Слово дворянина - Ильин Андрей (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Сунулись в дыру головы стражников, с любопытством глянув внурь. Произнесли что-то по-персиянски, засмеялись, пальцами вниз указывая, да тут же скрылись. Но скоро вновь объявились и начали опускать деревянную лестницу. А лишь уперлась она в землю, стал по ней слазить, за перекладины цепляясь, человек.
А как слез, на дно ямы встав, огляделся да принюхался, брезгливо морщась и нос платком надушенным прикрывая.
Сумрачно в яме, душно и влажно от земли сырой, да нестерпимо нечистотами пахнет. Гниют здесь узники заживо, света белого не видя и трапезу свою скудную с крысами деля.
Глянули на гостя незваного, что совсем не похож ликом и одеждой на перса, а боле на европейца.
Поклонился тот да сказал, в полумрак глядя:
— Вот где свидеться нам пришлось!.. Здравствуйте, друг любезный Яков Карлович.
Так ведь это посол русский, князь Григорий Алексеевич Голицын!
Вскинулся было Яков, да назад тут же упал! Громыхнули цепи, что к кольям, в землю вкопанным, приклепаны были, а другой стороной — к колодкам деревянным.
— Здравствуйте, Григорий Алексеевич! Разглядел его князь да ужаснулся!
— Как же вы живете здесь?! — ахнул он.
— Живем покуда, — ответил Яков, улыбнувшись. Хоть улыбка его вымученной вышла.
— Ай-ай-ай!.. — запричитал, заохал сердобольный князь Григорий Алексеевич. — Что ж вы, друг мой любезный, натворили-то?! Ведь сколь раз говорил я, сколь предупреждал вас, чтоб не совались вы в дела, вам, по молодости вашей, неведомые! Так не послушались вы меня! И вот теперь как все обернулось-то!..
Слушает его Яков, а сам улыбается.
Да не тому, что князь говорит, а голосу его радуясь, что как привет со света белого для него звучит. Ведь уж не знают они, счет потеряв, сколь дней и ночей здесь, во тьме египетской, живых людей не видя, сидят. Страшную кару придумал для них шах, не казнив сразу, а велев бросить заговорщиков в яму земляную, да крышкой, железом окованной, прихлопнуть, дабы пред смертью помучились они во тьме и зловонии, заживо гния. Покачал головой князь.
— Чему улыбаетесь вы, Яков Карлович?.. Разве ж можно так легкомысленно?.. Ныне положение ваше самое отчаянное! Все связи свои мне пришлось употребить на то лишь, чтобы попасть к вам да поговорить с глазу на глаз!
И скажу я — что уж и не знаю, чем вам теперь помочь. Хочу просить о заступничестве государыню нашу императрицу Елизавету Петровну, да уж и послал депешу ей, но покуда депеша та до Санкт-Петербурга дойдет да пока обратно эстафетой доберется, боюсь, как бы уж поздно не было! Палачи шахские на расправу скоры!
Ныне Надир Кули Хан в поход отправился, отчего до времени расправу отложил. Да ведь вернется скоро!..
— И что тогда будет? — спросил, одного боясь, что голос его дрогнет, Яков.
Вздохнул посол.
— Положено вам, Яков Карлович, по законам персиянским, за содеянное вами на кол сесть али в масле кипящем сваренным быть живьем. Но одно твердо обещать вам могу — что до варварства сего я не допущу! И коли есть вы иноземный подданный, добьюсь я, чтобы вас предали смерти цивилизованной — обезглавив али повесив за шею в петле веревочной. Хоть и осерчал ныне на вас шах, да не захочет он пред государствами европейскими, кои послов здесь содержат, дикарем себя выставить.
Тень пробежала по лицу Якова.
— Впрочем, вы, Яков Карлович, ране времени духом не падайте да не ропщите на судьбу, надейтесь на лучший исход, — спохватился князь Голицын. — Бог, он милостив... Ныне я подарки дорогие во дворец послал, да другие обещал. Шах персиянский хоть пригрозил по горячности своей России войной, да, думаю, остыл уж! Ныне сил у него нет на нас войском идти. Коли дождемся мы заступничества матушки нашей Елизаветы Петровны, что за вас шаха попросит, да в делах политических послабления Персии пообещает, да пошлины малость уменьшит, может, и обойдется еще все.
Бог даст — всего-то кнутом вас посекут да отпустят на все четыре стороны. Хуже, коли глаз лишат, за то, что вы на жену шахскую взор бросить посмели. Да все ж таки не убьют ведь!
— Да ведь не один я был! — сказал Яков. — А Дуня-ша моя и Никола-купец? Что с ними-то станет?
Вновь вздохнул князь Григорий Алексеевич да взор свой потупил.
И, на других узников не глядя, а лишь к Якову одно -му обращаясь, отвечал:
— Купчику тому, что бежать вам пособлял, я уж ничем не помогу. Потому — не имеет он к нашему ведомству никакого касательства, отчего не могу я за него пред императрицей хлопотать. Да и вина на нем больно великая — как вас ловили, он, силушку свою в узде не сдержав, персиянина одного рукой стукнул, да так, что до смерти зашиб.
— А Дуняша?! — вновь напомнил Яков.
— Так ведь не Дуняша она, а Зарина ныне, — отвечал вполголоса князь. — Хоть не по крови, да по вере своей — персиянка! Да мало того — жена шаха Надир Кули Хана, коему по праву принадлежит. И может он с нею, по законам их басурманским, поступать как угодно, за неверность ее наказав!
— А коли так, коли казнят ее — так пусть и меня с ней вместе! — сказал Яков. — Без нее, без Дуняши, все одно жизни мне нет!
Всплеснул руками Григорий Алексеевич.
— Да ведь и казнят, непременно казнят, можете в том даже не сумневаться, — в сердцах вскричал он. — Да как же вы не понимаете, сударь мой, что не в России мы, а в земле персиянской! Да ведь что толку с того, что не одну ее, а и вас тоже басурмане на кол посадят? Ведь инородка она вам, к чему же судьбу свою с ее связывать!
Да только увидел тут князь, как Яков губы упрямо поджал да нахмурился, и, тон свой сменив, уговаривать его стал.
— Да разве мало вам девок русских, кои одна другой краше? Ведь жених вы завидный — приедете домой, любую выбирайте, да, благословения батюшки испросив, — сразу и под венец! А уж я на вашей свадьбе посаженым отцом буду и детушкам вашим, что народятся, крестным!
Но не надобно Якову иных девиц, кроме Дуняши. Как бросит он ее?.. Да не ее одну, но и купца Николу, что согласился им помочь и через то дело божеское под смерть себя подвел.
— Что скажете, друг мой разлюбезный Яков Карлович?
Мотает Яков головой, будто бычок, да мычит лишь. Вздохнул князь Григорий Алексеевич — да делать нечего!
Видно, лишь палач один способен образумить сию голову неразумную! Жаль!..
Но все ж таки повторил:
— Подумайте, сударь, а как надумаете чего, велите меня к себе звать!
Сказал так да по лестнице шаткой наверх полез, к воздуху и свету дневному...
Скрипнули пронзительно петли.
Упала с громом тяжелая, железом обитая, крышка.
Громыхнула цепь.
Звякнул замок...
Все!..
Остался Яков в яме земляной, да теперь уж без всякой надежды на спасение!
Сел, колодками деревянными громыхнув. Хотел было голову руками в отчаянии обхватить, да колодки не дают, в лицо тыкаясь.
Слышит, подле него другие пленники тихо дышат да возятся.
— Зря вы, барин, так-то! — осуждающе молвил во тьме Никола. — Посол-то, он верно все сказал — нас вы хошь как не выручите, а себя тем сгубите! Зачем всем смертушку принимать?.. Вернулись бы вы лучше на родную сторонушку да привет ей от нас передали. А на кол усесться вы завсегда успеете, коли у вас охота на то будет.
Сказал да умолк.
И стало от слов его Якову еще горше.
Ведь не радость они делить меж собой будут, а смерть свою. Может, и прав был Григорий Алексеевич, как призывал его образумиться. Ведь всякая рана со временем затягивается, новым мясом обрастая. И душевная, верно, тоже зарастет...
Так подумал было Яков, страхам своим поддаваясь...
Но услышал тут стук колодок деревянных и мелодичный перезвон браслетов самоцветных, что странен был в яме сей. Да почуял, как дохнуло на него легким ветерком и кто-то нежно коснулся руки его.
А ведь это Дуняша его!
И стыдно стало ему за слабость свою минутную, коей поддался он.
Коснулась его Дуняша да молвила голоском тихим и нежным, от которого сердце его зашлось:
— Разве ж знала я, что все так обернется?! Чем прогневила я господа нашего, что, забирая жизнь мою, он желает получить и твою в придачу?! Кругом виновата я! Но бог мне свидетель — не желала я ни тебе, ни кому-либо зла, но лишь спасения себе!
