Лунный камень - Коллинз Уильям Уилки (мир бесплатных книг .txt) 📗
Пока он говорил, Рэчель глядела на него как-то странно, — не берусь описать, до чего странно. Когда он кончил, она сказала:
— Если принять во внимание, что мистер Люкер едва вам знаком, вы что-то уж очень горячо ратуете за его интересы, Годфри.
Мой талантливый друг дал ей один из самых истинно-евангельских ответов, какие я когда-либо в жизни слышала:
— Надеюсь, Рэчель, я горячо ратую за интересы каждого притесняемого человека.
Тон, каким были сказаны эти слова, мог бы растопить камень. Но — о, друзья мои! — что такое твердость камня? Ничто перед твердостью необращенного сердца человеческого! Она фыркнула. Я краснею, вспоминая это: фыркнула ему в лицо.
— Приберегите ваши благородные фразы для женского комитета, Годфри. Я убеждена, что скандал, коснувшийся Люкера, не пощадил и вас.
Даже оцепенение тетушки прошло при этих словах.
— Рэчель, дорогая, — вступилась она, — вы не имеете права так говорить!
— Я не имею в виду ничего плохого, мама, я говорю это с добрыми намерениями. Потерпите еще минутку, и вы увидите.
Она опять взглянула на мистера Годфри с выражением, похожим на внезапную жалость. Она зашла так далеко, так несовместимо с женским достоинством, что позволила себе взять его за руку.
— Я уверена, что догадываюсь о причине вашего нежелания говорить на эту тему с моей матерью и со мной. Несчастная случайность соединила ваше имя в глазах людей с именем мистера Люкера. Вы рассказали мне о скандальных слухах, которые ходят про него. Скажите мне, какие скандальные слухи ходят про вас?
Даже в эту минуту милый мистер Годфри, всегда готовый отвечать добром на зло, попытался пощадить ее.
— Не спрашивайте меня! — сказал он. — Лучше позабудем об этом, Рэчель, право же, лучше!
— Я хочу это знать! — вскричала она яростно, во всю мощь своего голоса.
— Ответьте ей, Годфри, — вмешалась тетушка, — ничто так не повредит ей сейчас, как ваше молчание.
Красивые глаза мистера Годфри наполнились слезами. Он устремил на нее последний умоляющий взгляд и произнес наконец роковые слова:
— Если вы хотите знать, Рэчель, слух идет, что Лунный камень в закладе у мистера Люкера и что я — тот человек, кто заложил его.
Она вскочила на ноги со стоном. Она попеременно глядела то на тетушку, то на мистера Годфри с таким безумным видом, что я, право же, подумала: уж не сошла ли она с ума?
— Не говорите со мной! Не дотрагивайтесь до меня! — воскликнула она, отшатываясь от нас всех, словно загнанный зверь, в дальний угол комнаты. — Это моя вина! Я должна исправить ее! Я принесла в жертву себя — это мое право. Но видеть, как гибнет невинный человек, хранить тайну, разрушая ему жизнь? О господи! Это слишком ужасно! Я не могу этого вынести!
Тетушка приподнялась со стула и вдруг снова села. Она окликнула меня слабым голосом, указав на флакон в своей рабочей корзинке.
— Скорей, — шепнула она, — шесть капель с водой. Чтобы Рэчель не заметила!
При других обстоятельствах я нашла бы это странным. Но сейчас не было времени думать, — нужно было дать лекарство. Милый мистер Годфри бессознательно помог мне скрыть это от Рэчель, говоря ей на другом конце комнаты сдержанным голосом:
— Право же, право же, вы преувеличиваете, — услышала я его слова. — Моя репутация слишком безупречна, для того чтоб ее могла погубить такая мимолетная клевета. Все это позабудется через неделю. Перестанем говорить об этом.
Она осталась совершенно нечувствительна даже к такому великодушию. Она вела себя все хуже и хуже.
— Я должна и хочу пресечь эту клевету, — сказала она. — Мама, послушайте, что я скажу. Мисс Клак, послушайте, что я скажу. Я знаю руку, взявшую Лунный камень. Я знаю, — она сделала сильное ударение на этих словах; она топнула ногою в ярости, овладевшей ею, — я знаю, что Годфри Эбльуайт невиновен! Ведите меня к судье, Годфри! Ведите меня к судье, и я присягну в этом!
Тетушка схватила меня за руку и шепнула:
— Загородите меня от них минуты на две. Не допускайте, чтобы Рэчель увидела меня.
Синеватый оттенок, проступивший на лице ее, ужаснул меня. Она увидела, что я испугалась.
— Капли поправят дело минуты через две, — шепнула она и, закрыв глаза, стала ждать их действия.
Покуда это продолжалось, я слышала, как милый мистер Годфри кротко возражал:
— Ваше имя не должно быть связано с такими делами. Ваша репутация, возлюбленная Рэчель, слишком чиста и слишком священна для того, чтобы с нею можно было шутить!
— Моя репутация! — Она разразилась хохотом. — Меня обвиняют, Годфри, так же как и вас. Лучший сыщик в Англии убежден, что я украла свой собственный алмаз. Спросите его мнение, и он вам скажет, что я заложила Лунный камень в уплату своих секретных долгов!
Она замолчала, перебежала в комнату и упала на колени у ног матери.
— О, мама! мама! мама! Я, должно быть, сумасшедшая, не правда ли? Не открыть истины даже теперь!
Она была так возбуждена, что не заметила состояния своей матери. Она опять вскочила на ноги и в одно мгновение очутилась возле мистера Годфри.
— Я не позволю, чтобы вас, не позволю, чтобы какого-нибудь невинного человека обвинили и обесчестили по моей вине. Если вы не хотите повести меня к судье, напишите сейчас заявление о вашей невиновности, и я подпишу его. Сделайте, что я говорю вам, Годфри, или я напечатаю об этом в газетах, выбегу и стану кричать об этом на улицах!
Мы не станем уверять, что слова эти были внушены угрызениями совести, — мы скажем, что они были внушены истерикой. Снисходительный мистер Годфри успокоил ее, взяв лист бумаги и написав заявление. Она подписала его с лихорадочной торопливостью.
— Показывайте это везде, не думайте обо мне, — сказала она, подавая ему бумагу. — Боюсь, Годфри, что в мыслях моих я не была к вам до сих пор справедлива. Вы не такой эгоист, вы гораздо добрее, чем я думала.
Приходите к нам, когда сможете, и я постараюсь загладить ту несправедливость, с которой обошлась с вами.
Она подала ему руку. Увы! Как жалка наша падшая натура! Увы! Мистер Годфри — он не только забылся до такой степени, что поцеловал ее руку, — он ответил ей кротким тоном, который сам по себе, при данных обстоятельствах, был греховным:
— Я приду, дорогая, с условием, чтобы мы больше не говорили об этом ненавистном предмете.
Прежде чем кто-нибудь из нас успел сказать еще слово, раздался громкий стук в дверь. Я выглянула в окно и увидела Мирское, Плоть и Дьявола, ожидавших перед домом в виде кареты и лошадей, напудренного лакея и трех женщин, одетых до такой степени смело, что еще ни разу в моей жизни не доводилось мне видеть что-либо подобное.
Рэчель вздрогнула и пришла в себя. Она приблизилась к своей матери.
— За мной заехали взять меня на цветочную выставку, — сказала она. — Одно словечко, мама, прежде чем я пойду. Я не огорчила вас?
Капли произвели свое действие. Цвет лица бедной моей тетки принял свой естественный оттенок.
— Нет, нет, душа моя, — сказала она, — поезжай со своими друзьями и повеселись.
Дочь наклонилась к ней и поцеловала ее.
Я стояла возле двери, когда Рэчель выходила из комнаты. Новая перемена — она была в слезах. Я с интересом наблюдала за мгновенным смягчением этого ожесточенного сердца. Я склонна уже была сказать ей несколько серьезных слов. Увы! Моя симпатия, вызванная добрыми намерениями, только оскорбила ее. “С какой стати вы жалеете меня? — спросила она горьким шепотом. — Разве вы не видите, что я счастлива? Я еду на цветочную выставку, Клак; и у меня самая красивая шляпка во всем Лондоне”. Она завершила эту насмешку надо мной воздушным поцелуем в мой адрес и выбежала из комнаты.
Вернувшись к тетушке, я заметила, что милый мистер Годфри тихо ищет что-то по всем углам комнаты. Прежде чем я успела предложить ему помощь, он уже нашел то, что искал. Он вернулся к своей тетке и ко мне с заявлением о его невиновности в одной руке и с коробочкой серных спичек в другой.
— Дорогая тетя, маленький заговор, — сказал он. — Дорогая мисс Клак, благочестивый обман, извинительный даже с точки зрения вашей высокой нравственной прямоты! Прошу вас, оставьте Рэчель в убеждении, что я принимаю великодушное самопожертвование, с каким она подписала эту бумагу.
