Монаший капюшон - Питерс Эллис (бесплатная регистрация книга .txt) 📗

— А тебе, отец аббат, позволь представить брата Роберта Пеннанта, приора этой обители, на помощь и поддержку которого я всегда опирался. Уверен, что и под твоим началом он будет служить с той же бескорыстной преданностью.

Позднее, когда Кадфаэль и Марк уединились в сарайчике и молодой монах застенчиво поведал наставнику о том, как управлялся в его отсутствие, а в ответ с удовольствием выслушал похвалы старшего друга, юноша вновь припомнил незабываемую сцену на монастырском дворе.

— Здорово получилось, ничего не скажешь! Но все-таки мне чуточку неловко. Грешно ведь, наверное, так радоваться посрамлению ближнего?

— Да будет тебе, — растерянно отозвался Кадфаэль, занятый тем, что распаковывал дорожную суму и расставлял по местам привезенные обратно бутылочки и склянки. — Тебе, как я погляжу, не терпится обзавестись нимбом. Чуток ехидства — не велик грех. Не торопись, малый, — успеешь еще выйти в святые — всему свое время. Это и впрямь здорово получилось, и порадовало, почитай, каждую душу в нашей обители. К чему лукавить?

Брат Марк оставил свои терзания и далее позволил себе ухмыльнуться, хотя и попробовал возразить:

— Но мы же видели, как тепло и сердечно, безо всякой задней мысли, обратился к приору отец Хериберт...

— Не забывай, он нынче — брат Хериберт! А ты, похоже, совсем еще несмышленыш, — ласково улыбнулся Кадфаэль. — Неужто ты думаешь, что все эти прекрасно подобранные слова были произнесены случайно? «Смиренным братом под твоим началом...» Ведь мог же он сказать: «среди вас», его ведь вся братия встречала. А еще: «с той же бескорыстной преданностью» — вот уж точнее не скажешь, именно, с той же! А судя по тому, каков наш новый аббат, Роберт теперь ой как не скоро дождется желанного места.

Брат Марк, сидевший на скамье у стены, привстал и ошеломленно уставился на Кадфаэля.

— Ты хочешь сказать, что он нарочно все это подстроил?

— А разве не так? Он мог бы выслать вперед одного из своих конюхов и предупредить всех заранее. На худой конец, послал бы кого-нибудь лично к приору, шепнуть новость на ушко, чтобы тот подготовился. Ан нет! Роберт у него давно в печенках сидел, вот он и позволил себе малость отыграться.

Лицо брата Марка выражало столь глубокое потрясение, что это не могло не тронуть Кадфаэля.

— Да не переживай ты так! Не быть тебе святым, приятель, коли не уразумеешь, что всяк человек хоть чуток да грешен. И подумай о том благе, которым Хериберт одарил душу приора Роберта!

— Показав ему, сколь суетно тщеславие? — робко предположил Марк.

— Показав ему, что цыплят по осени считают. А теперь ступай, погрейся с братьями у очага. Соберешь все сплетни, а потом мне перескажешь. Я к тебе подойду попозже, а прежде мне надо перемолвиться словечком с Хью Берингаром.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — произнес Берингар, удобно расположившийся возле жаровни, держа в руке кубок сдобренного пряностями подогретого вина из запасов Кадфаэля. — Теперь дело сделано — и с плеч долой, а ведь кое-кому это могло дорого обойтись. Кстати, эта твоя Ричильдис очень милая женщина. Я с удовольствием вернул ей сына. Уверен, что парнишка прибежит сюда, как только узнает о твоем приезде, а узнает он очень скоро, я по пути в город собираюсь к ним заглянуть.

Берингар избегал прямых вопросов, но и на те немногие, что задал, получил довольно уклончивые ответы. Говорили они все больше намеками да обиняками, что, впрочем, не мешало им понимать друг друга.

— Я слышал, что пока ты был в горах, у тебя лошадь свели, — промолвил Берингар.

— Меа culpa! [4] — признался Кадфаэль. — Забыл, знаешь ли, запереть дверь конюшни.

— Примерно в то же время из Лансилинского суда человек сбежал, — заметил Хью.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я тут руку приложил? Я его уличил перед всеми, а они — задержать, и то не сумели.

— Но за пропажу лошадки с тебя, надо думать, взыщут?

— Наверняка. Речь об этом зайдет завтра на капитуле — ну да неважно, — миролюбиво промолвил брат Кадфаэль, — главное, что с меня не взыщут за пропажу человека.

— Об этом могла бы зайти речь на другом капитуле, и взыскание оказалось бы куда строже, — пригрозил Берингар, но поднимавшийся от жаровни дымок не мог скрыть улыбки на его смуглом, резко очерченном лице. — Кадфаэль, дружище, я тут приберег для тебя напоследок одну новость. Нынче ведь — что ни день, то дивные вести из Уэльса. Только вчера сообщили мне из Честера о том, что на ферму, принадлежащую монастырю Беддгелерт, заявился какой-то верховой. Себя он не назвал, но оставил на ферме свою лошадь и попросил тамошних монахов при первой возможности вернуть ее бенедиктинским монахам, что пасут овец на холмах Ридикросо, дескать, оттуда она и была позаимствована. В самом Ридикросо об этом пока не знают, там у них снег выпал раньше, чем здесь, горные тропы замело, и посыльному никак туда не добраться. Так что я думаю, что хотя лошадка к хозяевам пока и не воротилась, с ней будет все в порядке. Я, право, не знаю, кто он таков — этот незнакомец, — добавил Хью с невинным видом, — но только лошадь он оставил монахам через пару дней после того, как наш пропавший злодей покаялся в своем преступлении в Пенллине. Весточка пришла через Бангор — туда еще можно было добраться, а в Честер ее доставили морем, на лодке. Вот и выходит, что взыщут с тебя не так строго, как ты, наверное, рассчитывал.

— Беддгелерт, вот оно что! — прикинул Кадфаэль. — А дальше он, видать, пешком двинулся. Как ты думаешь, Хью, куда он направился? В Клинног? А может, в Кэргиби — оттуда ведь можно морем в Ирландию переправиться.

— А почему бы ему не остаться в Беддгелерте? — предположил Берингар, с улыбкой потягивая винцо, — в монашеских кельях местечко, поди, найдется. Сам-то ты, поболтавшись по свету, обрел для себя как раз такую тихую гавань.

Кадфаэль задумчиво покачал головой:

— Нет, сдается мне, это пока не для него. Он понимает, что еще недостаточно заплатил за содеянное.

Хью хрипло рассмеялся, поднялся на ноги и сердечно похлопал монаха по плечу:

— Пожалуй, я лучше пойду. А то всякий раз выходит: как поболтаю с тобой, так отказываюсь от судебного преследования.

— Но когда-нибудь этим может и кончиться, — серьезно промолвил Кадфаэль.

— Судебным преследованием? — оглянулся с порога Берингар, все еще улыбаясь.

— Монашеской кельей. Бывало, что люди, уходя от первого, приходили ко второму, совершив немало добрых дел по пути.

На следующий день пополудни у двери сарайчика объявились Эдви и Эдвин — постриженные, аккуратно причесанные и одетые в свое самое лучшее платье. Верно, оттого приятели чувствовали себя несколько скованно и выглядели смущенно, по крайней мере, первое время. Держались они необычно смирно, и, может быть, потому еще больше походили друг на друга. Кадфаэлю пришлось даже высматривать, у кого глаза посветлее, чтобы не перепутать гостей. Оба паренька от всей души поблагодарили монаха.

— А что это вы так вырядились? — спросил Кадфаэль. — Надо думать, не в мою честь.

— Лорд аббат послал за мной, — пояснил Эдвин. При упоминании об этом событии глаза мальчика округлились, в них читалось благоговение. — Вот матушка и велела мне надеть самое лучшее. А Эдви сам за мной увязался, из любопытства. Его никто и не звал.

— А он зато на пороге споткнулся, — тут же заявил Эдви, — да еще и покраснел, ну ровно кардинальская шапка.

— А вот и нет!

— А вот и да! Покраснел, прямо как сейчас!

Эдвин и впрямь начал краснеть, щеки его залились румянцем.

— Выходит, отец Радульфус послал за тобой, — промолвил Кадфаэль. «Быстро он взялся за дело, — подумал он про себя, — хочет все довести до конца». — Ну и как вам обоим глянулся наш новый аббат?

Ни тот ни другой не желали признаваться в том, что Радульфус произвел на них сильное впечатление. Парнишки обменялись понимающими взглядами, и Эдви сказал: