Один лишний труп - Питерс Эллис (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
— Идем, поднимемся на сторожевую площадку, там нет никого, кроме караульных, а то здесь не поговоришь.
Они поднялись на стену замка и Хью отыскал уголок, к которому никто не смог бы приблизиться незамеченным. Внимательно посмотрев в глаза монаху, он сказал:
— У тебя на лице написано, что ты что-то выведал. Выкладывай поскорее свои новости, а я поделюсь своими.
Кадфаэль кратко изложил все, что узнал от калеки Осберна, и Берингар моментально понял значение этого рассказа. Он оперся спиной о зубец крепостной стены, словно приготовясь к жестокой схватке. На лице его читались горечь и уныние.
— Ее брат! И никуда не денешься — это не мог быть кто-то другой. Он вышел из замка ночью, украдкой, скрывая лицо, поговорил с начальником королевской стражи и вернулся так же, как и ушел. Черт, голова кругом идет! — вскричал Берингар. — И все оказалось напрасно! Он пал жертвой предательства, еще более коварного, чем его собственное. Ты ведь еще не знаешь, Кадфаэль, ты не знаешь всего! И надо же было случиться, чтобы это оказался именно ее брат!
— Тут делу не поможешь, — промолвил Кадфаэль, — это был он. В страхе за свою жизнь и горько сожалея, что поспешил встать не на ту сторону, он отправился к осаждающим, чтобы выторговать себе пощаду. В обмен на что? На нечто, выгодное для короля! В тот самый вечер в замке держали совет и решили вывезти золото Фиц Аллана. Вот откуда убийца заранее знал о том, что и когда повезут Торольд и Николас, и каким путем они поедут. И он вовсе не стал передавать это сообщение королю, а задумал воспользоваться им в собственных интересах. Чем другим это могло кончиться! Осберн сказал, что юноша вернулся, как было велено, — и он был спокоен, не испытывал опасений.
— Ему обещали жизнь, — с горечью сказал Берингар, — а к тому же, наверное, посулили королевскую милость, а может, и милость при дворе. Не удивительно, что он возвращался довольный. А на деле убийца с самого начала замыслил захватить его и казнить вместе со всем гарнизоном крепости, чтобы все сохранить в тайне. Слушай, Кадфаэль, что я разузнал у одного фламандца, который участвовал в казни от начала до конца. Он сказал, что после того, как был повешен Арнульф Гесденский, Тен Хейт указал палачам на одного юношу и сказал, что тот должен умереть следующим, поскольку таков приказ сверху. Ну, они его и вздернули. А этот бедняга, он поначалу думал, что его схватили только для того, чтобы отделить от других пленных, а когда понял, какова суровая правда, завопил что было мочи, что он не должен умереть, что ему обещана жизнь, что если ему не верят, пусть пошлют и спросят...
— Спросят Адама Курселя, — закончил за него Кадфаэль.
— Нет... Этот солдат не расслышал имени, они в это время все от смеха животы надрывали. А что заставило тебя вспомнить именно о нем? Его как раз там и близко не было. По словам этого человека, Курсель только раз подошел и взглянул на тела, что валялись во рву, причем в самом начале, когда и мертвецов-то было всего ничего. Потом он отправился в город, вроде бы по поручению короля, и больше его не видели. Они еще потешались, что у него, дескать, живот прихватило.
— А кинжал? Был у Жиля кинжал, когда его вешали?
— Был, и этот мой собеседник присмотрел его для себя, но ему пришлось отлучиться, а когда вернулся, кинжал уже исчез.
— Для человека, который нацелился на солидный куш, — покачал головой Кадфаэль, — и маленький выигрыш тоже кстати.
Они молча смотрели друг на друга.
— Почему все-таки ты думаешь, что это Курсель? — прервал молчание Берингар.
— Потому, — отвечал монах, — что я помню, какой ужас овладел им, когда Элин опознала своего брата, и он понял, что натворил. «Если бы я знал, — кричал он, — если бы я знал, я бы спас его ради вас — неважно, какой ценой». Он просил прощения у Всевышнего, но хотел получить прощение Элин. Хотел от всей души, хотя я бы не назвал это настоящим раскаянием. И он отдал ей плащ, помнишь? Сдается мне — я и правда так думаю, — он вернул бы ей и кинжал, но не мог. К тому времени кинжал был уже сломан. Интересно, что же он с ним сделал? Человек, снявший кинжал с мертвеца, не расстанется с ним так просто, даже и ради девушки. И все же он не осмелился показать его Элин. Кажется, он увлечен ею не на шутку. А кинжал, наверное, где-то прячет, хотя не исключено, что уже и избавился от него.
— Если ты прав, — задумчиво сказал Берингар, у которого еще оставались сомнения, — мы должны найти этот кинжал — это наша улика. И все-таки, Кадфаэль, ради Бога, скажи, что же теперь делать? Господь свидетель, трудно сказать что-либо хорошее о человеке, который ценой измены пытался купить себе спасение, оставив товарищей на погибель. Но ни ты, ни я не решимся рассказать Элин всю правду — это было бы новым ударом для невинной и достойной девушки. Довольно того, что она оплакивает своего брата. Пусть продолжает думать, что хотя путь, избранный Жилем, был ошибочным, зато сам он был верен своему выбору до конца и отдал жизнь за свои убеждения, а не испустил дух с жалким лепетом на устах, как трус, которому обещали милость за низкое предательство. Она не должна узнать об этом, никогда!
С этим брат Кадфаэль не мог не согласиться.
— Однако, — заметил он, — если мы выдвинем против убийцы обвинение и дело дойдет до суда, все неизбежно выплывет наружу. А этого мы допустить не можем — и в этом наша слабость.
— И наша сила, — яростно вскричал Берингар, — ибо он тоже не может этого допустить. Ему нужна королевская благосклонность, ему нужны почести и должности, но ему нужна и Элин. Ты думаешь, я этого не знаю? И кем он будет в ее глазах, если даже намек на это коснется его? Нет, он не меньше нас будет стараться похоронить всю эту историю. Предоставь ему подходящий случай покончить с ней одним ударом — и увидишь, он ухватится за такую возможность.
— Твои мысли в основном об Элин, — мягко проговорил Кадфаэль, — и я тебя понимаю и вполне сочувствую. Но и ты меня пойми: у меня есть и другой долг. Николас Фэнтри не обретет покоя, пока не свершится правосудие.
— Доверься мне и будь готов поддержать меня сегодня вечером за королевским столом, что бы я ни предпринял, — заявил Берингар. — Правосудие свершится, и Фэнтри будет отомщен, но пусть это произойдет так, как задумал я.
Кадфаэль приступил к своим обязанностям за креслом аббата Хериберта, оставаясь в некотором недоумении, ведь он не имел четкого представления о том, что же замыслил Берингар, и не был уверен, что без сломанного кинжала удастся выдвинуть против Курселя весомое обвинение. Фламандец не видел, как Курсель брал кинжал, а те слова, которые он в отчаянии кричал Элин над телом ее брата, — это не доказательство. И все же Хью Берингар обещал возмездие — ради Элин Сивард и погибшего Николаса Фэнтри. Главное, что имело сейчас значение для Хью, — это чтобы Элин никогда не узнала, что ее брат опозорил их род, и ради этого он готов был без колебаний пожертвовать своей жизнью, не говоря уж о жизни Адама Курселя.
«А ведь я, — с грустью размышлял Кадфаэль, — успел привязаться к этому юноше, очень бы не хотелось, чтобы с ним стряслось что-то худое. Я бы предпочел довести дело до суда, даже если бы нам пришлось действовать осторожно, накапливая улики, и умолчать обо всем, касающемся Торольда Бланда и Годит Эдни. Но для этого потребуются — обязательно потребуются — веские доказательства того, что Адам Курсель завладел кинжалом Жиля Сиварда, и желательно было бы предъявить сам кинжал, чтобы примерить к нему найденный на месте убийства обломок. В противном случае Курсель будет попросту лгать и изворачиваться, отрицать все и вся и заверять, что он отродясь не видел ни этого топаза, ни кинжала, к рукоятке которого он крепился. При том высоком положении, которое он занимает, без неопровержимых улик к нему не подступиться».
В тот вечер дамы приглашены не были — гости собрались для обсуждения политических и военных вопросов, однако пиршественный зал ратуши был украшен позаимствованными для этой цели драпировками и ярко освещен светильниками. Король был в прекрасном настроении: те, кому было поручено потрясти горожан, отменно справились со своей задачей, и провизии для войска было запасено в достатке.