Криминальный пасьянс - Овчаренко Александр (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗

В это же время в Риме новому председателю, который во время дежурства был известен персоналу под псевдонимом «Шевалье», доложили, что по последним оперативным данным господин Перепёлкин очень нуждается в средствах, в связи с чем он предпринял ряд шагов для розыска контрабандиста по фамилии Карась.

Шевалье по закрытой связи вызвал начальника регионального отдела Центральной зоны и приказал навести справки по гражданину РФ по фамилии Карась, который подозревается в контрабанде драгоценными металлами. К удивлению председателя, начальник отдела, не сходя с места, выдал подробную справку об «объекте», который в данный момент находился в Ленинградской области, в санатории «Лесные дали». Оказывается, Карась давно находился в «разработке» по инициативе начальника отдела, что значительно облегчало выполнение задуманной операции.

– За ним присматривают двое наших опытных оперативников, – закончил доклад начальник отдела.

– Дайте ему выход на бизнесмена Перепёлкина из Москвы или сообщите Перепёлкину координаты «объекта». Поступайте, как сочтёте нужным, но эти двое в ближайшее время должны встретиться, – распорядился Шевалье.

– Они встретятся, – заверил его начальник отдела и, помедлив, добавил, – как только мы устраним одно маленькое недоразумение.

Глава 13

Повестку в прокуратуру для дачи свидетельских показаний по факту заказного убийства граждан Федуненко и Клещёвского Клим получил под вечер. Он аккуратно расписался в корешке повестки и передал его посыльному. После чего, не задавая никаких вопросов, спрятал повестку в карман и закрыл дверь. Клим понимал, что удар был направлен не в Клеща и Федула – людишек мелких и никчёмных, способных быть у него на подхвате. Метили в него, старого вора, и то, что он остался в живых – чистая случайность. В таких случаях полагалось отвечать ударом на удар или «залегать на дно». Такие ситуации были для него не в новинку, его и раньше неоднократно пытались вычеркнуть из списка живых. Беда была в том, что Клим не знал, кто осмелился развязать войну и кого следует «мочить», а «лечь на дно» ему не позволял статус вора в законе.

Вызовы в прокуратуру и в отдел милиции для Клима были так же естественны и малоприятны, как для терапевта визит в морг – вроде бы и по работе, но всё равно неприятно. К вызовам на допрос старый вор относился спокойно: получив повестку, он звонил своему адвокату и на следующий день точно в указанное время находился возле кабинета следователя. На допросе Клим вёл себя сдержанно, говорил мало, а если и начинал давать показания, то прежде советовался со своим высокооплачиваемым адвокатом.

И в этот раз Клим не отступил от своих привычек. Ровно в десять часов он вместе с адвокатом Юлием Гринбергом был в прокуратуре возле кабинета следователя Семашко. В ожидании допроса Гринберг суетился, что-то пояснял Климу и при этом громко возмущался произволом прокурорских следователей, которые без достаточных на то оснований выдёргивают его клиента, человека законопослушного и уважаемого, для очередного допроса. Клим слушал болтовню Юлия и молчал. Чутьё старого волка подсказывало, что в прокуратуру его вызвали не для допроса, всё, что ему было известно по факту смерти Федула и Клеща, он рассказал Семашко прошлый раз.

«Значит, вызвали меня не по поводу смерти этих «шестёрок»!» – решил Клим, но Гринбергу ничего не сказал.

Видимо, услышав визгливый голос адвоката, Семашко сам открыл дверь и пригласил Клима в кабинет.

– Я протестую! – завёлся Гринберг. – Моего клиента уже допрашивали по данному делу, и мы не будем менять показания, поэтому заявляю сразу, что мы намерены воспользоваться правами, предоставленными статьёй 51 Конституции РФ… [28]

– Можешь воспользоваться! – перебил его следователь. – Пока мы с твоим клиентом переговорим с глазу на глаз, ты можешь воспользоваться хоть статьёй, хоть служебным туалетом, он, кстати, в конце коридора.

Платон Семашко был следователь молодой, но зубастый. До поступления в университет ему довелось пару лет поработать милицейским опером, поэтому перед воровскими авторитетами и их вальяжными адвокатами он не робел.

– Это произвол! – заверещал Гринберг. – Я обязан присутствовать при проведении следственных действий с моим клиентом.

– Допроса, Юлий Германович, не будет! – осадил его Семашко. – Я сообщу вашему клиенту конфиденциальную информацию. Лично Вас она не касается, – усмехнулся Платон и двумя пальцами поправил на шее у адвоката его пижонскую «бабочку».

– Останься здесь, – глухо произнёс Клим, и Гринберг сразу утратил запал.

Оставшись в кабинете один на один, Семашко пододвинул посетителю стеклянную пепельницу и сам закурил. Клим не спеша достал пачку «Герцоговины Флор», щелчком открыл крышку, и, немного рисуясь, размял папиросу. Платон прикурил и протянул зажжённую зажигалку Климу, но тот сделал вид, что не заметил жеста следователя и прикурил от спички.

С минуту они молча глотали и выпускали через ноздри дым. Потом Платон первый энергично загасил в пепельнице сигарету, убрал с губы табачную крошку и, понизив голос, сообщил:

– По последним оперативным данным, тебя, Клим, хотят убить!

– Для меня это не новость. – скривил губы вор в законе. – Первый раз, что ли? Рано или поздно убьют, но не сейчас.

– Ты не понял, Клим! Тебя реально хотят «замочить», и думаю, что этот раз ты не отвертишься! Я, как представитель закона, обязан принять все меры для защиты гражданина Российской Федерации, то есть для твоей защиты!

– Ты сам-то в это веришь! – усмехнулся Клим. – И как ты это себе представляешь? Я, вор в законе, буду прятаться за ментовскую спину? Я от смерти никогда не бегал, и сейчас не побегу!

– Значит, не договорились?

– Ты же знаешь, следователь, что я с вашим братом никогда и ни о чём не договаривался, но за предупреждение спасибо.

– Убьют тебя, Клим! Большие люди в драку ввязались, тебе не выстоять!

– Не трепыхайся! Меня «замочат», тебе же легче будет: повесишь на мой труп пару тройку «глухарей» [29]. Я прав?

Платон не ответил.

– Я так понимаю, гражданин следователь, что на этом наша беседа закончилась, и я могу идти? – официальным тоном осведомился старый вор и машинально приложил руку к левой стороне груди: сердце ощутимо покалывало.

– Можете идти! – в тон ему ответил Семашко и встал из-за стола.

Через неприкрытую дверь он слышал, как оживился и торопливо залопотал Гринберг:

– Ну, как Вы? Что они Вам инкриминировали? Надеюсь, Вы следовали моим инструкциям?

После беседы с прокурорским следователем, домой Клим не поехал, несмотря на то, что сердце продолжало болеть.

– Покатай меня, – сказал он водителю и максимально опустил спинку сиденья.

Примерно с полчаса они кружили по городу, пока Клим не дал знак остановиться.

– Езжай домой, – приказал он водителю. – Да не просто езжай, а так, чтобы тебя весь город видел. Мне нужно, чтобы все думали, что я у себя на хате. Понял?

– Понял, – ответил водитель и надавил на газ.

Обратную дорогу он пролетел, нарушая все писаные и неписаные правила. Весь город видел, как машина воровского авторитета на большой скорости выехала за город, в сторону побережья, где у Клима был выстроен небольшой, но уютный коттедж.

Сам Клим по узкой тропинке углубился в частный сектор, и минут через сорок вышел к старому, но добротному бревенчатому дому.

Минут пятнадцать он, сидя на лавочке, наблюдал за домом, потом, оглядевшись, подошёл к окну и постучал условным стуком. На стук никто не вышел. Клим помассировал грудь и постучал ещё раз. Хлопнула дверь и послышалась шаркающая походка.

– Кого чёрт принёс в такую рань? – раздался дребезжащий женский голос.

– Открывай, старая ведьма! Клиент пришёл! – пошутил Клим и почувствовал, как горячая иголка больно вошла в самое сердце. Он глубоко вздохнул и опёрся одной рукой на стену. Дверь открылась и на пороге показалась невысокая полная пожилая женщина, на голове у которой были прикрытые косынкой бигуди.