Secretum - Мональди Рита (читать книги онлайн .TXT) 📗

– Ну да, к примеру, я помню… Да, я помню, как Мариани повелел установить в церкви Иисуса огромную скульптуру для моления святым дарам, сооружение привлекло массу народа. Это творение – прекрасное творение, поверьте мне, – изображало триумф евхаристского агнца между символами Нового Завета и Апокалипсиса, с видением евангелиста Иоанна на острове Патмос. Под ликом Бога-Отца, окутанного тысячью облаков с небесными духами и огнями, были видны семь ангелов с семью трубами, а далее агнец Божий, держащий книгу с видением Апокалипсиса Иоанну и всем нам из любви Бога к людям…

– Воистину, – согласился Дураццо.

– Святые слова, – эхом повторил монсиньор д'Асте.

– Да святится господь наш Иисус Христос, – ответили почти все (за исключением тех, у кого во рту было слишком много жареной форели, которую только что подали к столу) и перекрестились (кроме тех, кто как раз орудовал ножами и вилками для рыбы).

– Были видения ангельских хоров, – продолжал Карпенья, – изображений символов четырех евангелистов, то есть льва, орла, быка и человека. Я помню, что грудь агнца была покрыта кровью, а между серебряными и золотыми огнями было видно его сердце и внутри святое причастие, которое приходит к людям только из любви Божьей к ним.

– Очень хорошо, браво! – похвалили соседи по столу.

– Но и нынешний святой год станет примером на грядущие тысячелетия, – настойчиво подчеркнул Негрони.

– О да, несомненно: сюда все еще стекаются паломники изо всех частей Европы. Воистину, чистое и самозабвенное дело святой матери Церкви сильнее, чем любое земное владычество.

– Да, кстати, как проходит этот святой год? – спросил барон Скарлатти князя Боргезе едва слышным голосом.

– Очень плохо, – прошептал тот в ответ. – Число паломников катастрофически уменьшилось. Папа крайне озабочен. Не поступает ни единого скудо.

Ужин подходил к концу. Их преосвященства, князья, бароны и монсиньоры, зевая, прощались друг с другом и медленно уходили по аллее, ведущей к выходу, к своим каретам. Их секретари, адъютанты, сопровождающие, лакеи и слуги встали из-за своего стола, установленного поблизости, но накрытого намного скромнее, и отправились сопровождать своих господ. Места за столом опустели, и мы, держащие факелы, смогли наконец расслабить мышцы спины и живота и сменить напряженную позу, в которой вынуждены были стоять целый вечер.

Никто не заметил этого, но когда я снял с себя смешной турецкий тюрбан и поставил коптящий светильник на землю, я затаил дыхание, но не от усталости, а от ужаса.

Я сразу увидел его и мгновенно сообразил, что он сотворил. Когда он трижды обозвал кардинала Мориджиа дураком, я был готов к тому, что его строго накажут, если только сумеют поймать. Но у него было больше везения, чем ума, и никто не увидел его в тусклом свете застолья. Я оставил других слуг и пошел к ограде поместья. И тут я услышал, как он приветствует меня с обычной любезностью:

– Дурак!

– По-моему, это ты тут дурак, – ответил я, повернувшись в ту сторону, откуда, как мне казалось, доносился этот голос.

–  Dona nobis hodie pane cotidianum, [29]– ответил Цезарь Август из темноты.

Во время всего ужина он летал взад и вперед над растянутым над столом навесом. Конечно, он надеялся добыть себе пару вкусных кусочков со стола, но потом, видно, сообразил, что это невозможно, иначе его обнаружат. Каждый раз, когда он просто из желания сказать гадость оскорблял кардинала Мориджиа, я покрывался холодным потом от страха. Но никому не пришло в голову, что сей насмешливый голосок принадлежит Цезарю Августу, по той простой причине, что попугай, как я уже говорил, не разговаривал ни с кем, кроме меня, и все думали, будто он немой.

Я прошел еще немного дальше через луг, надеясь, что меня не будут искать, чтобы поручить какую-то срочную работу.

– Это была очень скверная выходка, – укорял я его, обращаясь наугад в темноту, – в следующий раз они свернут тебе голову и зажарят. Ты видел эту тарелку с куропатками, которую подали на третье блюдо? Вот увидишь, так же приготовят и тебя.

Я услышал шум его крыльев в темноте, а затем и свист перьев, зацепивших мое ухо. Он сел на куст на расстоянии вытянутой руки от меня. Теперь наконец-то я видел его – белое пернатое привидение с высоким желтоватым хохолком, который гордо растопырился у него над головой, подобно гротескно развевающемуся знамени в папской расцветке.

Все еще разгоряченный и усталый от долгого стояния с факелом, я опустился на влажную зеленую траву. Цезарь Август упорно смотрел на меня взглядом просящего подаяния нищего.

–  Et remitte nobis debita nostra. [30]– Попугай упорно читал «Отче наш», что проделывал всегда, когда хотел есть.

– Ты сегодня хорошо поел, а сейчас это уже будет обжорство, – коротко сообщил ему я.

– Клик-кляк, дзинь, – выдала чертова птица, удивительно точно подражая стуку ножей и вилок о тарелки и веселому звону бокалов. Это была очередная провокация.

– Ты действуешь мне на нервы, я иду спать и тебе рекомендую то же самое…

– Ты с кем тут разговариваешь, мальчик мой?

Атто Мелани нашел меня.

Мне стоило немалых усилий просветить аббата относительно странной натуры этого животного, за разговором с которым он меня застал. Тем более что Цезарь Август при появлении Атто Мелани моментально удрал в темноту и ни за что не хотел покачиваться. Понадобилось время, чтобы убедить Атто, что я не сошел с ума и не разговаривал сам с собой, а что там, в темноте, скрывается попугай, с которым можно было вести что-то вроде диалога, но в сумбурной и странной манере, которую он предпочитал. Однако Цезарь Август, который, вероятно, пялился сейчас на Атто из своего укрытия с хорошо известным мне выражением вредности и любопытства, с какими он обычно рассматривал незнакомых людей, до конца моей речи молчал как рыба.

– Может быть, оно и так, как ты говоришь, мой мальчик, но мне кажется, что это пернатое вообще не раскрывает клюва. Эй, Цезарь Август, ты здесь? Что за высокопарное имя! Кра-кра-кра! Давай, выходи! Ты правда назвал Мориджиа дураком?

Молчание.

– Эй ты, ворона несчастная, я с тобой говорю! Давай, покажись! Итак, ты не умеешь говорить?

Птице будто запечатали клюв, и мы не удостоились чести узреть ее.

– Ну, если он снизойдет до того, чтобы показать себя и продемонстрировать все эти фантастические штучки, о которых ты мне рассказал, то позови меня, я тут же прилечу! Ха-ха! – рассмеялся Атто. – Перейдем, однако, к серьезным вещам. Я хочу сообщить тебе на завтра пару вещей, до того как сон…

–  Pue lia.

Атто с изумлением посмотрел на меня.

– Ты что-то сказал?

Я только показал в темноту, в направлении Цезаря Августа, потому что не решился открыто признать, что это он оскорбил Атто, назвав его позорнейшей кличкой, которая только существует для кастратов: paellaна латыни означает девочка. Кроме того, у меня просто не было слов: это был первый случай, когда попугай заговорил с кем-то, кроме меня. Хотя речь шла об оскорблении, я бы сказал, что попугай удостоил Атто чести.

– С ума сойти! Я уже видел и слышал других попугаев, и все они были великолепны. Но здесь, кажется, действительно…

– …как будто говорил человек из плоти и крови, я же вам говорил. На сей раз это был голос старика. Но вы бы слышали, как он подражает женским голосами плачу детей! Не говоря уже о чихании и приступах кашля.

– Господин аббат!

В этот раз это был настоящий человеческий голос, взывавший к нашему вниманию.

– Синьор аббат, вы здесь? Я ищу вас уже полчаса!

Это был Бюва, который, с трудом переводя дыхание, спешно искал своего господина.

– Господин аббат, вы немедленно должны вернуться к себе. Ваши покои… Мне кажется, кто-то во время ужина проник к вам без вашего разрешения и… в общем, это были воры.