Слово дворянина - Ильин Андрей (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
— Ой-ой! Помру счас! — вопит-причитает, за живот руками держась.
Но не до нее теперь толпе, баб-рожениц они уж видали, а такое диво в первый раз!
За первым чудищем другое ступает, а за ним третье!..
— Слон, слон!.. — несется над толпой чудное слово. Дивится народ, ахает...
Но то диво — еще не диво!
Меж слонов повозки едут, на них клетки из железных прутьев, а в них звери дивные, навроде кошек, только гораздо больше и все полосатые или в пятнах, от морды до самого хвоста! Ходят по клеткам туда-сюда, рычат подобно собакам, скалятся, хвостами о прутья колотятся, железо грызут. А зубы у них с палец! Жуть!.. На иных слонах тоже клетки есть, но поменьше. В клетках зверьки сидят, обликом на людей похожи, при руках и ногах, но лица — как у уродцев! Сидят, чешутся, гримасы строят!
Народ на них пальцами указывает, хохочет и тоже им рожи корчит! Весело!..
В середке три слона шествуют, у коих бока коврами богатыми покрыты, а к спинам площадки навроде телег приторочены, только поболе, в телегах тех люди сидят, да не по одному, как на конях, а по трое, по четверо враз! Сидят — вниз смотрят.
Один из них, видать, самый важный — весь в парче да шелках, в шапке-тюрбане алмазы сверкают, пальцы перстнями унизаны. Позади него на особой приступке человек стоит и метелкой из птичьих перьев над его головой машет, дабы ветер создать.
Посидит-посидит важный персиянин да вдруг головой кивнет.
И тот раб, что сбоку него большую чашу пред собой держит, вдруг запустит в нее руку, зачерпнет горстью монеты серебряные да швырнет в толпу целую пригоршню..
Сверкнут на солнце монетки, рассыпятся дождем по земле, покатятся под ноги. Народ ахнет, на колени попадает да начнет их собирать!
Такие чудеса!..
Так до самого дворца царского караван сей дошел.
Далее толпу уж солдаты не пустили, в приклады приняв.
Но издали было видать, как погонщики слонов по ногам прутиками ударили и те, передние ноги подломив, на коленки упали, будто бы кланяясь.
Государыня-императрица Елизавета Петровна, которая в сей момент на балкон вышла, политес сей оценила, улыбнулась, да велела посланника персиянского немедля к себе звать.
Тот прибыл и долго кланялся, что-то по своему лопоча. А бывшие при нем слуги внесли на головах большие золотые подносы, на коих были разложены подарки.
Как он их вручил, тут государыня к нему спустилась да сердечно обняла.
А уж после, как аудиенция закончена была, хранителя царской рентереи Карла Фирлефанца с писцом призвали, дабы они все подарки оглядели и опись им сделали.
Писец перо в чернила макнул да написал:
«Сегодня семнадцатого, месяца августа, одна тысяча семьсот сорок четвертого года от Рождества Христова получено от персиянского посланника владетельного Сабур Казим Бека в дар Государыне Императрице Елизавете Петровне: платье парчовое с шитьем по груди и рукавам золотом, бриллиантами да жемчугами; брошь золотая с алмазом величиной с лесной орех да пятью поменьше; сабля с ножнами, усыпанными бриллиантами числом сорок восемь, да двумя рубинами, что находятся в рукояти...»
А как опись завершили, все подарки в рентерею снесли да под замок заперли. Все -да не все!..
Глава VI
И кто бы мог подумать, что в архивах можно найти хоть что-то, кроме пожелтевших и никому не нужных бумажек. Что можно найти деньги! Причем немаленькие — целый миллиард!
Или не целый?..
Кто в сказал...
— Ну что вы, сударь, о чем вы говорите — какой миллиард! — покачал головой антиквар, столь же древний, как скопленные им бронзовые статуэтки. — Куда там миллиард?.. Это тогда был миллиард, а ныне это, коли вам интересно знать...
Еще бы не интересно, когда Мишель-Герхард фон Штольц ради того только к нему и заявился!
— Так сколько?..
— Ныне это... ежели учесть две войны, две революции, индустриализацию с коллективизацией и мировую инфляцию за сто лет, то ныне это будет...
И антиквар погрузился в какие-то сложные вычисления.
— Это буде-е-ет...
— А что, разве инфляция и прежде была? — не вытерпел, поинтересовался Мишель-Герхард фон Штольц.
— А как же!.. — поразился антиквар. — Инфляция была всегда — и у них, и у нас. У нас ее запрещали, но она все равно была. У них ее не запрещали и она тем более была. Тот доллар и этот доллар — это суть разные доллары. И фунты тоже. А уж рубли!.. На те доллары, фунты и рубли можно было купить куда больше, чем ныне! Деньги — они как люди: чем больше им лет, тем меньше их возможности. Вы молоды, вы можете больше, чем я, но когда вы доживете до моих лет, вы сможете меньше, чем будут мочь ваши дети, и много меньше, чем ваши внуки!..
Все это здорово, но Мишеля менее всего интересовали его дети и внуки и более всего — цена сокровищ.
— Сколько же стоит теперь доллар начала прошлого века? Ну или рубль?
Антиквар снова, закатив глаза к бронзовой люстре, погрузился в вычисления.
Мишеля-Герхарда фон Штольца так и подмывало пихнуть его в бок, чтобы цифры в его голове складывались побыстрее.
— Коли учитывать покупательскую способность... То... Думаю... Думаю, что можно умножить искомую сумму примерно на тридцать.
Насколько?! На тридцать?!
— Да-с, сударь! На тридцать! Или даже на сорок... И согласитесь, что инфляция в четыре тысячи процентов за сто лет — это не так уж много. Наш рубль за десять лет потерял куда как больше.
Но это если говорить о просто деньгах... А если не о просто?..
— А если это не деньги? — осторожно спросил Мишель-Герхард фон Штольц.
— Тут сказать затруднительно, — развел руками антиквар, и глаза его хищно заблестели. — Если бы я мог взглянуть, я бы сказал поточнее...
— На что взглянуть? — не понял Мишель.
— На вашу вещицу. Или я ошибаюсь, или ваш интерес праздный? Если нет — я дам хорошую цену...
И скрюченные пальцы антиквара зашевелились, как лапы паука.
— Ну что вы — я просто так спросил, — поспешил заверить его Мишель-Герхард фон Штольц.
— Да?.. — разочарованно вздохнул антиквар. — Так у вас ничего нет?.. Совсем?.. Тогда я скажу так — произведения искусства всегда были и всегда будут самым надежным вложением капиталов. Они идут в рост лучше денег и лучше любых акций. Дураки покупают машины и недвижимость, умные люди — предметы старины. Коли у вас есть интерес в сохранении ваших капиталов, то я имею к вам хорошее, от которого вы не сможете отказаться, предложение...
— Ладно, допустим, — сдался Мишель-Герхард фон Штольц. — Допустим, я у вас что-нибудь куплю. Но тогда я тем более хотел бы знать, на какие проценты могу рассчитывать.
— Не только вы, но и ваши дети и ваши внуки и правнуки! — поддакнул антиквар. — Могу вам доложить, что, к примеру, полотна старых живописцев выросли в цене с начала прошлого века в... несколько сот раз.
У меня как раз имеются наброски фламандских мастеров...
— Какие наброски? — не понял Мишель-Герхард фон Штольц.
— Дерьма-с, — скромно потупив взор, ответил антиквар. — Конского... Но есть ослиное и даже павлинье!
Мишель-Герхард фон Штольц поморщился. Какое дерьмо?.. Он и так в нем по самую маковку!
— У меня очень хорошее дерьмо, — нахваливал свой товар антиквар, — фламандское и португальское семнадцатого века в карандаше, но есть и в цвете!..
Ладно хоть не в запахе...
— Смею вас уверить — это не какое-нибудь там дерьмо, а принадлежащее перу великих живописцев, которые, в бытность учениками, делали эти наброски для картин своих не менее прославленных учителей.
— А если я скажу, что меня не интересует никакое ваше дерьмо? — поинтересовался Мишель, не вполне понимая, как бы им можно было распорядиться.
— Тогда возьмите рыбью требуху с натюрмортов. Или детали с батальных полотен — шпоры, перья на шляпах, ломаные клинки, трупы павших воинов... Но они пойдут дороже.
— Нет, спасибо, — вежливо отказался Мишель. — Меня более интересуют ювелирные украшения. Они что, тоже выросли также, как предложенное вами фламандское дерьмо?
