Статский советник - Акунин Борис (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Неважно, только бы выбраться.
Он принялся остервенело утрамбовывать снег – руками, ногами, даже ягодицами. И тут вдруг пальба прекратилась.
От этой тишины Грину впервые за долгие годы стало страшно. А он думал, что никогда больше не ощутит этого знобкого, стискивающего сердце чувства.
Неужели всё? Так быстро?
Он влез на утоптанный снег, высунул из ямы голову, но сразу присел. К ограде густой цепью шли люди в штатском, держа в руках дымящиеся карабины и револьверы.
Даже не застрелишься – не из чего. Сиди, как угодивший в яму волк, и жди, пока вытащат за шиворот.
Опустился на корточки, стал лихорадочно шарить в снегу. Только бы найти, только бы найти. Большего счастья Грин сейчас вообразить не мог.
Бесполезно. Револьвер, наверное, где-то там, на самом дне.
Грин развернулся и вдруг увидел черную дыру, уходившую куда-то вбок. Не раздумывая, шагнул в нее и понял, что это подземный ход: узкий, чуть выше человеческого роста, пропахший мерзлой землей.
Удивляться было некогда.
Он побежал в темноту, наталкиваясь плечами на стенки лаза.
Довольно скоро, шагов через пятьдесят, впереди забрезжил свет. Грин убыстрил бег и вдруг оказался в разрытой траншее. Она была огорожена досками, сверху над ней нависала каменная стена дома и вывеска «Мёбиус и сыновья. Колониальные товары».
Тут Грин вспомнил: в переулке, что выводил к скверу, была какая-то канава, а по краям – наскоро сколоченная изгородь. Вот оно что.
Он выбрался из ямы. В переулке было пусто, но из сквера доносился гул множества голосов.
Прижался к стене дома, выглянул.
Люди в штатском сволакивали тела на аллею. Грин увидел, как двое филеров тащут за ноги какого-то полицейского, и не сразу понял, кто это, потому что полы завернувшейся шинели прикрывали убитому лицо. Из-за отворота выпала пухлая книжка в знакомом переплете. «Граф Монте-Кристо». Емеля взял с собой на акцию – боялся, вдруг не доведется вернуться на квартиру, и он не узнает, отомстил граф иудам или нет.
– Чего это, а? – раздался сзади напуганный голос.
Из подворотни высовывался дворник. В фартуке, с бляхой.
Посмотрел на засыпанного снегом человека с остановившимися глазами и виновато пояснил:
– Я ничего, сижу, не высовываюсь, как велено. Это вы кого, а? Хитровских? Или бонбистов?
– Бомбистов, – ответил Грин и быстро пошел по переулку.
Времени было совсем мало.
– Уходим, – сказал он открывшей дверь Игле. – Быстрее.
Она побледнела, но ни о чем спрашивать не стала – сразу кинулась обуваться.
Грин взял два револьвера, патроны, банку с гремучей смесью и несколько взрывателей. Готовые корпуса пришлось оставить.
Только когда спустились на улицу и благополучно свернули за угол, стало ясно, что квартира не обложена. Видно, полиция была уверена, что БГ сама придет в капкан, и решила воздержаться от наружного наблюдения, чтобы ненароком себя не выдать.
– Куда? – спросил Грин. – В гостиницу нельзя. Будут искать.
Поколебавшись, Игла сказала:
– Ко мне. Только… Ладно, сам увидишь.
Извозчику велела везти на Пречистенку, к дому графа Добринского.
Пока ехали, Грин вполголоса рассказал, что произошло в Брюсовском. Лицо у Иглы было неподвижное, но по щекам одна за другой катились слезы.
Сани остановились у старинных чугунных ворот, украшенных короной. За оградой виднелся двор и большой трехэтажный дворец, когда-то, наверное, пышный и нарядный, а ныне облупившийся и явно заброшенный.
– Там никто не живет, двери заколочены, – словно оправдываясь, объяснила Игла. – Как отец умер, я всех слуг отпустила. А продать его нельзя. Отец завещал дом моему сыну. Если будет. А если не будет, то после моей смерти – управе Георгиевского ордена…
Значит, про невесту Фокусника говорили правду, что графская дочь, рассеянно подумал Грин, чей мозг потихоньку начинал подбираться к главному.
Игла повела его мимо запертых ворот, вдоль решетки к маленькой пристройке с мезонином, выходившей крыльцом прямо на улицу.
– Здесь когда-то семейный лекарь жил, – сказала Игла. – А теперь я. Одна.
Но он уже не слушал.
Не глядя по сторонам прошел за ней через какую-то комнату, даже не посмотрев по сторонам. Сел в кресло.
– Что же теперь делать? – спросила Игла.
– Мне нужно подумать, – ровным голосом ответил Грин.
– А можно я посижу рядом? Я не буду мешать…
Но она мешала. Ее мягкий, бирюзовый взгляд не давал мысли организоваться, в голову лезло второстепенное и вовсе ненужное.
Усилием воли Грин заставил себя не сбиваться с прямой линии, сосредоточиться на насущной задаче.
Насущная задача называлась ТГ. Кроме Грина решить ее было некому.
Чем же он располагал?
Только хорошо тренированной памятью.
К ней и следовало обратиться.
Всего ТГ прислал восемь писем.
Первое – про екатериноградского губернатора Богданова. Поступило вскоре после неудачного покушения на Храпова, 23 сентября минувшего года. Невесть откуда появилось на обеденном столе конспиративной квартиры на Фонтанке, Напечатано на машине «ундервуд».
Второе – про жандармского генерала Селиванова. Само собой обнаружилось в кармане Гринова пальто 1 декабря минувшего года. Дело было на партийной «свадьбе». Пишущая машина – снова «ундервуд».
Третье – про Пожарского и неведомого «важного агента», который оказался членом заграничного ЦК Стасовым. Нашлось на полу в прихожей квартиры на Васильевском 15 января. Пишущая машина та же.
Четвертое – про Храпова. На колпинской даче. Емеля подобрал записку, обернутую камнем, под открытой форточкой. Это было 16 февраля. ТГ опять воспользовался «ундервудом».
Итак, первые четыре письма были получены в Петербурге, причем между первым и последним миновало почти пять месяцев.
В Москве же ТГ залихорадило: за четыре дня – четыре послания.
Пятое – про предательство Рахмета и про то, что Сверчинский ночью будет на Николаевском вокзале. Пришло во вторник, 19-го. Опять, как со «свадьбой», загадочным образом оказалось в кармане висящего пальто. Машина сменилась, теперь это был «ремингтон № 5». Очевидно, «ундервуд» остался в Питере.
Шестое – про полицейскую блокаду у железнодорожных пакгаузов и про новую квартиру. Это было в среду, 20-го. Письмо принес Матвей, кто-то незаметно подсунул ему конверт в карман тулупа. Напечатано на «ремингтоне».
Седьмое – про Петросовские бани. Брошено в почтовую щель 21 февраля. «Ремингтон».
Последнее, восьмое, заманивающее в ловушку, поступило тем же образом. Было это вчера, в пятницу. Машина – «ремингтон».
Что же из всего этого следует?
Почему ТГ сначала оказывал бесценные услуги, а потом предал?
Потому же, почему предают другие: был арестован и сломлен. Или был раскрыт и сам стал жертвой провокации. Неважно, это второстепенное.
Главное – кто он?
В четырех случаях из восьми ТГ или его посредник находился в непосредственной близости от Грина. В остальных четырех подобраться к Грину почему-то не захотел или не смог и действовал не изнутри, а снаружи: через открытую форточку, через дверь, через Матвея.
Ну, в Колпине понятно: после январского экса Грин объявил группе карантин – сидели на даче, никуда не выходили, ни с кем не встречались.
В Москве же ТГ имел прямой доступ к Грину всего в одном случае, 19 февраля, когда Козырь проводил инструктаж перед нападением на карету экспедиции государственных бумаг. Затем ТГ по какой-то причине прямого доступа лишился.
Что произошло между вторником и средой?
Грин дернулся в кресле, осененный арифметической простотой разгадки. Как только он не додумался раньше! Просто не было истинной, категорической необходимости, которая так обостряет работу мысли.
– Что? – испуганно спросила Игла. – Тебе нехорошо?
Он молча схватил со стола карандаш, лист бумаги. Помедлил с минуту и быстро набросал несколько строк, сверху приписал адрес.
