Реквием по Германии - Керр Филипп (читать книги онлайн полностью txt) 📗
– А каким образом я вышел на него?
– Объяснишь, что до недавнего времени Юрий находился в Вене, ты покупал у него документы, удостоверяющие личность. Но теперь его запросы растут, и у тебя недостаточно денег, поэтому ты можешь передать его Организации. Служба контрразведки США уже получила от него все, что можно, и вреда не будет, если то же самое он передаст Организации. – Белински снова раскурил трубку и жадно затянулся, ожидая моей реакции. – В самом деле, – продолжил он, – здесь ничего особенного нет. Операция подобного рода вряд ли заслуживает даже названия «разведка», но такой источник и, очевидно, успешное убийство заставят их доверять тебе, старина.
– Прости мне отсутствие энтузиазма, – сухо сказал я, – только я что-то перестаю понимать, чем я здесь занимаюсь.
Белински слабо кивнул:
– Я полагал, ты пытаешься снять подозрения со своего старого дружка.
– Возможно, ты невнимательно слушал. Беккер никогда не был моим другом, но я действительно думаю, что в убийстве Линдена он невиновен. Так думала и Тродл. Пока она была жива, имело смысл попытаться доказать невиновность Беккера. Теперь я в этом не уверен.
– Послушай, Гюнтер, – сказал Белински, – если Беккер останется в живых, хотя и без этой девушки, это будет все же лучше, чем если он умрет. Ты действительно думаешь, что Тродл предпочла, чтобы ты уступил?
– Может быть, если бы она знала, в каком он дерьме, с какими людьми имел дело...
– Ты же знаешь, что это неправда. Беккер, слов нет, не был святым, но из того, что ты рассказал мне о нем, я понял: она это знала. Не так уж много осталось невинных, по крайней мере в Вене.
Я вздохнул и устало потер шею.
– Возможно, ты и прав, – согласился я. – Видимо, дело во мне: я привык к большей определенности, чем сейчас. Приходил клиент, платил мне гонорар, и я отправлялся в нужном направлении. Иногда я даже решал дело. Очень приятное чувство, знаешь ли. А сейчас такое ощущение, будто вокруг меня полно народу, и каждый советует мне, как работать. Я как будто потерял независимость, перестал чувствовать себя частным детективом.
Белински покачал головой – как человек, который что-то распродал до конца. Наверное, объяснения. Но все равно он сделал еще одну попытку.
– Да ладно, ты же и раньше работал секретным агентом.
– Конечно, – сказал я, – только тогда передо мной стояла более определенная цель. По крайней мере я видел изображение преступника, знал, что правильно, что нет. А здесь никакой ясности, и это начинает действовать мне на нервы.
– Все меняется, капустник. Война изменила действительность для всех, включая частных детективов. Но если ты хочешь увидеть фотографии военных преступников, я могу показать тебе сотни. Даже тысячи.
– Фотографии капустников? Послушай, Белински, ты – американец и ты – еврей. Тебе гораздо легче понять, что правильно. А я? Я – немец, какое-то короткое, грязное время я даже был в СС. Повстречай я одного из двоих военных преступников, он, возможно, пожал бы мне руку и назвал старым товарищем.
На это у него не нашлось ответа.
Я достал одну сигарету и стал молча курить, а когда она догорела до конца, уныло покачал головой.
– Может, все дело в том, что я так долго не был дома? Моя жена написала мне. Не очень-то мы ладили, когда я уезжал из Берлина.
Честно говоря, мне нужно было уехать, поэтому я и ввязался в это дело, не подумав. А теперь она по крайней мере надеется, что мы начнем все сначала. И знаешь, я очень хочу вернуться и попытаться это сделать. – Я вновь покачал головой. – Пожалуй, мне нужно выпить.
Белински с энтузиазмом ухмыльнулся.
– Вот это дело, капустник, – оживился он. – Кое-что я на этой работе усвоил: если есть сомнения, вытрави их алкоголем.
Глава 27
Было уже поздно, когда мы вернулись из бара «Мелодии», ночного клуба в первом округе. Белински притормозил около моего пансиона, и, пока я выбирался из машины, из тени соседней двери быстро вышла женщина. Это была Вероника Цартл. Я слабо ей улыбнулся – слишком уж пьян, чтобы стремиться к чьей-либо компании.
– Слава Богу, вы приехали, – сказала она. – Я прождала несколько часов. – Тут она вздрогнула, так как через открытую дверь машины мы оба услышали, как Белински сказал непристойность.
– В чем дело? – спросил я ее.
– Мне нужна твоя помощь. В моей комнате – мужчина.
– И что в этом необычного? – поинтересовался Белински.
Вероника закусила губу.
– Он мертв, Берни. Ты должен мне помочь.
– Не знаю, что я могу сделать, – неуверенно промямлил я, жалея, что мы не задержались в «Мелодиях» подольше. Я сказал себе мысленно: «В наши дни девушка должна не доверять всем», и ей вслух: – Знаешь, это действительно дело полиции.
– Я не могу сообщить полиции, – нетерпеливо простонала она. – Придется иметь дело с управлением по борьбе с проституцией австрийской уголовной полиции, с чиновниками из здравоохранения, следователями. Я наверняка потеряю комнату, потеряю все. Разве ты не понимаешь?
– Ладно, ладно. Что произошло?
– Думаю, с ним случился сердечный приступ. – Она опустила голову. – Мне неудобно тебя беспокоить, только совершенно не к кому больше обратиться.
Я вновь себя мысленно обругал, а затем засунул голову в машину Белински.
– Леди требуется наша помощь, – проворчал я без особого энтузиазма.
– Ей не только это требуется. – Но он завел мотор и добавил: – Давайте-ка вы, двое, запрыгивайте.
Он доехал до Ротентурмштрассе и припарковался около поврежденного бомбежками дома, где у Вероники была комната. Когда мы вышли из машины, я показал на частично восстановленный собор, находящийся по другую сторону темных булыжников площади Святого Стефана.
– Сходи посмотри, может, найдешь там какой-нибудь брезент, – сказал я Белински. – А я пока поднимусь и все осмотрю. Если подвернется что-либо подходящее, приноси на второй этаж.
Он был слишком пьян, чтобы спорить, и, угрюмо кивнув, пошел назад к строительным лесам, облепившим собор, а я вслед за Вероникой поднялся в ее комнату.
На широкой дубовой кровати лежал мертвый мужчина – большой, красный, лет пятидесяти. Рвота – обычное дело при застойной сердечной недостаточности – покрывала его нос и рот, точно на лице был огромный ожог. Я приложил руку к его холодной шее.
– Как долго он здесь находится?
– Три или четыре часа.
– Хорошо, что ты его накрыла, – сказал я ей. – Затвори окно. – Сорвав простыню с тела мертвеца, я начал поднимать верхнюю часть его туловища, распорядившись: – Ну-ка, помоги мне.
– Что ты делаешь? – Она помогла мне пригнуть туловище к ногам, будто я старался закрыть набитый вещами чемодан.
– Стараюсь сохранить этого ублюдка в форме, – объяснил я. – Небольшая мануальная терапия должна замедлить окоченение, и нам будет легче втаскивать его в машину и вытаскивать оттуда. – Я нажал посильнее на его затылок, тяжело дыша от напряжения, а затем толкнул его назад на измазанную рвотой подушку. – Этому дяде, видно, выдавали дополнительные продуктовые талоны, – выдохнул я, – весит больше ста килограммов. Хорошо, что с нами Белински, самим бы нам не справиться.
– Он полицейский? – настороженно спросила она.
– Вроде того, – уклончиво ответил я, – но не волнуйся, он не из тех полицейских, которых очень заботит отчетность о преступности. У Белински есть другая рыбка для жарки: он охотится за военными преступниками – нацистами.
Я начал сгибать руки и ноги мертвеца.
– Что ты сделаешь с ним? – спросила она, едва сдерживая тошноту.
– Брошу его на рельсы. Так как он голый, все будет выглядеть, будто иваны устроили ему вечеринку, а затем сбросили с поезда. К тому же его переедет экспресс и хорошенько изменит внешность.
– Пожалуйста, не надо, – попыталась слабо возразить Вероника, – он был очень добр ко мне.
Закончив с телом, я встал и поправил галстук.
– Тяжеленько так работать после обильного возлияния. Но куда, к черту, подевался Белински? – Заметив одежду мужчины, аккуратно развешанную на спинке стула рядом с замызганными тюлевыми занавесями, я сказал: – Ты уже обыскала его карманы?
