Рука Джотто - Пирс Йен (читаем книги .TXT) 📗
Синьорина ди Стефано не выразила ни малейшего удовольствия от высказанной в ее адрес похвалы и смотрела на него с безумным лицом. Чего бы она только не отдала, чтобы он заткнулся. Ведь он и так уже победил врага, так зачем продолжать битву?
Но он не желал останавливаться:
— Там, где доктор Арган посмеивался, мы искали. То, что он отвергал как полнейшую чепуху, мы принимали как путеводную нить. Письмо, которое доктор Арган выбросил бы в мусорную корзину, привело меня к одной из самых значительных побед за всю карьеру. И уж если работа нашего управления подверглась проверке, я рад, что это случилось именно сейчас.
Его смелое заявление произвело должный эффект: в бюрократическом мире нечасто бывает, чтобы человек в трудном положении бросался такими громкими фразами. Флавия, все еще волнуясь, изучала поверхность стола и крутила в пальцах ручку.
— Что касается человека, которого я прозвал «Джотто» и в чьем существовании сомневался доктор Арган, то в настоящий момент я готов наполнить свою оригинальную теорию конкретным содержанием. Настоящее имя «Джотто» — Джеффри Арнольд Форстер, и мы можем это доказать. Его личность удалось установить благодаря тому, что мы прислушивались к словам жуликов и старых безумных женщин, а также благодаря тому, что мы со своим опытом и смекалкой умеем различать, когда они говорят правду, а когда лгут. Доказательства? Конечно.
Боттандо начал излагать подробности по мере того, как поступали вопросы.
— Если не нравится Сандано, существуют показания синьоры Фанселли. — Флавия забыла рассказать ему о том, что подтолкнуло Марию Фанселли написать письмо и дать показания против Форстера. — Есть также заявление Артура Уинтертона — дельца, известного всему миру, человека с безупречной репутацией. Имеется свидетельство Мэри Верней, что Форстер продавал картины под прикрытием коллекции Уэллер-Хауса. Есть сведения о предполагаемом убийстве Вероники Бомонт — бедная женщина узнала, что Форстер продает добытые незаконным путем картины, пользуясь ее именем, и начала задавать вопросы. Факт, что его жена сожгла все бумаги, пытаясь скрыть свидетельства его махинаций. И наконец, возможность того, что его самого убил обманутый клиент. Но этот факт вряд ли удастся когда-нибудь доказать, поскольку следствием занимается английская полиция, недостаточно опытная в подобных делах.
Боттандо подержал паузу, чтобы произвести больший эффект. Все неуверенно ерзали на своих местах, не готовые к такой яростной защите. Арган, однако, расслабился — много слов и никаких вещественных доказательств. Он уже готовился к новой атаке. Боттандо дождался, пока Арган облизнет губы, собираясь сказать свое слово, приторно улыбнулся ему и достал листок бумаги.
— Ну и, помимо всего, есть это, — продолжил он, благоговейно выкладывая листок на стол. Он выждал еще полсекунды в полном молчании, так что даже самые непонятливые ощутили, что близится кульминация. — Это было найдено в папках, опять же одним из моих людей. Что же это? — риторически вопросил Боттандо, словно ожидая, что все начнут поднимать руки, желая ответить. Он покачал головой. — Всего лишь список клиентов и картин, которые они купили. И мест, откуда они были украдены. Вот и все. Возможно, список неполный, но, на мой взгляд, это — величайшее событие в истории преступлений, связанных с искусством. Девятнадцать работ, из которых двенадцать были похищены в Италии; среди них есть полотна Уччелло, Мартини, Поллайоло, Мазаччо, Беллини и многих других. И все они числятся в моем списке деяний «Джотто», в чье существование доктор Арган отказывался верить. Эти картины уже сами по себе представляют грандиозную коллекцию, которая могла бы составить гордость любого музея. Мы знаем их местонахождение и, вероятно, сумеем вернуть большую часть владельцам. Успешное завершение этого дела, — твердо заявил он, оглядев присутствующих и взглядом призывая их возразить, — я считаю триумфом всего нашего управления.
Возможно, Боттандо выбрал слишком жесткую линию поведения, но ему хотелось, чтобы его успех не оставил никаких сомнений. Он пустил по кругу листок, выторгованный Флавией у Уинтертона, чтобы все смогли прочитать его и восхититься. Пока они занимались этим, Боттандо продолжал развивать свою мысль о преимуществах опыта и компетентности, об опасности заблуждения, будто реальную жизнь можно свести к узкому кругу административных дел; о том, что постоянные перемены в угоду веяниям моды ни к чему хорошему не приведут. О том, что полицейская работа трудна и отнимает много времени, а потому не может стоить дешево. О беспристрастности и о том, что нельзя защищать жуликов, даже если они приходятся тебе родней.
— Ну и, конечно, главное — это абсолютная преданность делу, неподкупность и честность. — Тут генерал посмотрел на Аргана.
Все это он произнес мягким, спокойным, полным снисходительности и сожаления тоном. Его слова звучали музыкой в ушах собравшихся, которые к концу его речи смотрели на него чуть ли не с благоговением. Настроение встречи кардинально изменилось. Теперь уже союзники Аргана не смели взглянуть в его сторону. Конечно, потом они продолжат свою борьбу за реформы.
Но они не хотели, чтобы сейчас их порвали на куски из-за человека, который втянул их в такую глупую историю.
Голосование за Боттандо прошло анонимно. Как ни странно, только Флавия казалась недовольной. «Наверное, перенапряглась, — подумал Боттандо. — Нужно дать ей отдохнуть несколько дней, прежде чем она снова окунется в работу».
Даже Арган поздравил его с успехом. Боттандо чуть не пожалел его. Но, конечно, не от души.
ГЛАВА 17
Для Аргайла триумф Боттандо обернулся кошмаром. Когда поезд, увозивший Флавию в Лондон, отошел от платформы с норвичского вокзала, он был абсолютно спокоен. Он дал ей хороший, на его взгляд, хотя и неординарный совет, который родился у него от горячего желания уладить дело ко всеобщему удовольствию. На этот раз он действовал быстро, решительно и безжалостно — так, как ему настойчиво рекомендовали все его знакомые и друзья. Он чувствовал себя немного неуютно в этом новом образе, однако полагал, что вскоре привыкнет к нему. Теперь ему оставалось только направить открытые в себе качества в профессиональное русло. И пробным камнем должен был стать разговор с Мэри Верней о Леонардо. Циничный настрой продержался в нем до самого возвращения в Уэллер-Хаус и способствовал глубокому крепкому сну. Однако утром он просуществовал только до той минуты, когда Мэри заглянула к нему во время завтрака и позвала его к телефону.
— Инспектор Мэнстед, — сообщила она, — хочет вам сказать пару слов.
Мэнстед, будучи человеком воспитанным, позвонил Аргайлу исключительно с целью поблагодарить его за оказанную помощь и выразить свое безграничное восхищение дедуктивными способностями Флавии.
— Лично я никогда не верил в то, что Форстер был вором, — признался он. — Это лишний раз доказывает, как сильно мы можем ошибаться. Я сомневаюсь, что нам удастся выяснить причину его смерти, — добавил он. — Но список картин, который вы обнаружили, — это настоящая бомба. Жаль, что вы не заметили его в первый раз, когда осматривали кабинет Форстера. Хорошо, что догадались взглянуть еще раз.
— Да, — сказал Аргайл, — я забыл там ручку. В столе. Вот и решил забрать ее.
— Это такая удача, что список не сгорел с остальными бумагами. А все его проклятая жена. Если бы не Флавия, я бы прижал Джессику Форстер к ногтю за то, что она отняла у нас столько времени.
— Милосердие — благое дело, — сказал Аргайл. — Она и так уже достаточно настрадалась со своим мужем.
— Верно. Насколько я понял, она осталась без гроша. Одному Богу известно, куда уплыли деньги Форстера. Он должен был огрести кучу денег на своих махинациях.
— Я слышал от кого-то, будто он увлекался азартными играми, — подбросил мысль Аргайл.
— Да? — удивился Мэнстед. — Что вы говорите? Это вам сказал кто-нибудь из его коллег по бизнесу?
