Путь «Чёрной молнии» - Теущаков Александр Александрович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
— Так и коротаю один, некогда по девкам разъезжать. Бакены новые поставили, надо обслуживать. Тут на медне баржа на мель села, так с области два буксира прислали, еле сдвинули. Фарватер — то устарел, и не рассчитан на многотонные баржи. Ты на побывку, али как?
— С недельку погощу у отца с матушкой, а затем в Новосибирск, я человек служивый, куда посылают, туда и еду.
За разговорами Иван переправил Илью на противоположный берег и, попрощавшись, отплыл назад, а Михеев зашагал по тропе прямо к своей деревне.
После трудовой недели, пришел выходной: заспанные, но обрадованные появлением Ильи, отец — Тимофей Васильевич, мать — Клавдия Семеновна и младшие сестры: Софья и Мария, привечали дорогого гостя. Сон, словно рукой сняло, накрыли на стол и до самого рассвета делились новостями.
— Ты когда сынок нам с матерью внучат привезешь? — а то ведь Никитку почитай пять лет, как не видели, а теперь уже и Матюха народился.
— Скоро пап, скоро, вот получу квартиру, возьму большой отпуск и обязательно приедем все вместе.
— Сынка, а как там Марьюшка живет, справляется с двоими? — спросила мать.
— Все хорошо мам, я помогаю ей, где денег пересылаю, где продуктов.
— Когда в Новосибирск? — спросил отец.
— Через пять дней мне надлежит явиться в комендатуру. Не знаю на чем добираться, а то бы задержался на день — другой.
— Так может в тайгу, небось, по ружьишку соскучился? — спросил Тимофей Васильевич.
— Отец, дай нам на него наглядеться, не успел сын на порог, а ты его уже в тайгу.
— Ничего мамань, мы недолго, скучаю я по нашей тайге, как — никак вдоль и поперек с отцом и братьями излазили ее родимую, — улыбался Илья и, заметив погрустневшее лицо сестры Софьи, спросил, — Ты, что сестренка такая невеселая, не рада брату.
— Ой, что ты Илюш, я рада тебе…
— Беда у нас сынок, перебил дочь отец, — парня у Софьюшки забрали.
Илья улыбнулся:
— Поздравляю, значит, жениха себе выбрала, а куда забрали, в армию?
— Если бы в армию, — насупился Тимофей, — из района голубые фуражки понаехали и пятерых арестовали.
— За что? — спросил Илья.
Родственники дружно замотали головами.
— Кабы знали за что, а то ведь ночью, как волки схватили парней и в район. Мы в Топильники ездили, тамошний начальник НКВД сказал, что их уже в Томск отправили.
— Отец, мне показалось, когда я был в Томске, что в управлении видел нашего колхозного бухгалтера.
— Коростылева Павла?! Так его же вместе с Софьиным женихом арестовали.
— Вот оно в чем дело, — нахмурившись, произнес Илья.
Софья, не сдержавшая слез, ушла в другую комнату.
— Отец, я не обещаю, но попробую что-нибудь узнать, может, их отпустят, хотя… — сын перешел на тихий разговор, — пойдем — ка бать во двор, поговорить нужно.
Они вышли из дома, и присели на крыльцо. Тимофей достал кисет с табаком, приготовленную бумажку, и ловко сделав самокрутку, закурил. Илья отказался, так как никогда не баловался табаком.
— Пап, мое внимание знаешь, что привлекло? Один мой знакомый интересовался нашими фамилиями.
— Ну и пусть интересуется, нам — то что.
— Он из Томского горотдела НКВД, понимаешь, они какую-то операцию проводят недалеко от Михеевки, он говорил, что в Вороново будут проводить аресты.
— Вот те раз! А кого арестовывать собрались? Там же одни колхозники, почитай единоличников не осталось, всех кулаков еще в начале тридцатых: кого сослали, а кого и в тюрьму посадили.
— Сложно все пап, я и сам толком не знаю, но сдается мне, грядет что-то ужасное.
— Проясни сынок мозги мои темные, я не совсем тебя понимаю.
— Я слышал, много людей расстреливают, как врагов советской власти, среди органов НКВД их еще часто называют «врагами народа».
— Так у нас на колхозном собрании много говорили о таких, мутят, мол воду среди крестьян, готовят какой-то переворот в Сибири, одним словом — повылазили на свет разные контрики.
— А ты сам, что об этом думаешь?
— Хочешь честно?
— Хочу.
— Не нравится мне наше управление, когда в колхоз загоняли, председатель Паршин на многих зуб заимел, к нему частенько их района оперуполномоченный приезжает. Вот и арест наших пятерых парней меня на мысль наводит, что неспроста все это.
— А ты бать, как с председателем живешь?
— Не очень, на собраниях то я не молчу, где и перчика подсыплю, а где и дураками управляющих выставлю. Не умеют они землицу нашу обустраивать, здесь другой подход нужен, а они на дармоедов надеются. Ты еще совсем юным был, когда по нашим селам, да деревням продразверстка гуляла, так с того времени боязнь — то осталась, как бы нас опять в голоде и холоде не оставили. Не все наши Михеевцы умеют думать, кому просто на все наплевать, лишь бы колхоз им помогал, а нам каково: этих лоботрясов обрабатывать. Я Илюша прошлое вспоминаю, как мы свое хозяйство держали и радовались каждому приплоду, а здесь хорошего мало, — тяжело вздохнул Тимофей.
— Отец, ты о своих настроениях поменьше рассказывай, сейчас проще рот на замке держать.
— Обидно сынок, потому и говорю. Я шибко — то не плачусь кому не попадя, когда с Мишкой Коростылевым, да с его отцом перекинемся новостями, а так сам вижу, провокаторы у нас появились. Все они в правлении на тепленьких местах попригрелись. Вот бы кого шевельнуть.
— Сейчас кругом такое творится. Как там Коростылевы поживают, как Мишка?
— Хорошо, правда, у него родного брата забрали вместе с женихом Софьюшки.
— Семена?!
— История давняя, но кто-то ею воспользовался. Помнишь, я тебе рассказывал, когда Семен свою корову, загнанную в колхозное стадо вывел со скотного двора.
Илья хохотнул: «Конечно, помню, он тогда ее в валенки «обул», чтобы следов не осталось. Так об этой хохме уже все забыли давно».
— Вспомнили сынок, и по всему видать Монитович — бывший сторож фермы приложил к его аресту руку. Я сам понимаю, что у нас тоже творится что-то, но как разузнаешь, правление колхоза все в секрете держит. А что там твой знакомый о нашей фамилии спрашивал? — спросил Тимофей, переводя разговор на другую тему.
— Я и сам толком не понял.
— Ладно, сынок айда пропустим по маленькой, да пойдем по родне походим, должен же я такого красавца своим показать.
Ближе к обеду, Михеевы обошли несколько домов, повидавшись с родственниками. Зашли к Коростылевым и все вместе вышли на улицу. Собравшись возле водоема, стояли небольшой группой, обсуждая дела и новости, как на другой стороне пруда увидели ехавших на телеге, запряженной в лошадь, председателя с членами правления колхоза. Несколько мужиков махнули им для приветствия, но председатель, как будто бы занятый разговором, не ответил.
— Ишь Паршин рыло воротит, — сказал Миша Коростылев, — как сдружился с Топильниковскими «жандуями», так на две головы выше стал.
— Это ты кого жандуями назвал? — мрачно спросил отец Миши — Егор Тимофеевич.
— Тех, кто нашего Семена упрятал в каталажку.
— Егор Тимофеевич, — обратился Илья, — я узнаю о Семене, вот приеду в Новосибирск и сразу же подключусь.
— Ты уж постарайся Илюш, мы до власти достучаться не можем, словно в трубу кричим, а в ответ только эхо.
— А что отвечают?
— Следствие началось, говорят: если не виновен, значит отпустим.
— Ага, жди от них, отпустят, — зароптали мужики.
— Я тут на медне в Шигарке был, так мой брательник такие страсти рассказывал, что у них в округе аресты прошли: уводили, даже не объясняя, за что, один ответ: «Там разберемся».
— Илья, ты там ближе к «Богу», — пошутил односельчанин, — может знаешь, скольких еще «врагов народа» будут разыскивать, что-то нынче многие жалуются на аресты?
— Я военный человек, не из того ведомства.
Вдруг в метрах двести от пруда, под горкой все заметили, как стайка ребятишек бегом направляются в их сторону. Они что-то кричали, махали руками, указывая в сторону реки.
Миша Коростылев подтолкнул вперед паренька, лет четырнадцати и сказал:
