Садовник (СИ) - Гавриленко Василий Дмитриевич (книги txt) 📗
-Кто вы такие?
-Марина расскажет тебе, - пообещала женщина. – А меня зовут Букашка.
-Я Киркоров, - глухо отозвался одноглазый.
«Зайка моя, я твой зайчик!», - возникло в памяти. К чему это?
-Выпустите меня.
-Хорошо, Андрей, - мягко сказал Киркоров. – Но, чтобы выпустить тебя, мы обязаны сковать тебе руки вот этим.
Он потряс в воздухе наручниками.
Кто эти люди и что может связывать их с Мариной? Запах сырости стал запахом опасности.
-Попробуй только приблизиться, - пригрозил я. – Шею сверну.
-Ну вот, - искренне огорчился Киркоров. – Букашка, прочти ему.
Женщина откашлялась.
- Предчувствую тебя. Года проходят мимо-
Все в облике одном предчувствую тебя.
Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,
И молча жду, - тоскуя и любя.
-Стой! – крикнул я. – Я согласен.
-Вот и ладушки, - усмехнулся Киркоров. – Тогда повернись и сложи руки за спиной запястье к запястью.
Я выполнил указание. Передо мной встали Джунгли, железнодорожная будка, костер, и Марина - ее задумчивые глаза и ровный голос, читающий стихотворение бывших.
Прикосновение металла неприятно. Наручники защелкнулись. Я повернулся лицом к решетке. Киркоров откинул полу плаща. На поясе у него помимо кобуры висела связка ключей.
-Бука, светани.
Киркоров зазвенел ключами. С потолка капала вода.
Я скоро увижу Марину. Щенячья радость в душе сменилась холодом, таким же, как холод наручников на запястьях. Что она сделала со мной? Я был игроком, возможно, лучшим в Джунглях, я оберегал Теплую Птицу, и вдруг… Я здесь, за решеткой, с этими странными людьми, и виновата во всем Она. Скорее увидеть ее - я должен знать, что истинно: то, что происходит со мной сейчас, либо то, что случилось в доме, затерянном в Джунглях.
-Наконец – то.
Киркоров нашел ключ, вставил в замок. Ржавый скрип был сигналом свободы. Как только решетка распахнулась, я бросился вперед, точно бык, - отчаянно и обреченно. Длинная нога Киркорова преградила мне путь, я потерял равновесие и полетел на пол, носом - в щербатый камень.
-Ты, ублюдок, - зашипел Киркоров, склоняясь надо мной. – Еще одна такая выходка, и я вышибу тебе мозги к е…ной матери.
Единственный глаз этого человека полыхал такой яростью, что сомнений не было, - да, вышибет.
-Поднимайся.
Букашка помогла мне встать на ноги.
-Эх, Андрей, - голос Киркорова снова стал миролюбивым. – На твоем месте я радовался бы: в этих застенках томились цари и генсеки.
Букашка рассмеялась:
-Брешешь, Киркоров.
Ее смех мне понравился. Хороший смех.
-Почему вру? - возмутился одноглазый. – Я слыхал, что здесь сгноили Ленина.
-Ленин помер на даче с золотыми перилами. И не от того, что его сгноили, а потому, что впал в младенчество.
-Он из младенчества и не выходил. Тем более - на даче мог быть двойник Ленина.
-Ты бы это ленинцам сказал….
Я слушал странный диалог, мало что понимая, и думал: не рвануть ли вверх по коридору, пока на меня никто не смотрит.
-Ладно, хватит, - точно прочтя мои мысли, жестко сказал Киркоров. – Ты вечно споришь, Букашка. Иди вперед, освещай дорогу. Андрей - за ней.
Женщина пожала плечами и, бросая перед собой луч фонаря, пошла по коридору. Я двинулся вслед. Тяжелые ботинки Киркорова застучали по каменному полу за моей спиной.
Коридор был узкий, извилистый. Никаких ответвлений, либо дверей, - кишка, оканчивающаяся камерой, какую я только что покинул. Точно нора кролика, только не теплая и сухая, а сырая и мертвая, типичная человеческая нора…
На другой стороне кишки - противоположность камере - светлая зала. Как это по-человечески! Из света – во тьму за какое-то мгновение…
От электрического света я ослеп на мгновение.
Длинный стол из красного дерева, окруженный черными креслами. На дальней стене – герб: золотой двуглавый орел. Посреди стола на листе металла полыхает костер.
-Снегирь, гаси свет. Генератор посадишь, – крикнул кто – то.
Во главе стола, прямо под двуглавым орлом, в кресле с высокой спинкой сидел подросток. Мальчик лет четырнадцати. Я никогда не видел в Джунглях детей и с изумлением уставился на него.
Но тут погасло электричество. Пока мои глаза привыкали к тусклому свету костра, Киркоров сообщил:
-Учитель, мы привели дикого.
- Я же просил не называть меня учителем, Киркоров, - голос мальчика был не по-детски хриплым. – И, тем более, не нужно называть диким нашего гостя. Присаживайся, Андрей.
Он показал рукой на ближайшее ко мне кресло. Я уже не удивлялся: здесь, похоже, все знали мое имя.
-Снимите с меня наручники, – сказал я, глядя в глаза мальчика, в которых отражался огонь костра. Он спокойно выдержал мой взгляд и кивнул Киркорову.
-Сними.
Киркоров заколебался.
Мальчик повторил приказание. Вздохнув, одноглазый подчинился. Потирая запястья, я примостился у стола.
-Меня зовут Христо, - представился мальчик.
В свете костра у меня появилась возможность как следует его рассмотреть. Теперь Христо не казался мне мальчиком. Эти глаза: усталые, равнодушные, холодно-мудрые... Передо мной сидел пожилой мужчина, неведомой силой вставленный в тело мальчика.
-Что это за место? – спросил я.
Христо широко, по-мальчишески, улыбнулся. У него не было ни единого зуба – плоские изжеванные десны.
- Этот подземный бункер называется Кремль – 2. Отсюда власти бывших намеревались управлять страной в случае Дня Гнева. Но … не успели спрятаться. Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана, кто не спрятался, я не виноват.
Христо засмеялся. За моей спиной захохотал Киркоров, которому вторила Букашка.
-Ясно. Но я – то здесь причем? И … где Марина?
-Ты прав, Андрей, – сказал Христо. - Без Марины мы не должны ничего обсуждать с тобой. Букашка, позови всех.
Букашка подошла к темному пролому в стене. Я догадался, что раньше это была шахта лифта, курсирующего от первого Кремля ко второму, подземному. Что скажешь, вымысла бывшим не занимать…
-Все к учителю. Учитель зовет!
Глухое эхо потащило слова сквозь землю наверх.
-Букашка, - поморщился Христо. – Я же просил…
Марина села напротив меня. Улыбнулась. На ней - серый комбинезон, на лоб надвинута белая шапочка, из - под которой торчат пряди рыжих волос. Зеленые глаза светятся теплом. Тихая радость стала расти в моем сердце, но снаружи это никак не проявилось, во всяком случае, я так полагал. Сцепив пальцы, я исподлобья смотрел на Марину.
-Все в сборе, - удовлетворенно сказал Христо. – Познакомься, Андрей. Это Снегирь.
Над столом приподнялся широкоплечий краснолицый детина с окладистой бородой.
-Кисть потерял по пьяной лавочке.
-Спасибо за пояснение, Христо, - пробасил Снегирь и салютовал мне обрубком правой руки.
-Вовочка.
Мне улыбнулся щербатым ртом старичок с подвижными глазами. Морщинистое личико его обрамляли седые, похожие на паутину, волоски, каким-то чудом держащиеся на висках. Макушка Вовочки была блестящая и ровная, как яйцо, окунутое в масло, и в ней отражалось пламя костра.
-С Киркоровым и Букашкой ты уже знаком. Ну и с Мариной, конечно.
-Кто вы такие? – спросил я, обращаясь к Христо.
-В первую очередь, мы просто люди, - ответил тот, задумчиво глядя на огонь. – Во вторую, - мы возрожденцы.
-Возрожденцы?
-Да.
-Что это значит?
-Андрей, это трудно, почти невозможно объяснить тому, кто не знает всполохов.
-Он знает, - произнесла Марина.
-Да, - кивнул Христо. – И потому ты здесь, Андрей. Марина, кажется, уже говорила с тобой на эту тему?
-Нет, - соврал я, с удовольствием увидев, как лицо девушки краснеет.
-Ну что ж, - спокойно продолжил Христо. – Тогда я скажу тебе. Мы все видим всполохи, тот, кто утверждает, что не видит их, – лжет. Это проблески истины, отголоски прошедшей грозы. День Гнева одолел человека, однако ему не удалось до конца истребить память. Память бессмертна, как бы кому-то не хотелось обратного.