Смерть на земле горшечника - Питерс Эллис (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
— Я хочу видеть молодого Блаунта, но только не в Лонгнере. Ведь его матери не известно, в какую историю он ввязался. Она нигде не появляется, посему слухи до нее не доходят. Ее родные делают все, только чтобы дополнительные огорчения не усугубили ее и без того тяжелое состояние. Они ни словом не обмолвились при ней о покойнице, найденной на Земле Горшечника. И Бог не простит мне, если я неожиданно пущу в нее стрелу с этим известием. У нее и так довольно горя. Ты не попросишь аббата отпустить тебя в Лонгнер? Уверен, ты найдешь способ привезти юношу сюда.
— Значит, у тебя есть новости! — воскликнул Кадфаэль, но не стал расспрашивать Хью. — За тем, чтобы доставить его, дело не станет. Да и аббат Радульфус рано или поздно должен будет услышать, в чем тут дело. Юноша, если его позовут, приедет: Радульфус легко сможет найти предлог.
— Хорошо! — сказал Хью. — Пусть так и будет! Привези его и жди моего возвращения!
Он сжал каблуками бока своего серого в яблоках коня, и Кадфаэль бросил поводья. Хью пустил коня в галоп за своим отрядом, двигавшимся через мост к городу. Приветственные крики стали затихать, превратились в неясный гул, подобный гудению пчел над цветущим лугом, а затем окончательно смолкли. Кадфаэль отправился просить аудиенции у настоятеля.
Придумать уважительную причину для поездки в Лонгнер не составило большого труда. Там находилась больная женщина, когда-то прибегавшая к услугам Кадфаэля — он посылал ей болеутоляющие снадобья. Кроме того, в Лонгнере жил сейчас ее недавно вернувшийся младший сын, который согласился взять у Кадфаэля необходимые травы, чтобы приготовить болеутоляющий сироп, а также уговорить мать пить его снова, после того как она долгое время отказывалась от любого лекарства. Так что осведомиться о здоровье матери и улучить момент, чтобы передать сыну отеческое приглашение аббата, было делом несложным. Кадфаэль видел Донату Блаунт всего раз в жизни, когда она была еще в состоянии выходить из дому, — тогда ей хотелось получить совет касательно своего здоровья. Всего раз приехала она к лекарю — брату Эдмунду, и тот препроводил ее к Кадфаэлю. Об этом визите он не вспоминал несколько лет. За это время она медленно угасала. Ее уже не видели за пределами двора Лонгнера, а с недавних пор она вообще не выходила из дому. Хью был прав, говоря, что от нее скрывали любую дурную весть, способную увеличить и без того тяжкое бремя, которое она несла. А если такую весть ей надо было в конце концов сообщить, то это делали лишь после того, как убеждались, что иного выхода нет.
Он вспоминал, какой она была в день их первой и единственной встречи: женщина выше среднего роста, гибкая, как ива, с черными волосами, в которых мелькало несколько седых прядей, с блестящими глазами глубокого синего цвета. Теперь же, по отзыву Хью, она вся съежилась, высохла, каждое движение стоило ей усилий, боль не оставляла ее ни на секунду. Снадобье из опийного мака могло обеспечить ей несколько часов сна, если только она согласится принимать лекарство. Где-то глубоко в сознании Кадфаэля билась мысль, что она воздерживается от лекарств, чтобы ускорить приход смерти-избавительницы.
Но теперь, проезжая вдоль стен замка на гнедой коренастой лошадке, Кадфаэль думал о ее младшем сыне Сулиене, который не был ни старым, ни больным, чья боль сосредоточилась в его душе.
Было послеполуденное время. День опять выдался какой-то хмурый. С самого утра собирались тучи, низко нависали над землей, затягивая даль. Но не было ни ветра, ни дождя. Отъехав от города в направлении перевоза, Кадфаэль вдруг ощутил, что вокруг стоит тишина, тяжелая, давящая — ни листок, ни травинка не шевелились, как бы боясь потревожить словно свинцом налитый воздух. Когда он проезжал мимо лугов, то поднял взгляд на деревья, возвышавшиеся над Землей Горшечника. На черном вспаханном поле пробивались первые зеленые ростки, нежные, легкие, как вуаль. Скотина на выгоне у реки застыла в неподвижности, будто дремала.
Он проехал через хорошо ухоженный лесок, росший за лугами, поднялся по отлогому склону и очутился на поляне возле распахнутых ворот Лонгнера. Подбежал мальчик-конюший и взял поводья из рук Кадфаэля. Вышедшая из маслодельни на двор служанка обернулась и удивленно спросила Кадфаэля, что привело его сюда. По-видимому, нежданные посетители здесь бывали редко. И не мудрено: поместье стояло в стороне от больших дорог, и здесь не останавливались путники, которые нуждались на ночь в крыше над головою или желали переждать дурную погоду. Так что в Лонгнер приезжали не случайно, а только с определенной целью.
Кадфаэль спросил Сулиена, упомянув при этом имя аббата Радульфуса. Служанка понимающе кивнула и усмехнулась. Конечно, этим монахам не слишком по нраву выпустить из своих рук жертву, коли она уже раз попалась. Появление здесь монаха означало, по ее мнению, что он хочет проверить, нельзя ли путем уговоров вернуть юношу в монастырь. Примерно так думала служанка, и по ее лицу Кадфаэль сразу догадался об этом. «Это может быть мне на руку, — мелькнуло в его голове, — пусть она расскажет другим слугам об этом, тогда отъезд Сулиена по вызову аббата лишь подтвердит правильность ее догадки».
— Проходите, брат, — сказала она, — вы найдете господ в верхних покоях. Заходите, пожалуйста, в дом.
Она следила, как он поднимался по ступеням к двери, потом спустилась в подвал, широкие двери которого были растворены, а внутри кто-то из слуг выкатывал и складывал в штабеля бочонки. Кадфаэль вошел в холл, показавшийся ему темным после дневного света. Он переждал, пока глаза привыкнут к сумраку. В этот час в камине горел огонь, но сверху на поленья был кинут торф, чтобы уменьшить силу огня и сохранить тепло до вечера, когда все обитатели дома соберутся в холле. В настоящее время тут было пусто, слуги занимались своими делами — хлопотали на складе или на кухне. Однако тяжелый занавес в дальнем углу холла был отдернут, и дверь, которую он закрывал, стояла полуотворенной. Оттуда до Кадфаэля доносились голоса. Один — негромкий, молодой — принадлежал мужчине. Юдо или Сулиену — Кадфаэль не мог определить. А женский голос… нет, там находилась не одна женщина, а две: один голос был ровный, глубокий по тону, медлительный, как будто его обладательнице нужно было прилагать усилия, чтобы найти слова и произнести их. Другой голос — юный, свежий и нежный, исполненный искренности. Кадфаэль узнал этот голос. Значит, они зашли так далеко, что обстоятельства или судьба заставили Сулиена привести ее в свой дом. Должно быть, это Сулиен находился сейчас вместе с ней у своей матери.
Кадфаэль откинул до конца занавес, негромко постучал в дверь, затем широко раскрыл ее и остановился на пороге. Голоса сразу же смолкли: Сулиен и Пернель с первого же взгляда узнали Кадфаэля. Леди Доната с легким удивлением, но с присущей ей благожелательностью смотрела на него. Посетители бывали здесь редко, но ее неизменное старомодное достоинство никогда ей не изменяло.
— Мир вам! — сказал Кадфаэль. Слова слетели с его губ естественно — это была обычная формула благословения, но он почувствовал внезапный укол совести от того, что произнес эти слова, хотя сам отлично знал, что то, что он принес сюда с собою, могло быть чем угодно, только не миром. — Прошу прощения, что нагрянул так неожиданно, — продолжал он, — мне сказали, что я могу подняться к вам. Вы разрешите мне войти?
— Входите, мы вам рады, брат! — сказала Доната.
В ее голосе было больше жизни, нежели в ее теле, хотя произносить слова стоило ей больших усилий. Она сидела в кресле у дальней от входа стены, в колеблющемся свете единственного факела. Подушки подпирали ее с боков и со спины, что позволяло ей держаться прямо. Под ноги была подставлена мягкая скамеечка. Ее лицо, с тонким овалом, было прозрачно-голубоватого оттенка — такой бывает у теней на снегу. Лицо это освещали огромные, сидящие в глубоких впадинах глаза, синие, как цветы цикория. Руки, спокойно лежащие на подушке, были тонкие и хрупкие, как паутина, а тело под ее темным платьем и длинной парчовой туникой было совсем высохшим. Но она по-прежнему была хозяйкой дома и вела себя соответственно этой роли.
