – в роскошной ризе, украшенной бриллиантами и крупным изумрудом.
Людей в церкви было мало: обедня закончилась, до вечерни было ещё далеко. Лишь перед святым Спиридоном истово била поклоны женщина во всём чёрном. Почудилось: огромная ворона, залетев в храм, клюёт что-то с пола. Но женщина выпрямилась, отошла от иконы, и наваждение сгинуло. Миша занял место вороны, зажёг свечу. Мёртвыми губами прошептал:
– Упокой, Господи, душу раба Твоего Иосифа, и прости ему вся согрешения вольная и невольная, и даруй ему Царствие Небесное...
«Лаврик, – откликнулась память голосом покойного кассира. – Ося, Иосиф Кондратьевич. А вы кто будете?»
Кто я буду, спросил себя Клёст. Кто?! Он ещё немного постоял под тёмными и гулкими сводами, вглядываясь в лик святого: строгий, сострадательный. Нетерпение, с недавних пор поселившееся под сердцем, гнало Мишу прочь, но он унял торопливость, прочёл «Отче наш» – и, низко поклонившись иконе, произнёс:
– Не оставь милостью! Помоги беса одолеть...
Отвесил ещё один поклон, поднял взгляд на Христа с Богородицей, кивнул с удовлетворением чему-то своему и направился к выходу.
За оградой Миша дал выход снедавшей его лихорадке. Если бы не раскисшие вдрызг улицы Москалёвки, он бы, наверное, рванул к центру бегом. Вот она, шляпная лавка. Приказчик в испуге попятился, когда в лавку с решимостью убийцы ворвался небритый господин в азиатском тюрбане. Лицо клиента полыхало болезненным румянцем, в глазах блестел огонёк безумия. Оставляя на полу грязные следы, он быстро подошёл, нет, подбежал к прилавку, навис над приказчиком:
– Шапка нужна! Зимняя!
– Извольте выбрать, – дрожащей рукой приказчик указал на головные уборы, развешанные на крючках. – Есть каракулевые папахи отличной выделки...
– Каракуль? Нет!!!
У Миши задёргалась левая щека. Он сунул приказчику под нос указательный палец и поводил этим аргументом вправо-влево:
– Каракуль пусть бесы носят!
– Да-да, вы совершенно правы...
– Ягненок – тварь невинная, агнец божий! Родиться не успел, а ты его на каракуль свежуешь? Сам в этом чёрном озере[1] купайся, радуй сатану!
– Вот, прошу вас: шляпа-«пирожок». Тёплая, удобная, вам к лицу!
Миша глянул на «пирожок», затрясся:
– Ты что мне предлагаешь, шельмец? Опять каракуль?!
Сейчас в горло вцепится, понял приказчик. Зубами загрызёт, бусурманец скаженый!
– Есть из нерпы! – зачастил он, пытаясь исправить положение. – Одна-одинёшенька осталась, исключительно для вас! Желаете примерить?
Миша повертел в руках нерпу, огладил пальцами мех. У приказчика отлегло от сердца – так, самую малость. Смотав тюрбан, Клёст нахлобучил «пирожок», сунулся к зеркалу. Криво ухмыльнулся:
– Беру, мучитель. Сколько с меня?
Вспомнить цену приказчику удалось не сразу. С перепугу он назвал на рубль больше, и посетитель – вот те крест! – заплатил, не торгуясь. Когда за Мишей закрылась дверь, приказчик без сил рухнул на стул. Он обливался холодным потом, широко разевал рот, словно выброшенный на берег карп. «Чуть не убил! Право, зарезал бы и глазом не моргнул! Но ведь не зарезал? Ещё и целковый на ровном месте...»
Рубль грел душу. Но приказчик мог со всей уверенностью сказать, что второго такого заработка он не переживёт.
2
«Шестой стакан мне не повредит?»
– Что будем составлять?
– Договор доверенности.
– «Сим договором Алексеев Георгий Сергеевич обязывается к совершению юридических сделок от имени и в пользу Алексеева Константина Сергеевича...»
Нотариус Янсон сегодня встал с постели снулой рыбой. Хорошо, не встал – всплыл. Чувствовалось, что ночь Янсон провёл не лучшим образом. Бессонница, мигрень, а скорее всего, судя по тому, что писа̀л нотариус стоя, не стремясь опуститься в кресло, разыгрался геморрой. Иные варианты отпадали – заподозрить Янсона в тайных пороках или пристрастии к азартным играм мог лишь человек с гипертрофированным воображением.
«Я человек болезненный, слабый, – вспомнил Алексеев подходящую к случаю цитату. Рассказ «Оба лучше» был написан Чеховым, с кем Алексеев состоял в отношениях близких, почти приятельских. Превосходный литератор, врачом Чехов был не худшим. – Во мне скрытый геморрой ходит. Был я, знаешь, в четверг в бане, часа три парился. А от па̀ру геморрой еще пуще разыгрывается. Доктора говорят, что баня для здоровья нехорошо...»
– Доверенность общая или специальная?
– Специальная.
– Предмет доверения?
– Квартира Заикиной.
– Позвольте!
Рыба проснулась. Рыба всплеснула плавниками:
– Вы еще не вступили в права наследования!
– Составьте черновик доверенности. Пусть полежит у вас до окончательного завершения дела. Как только я вступлю в права, я подпишу его. Мне хлопотно будет заниматься квартирой. Брату проще, он здесь живёт. Да и с досугом у него дела обстоят лучше моего...
– Понимаю. Черновик – это допустимо. Итак, доверенность специальная, предметом которой является жилая площадь по улице Епархиальной...
– Адрес возьмите из завещания.
– Да, разумеется.
Янсон скрипел пером, часто макая его в бронзовую чернильницу. Задавал вопросы, Алексеев отвечал – кратко, не задумываясь. Мысли его целиком занимал удивительный спектакль, в который он угодил против собственной воли. Мало-помалу пустяки и случайности складывались в систему – ещё не чёткую, стройную, сцепленную всеми шестеренками в единый механизм, но контур очерчивался, закономерности прослеживались, а сквозное действие обещало вот-вот оформиться в острый кавказский шампур, на который, словно куски мяса, лук, помидоры и баклажаны, нанижутся все частные действия, поступки и предлагаемые обстоятельства.
