Миллион с Канатной - Лобусова Ирина (мир бесплатных книг .txt) 📗
— Не думай об этом! — Ракитин обнял ее и стал нежно гладить по волосам. Таня почувствовала себя на седьмом небе от счастья.
С каждым рассветом площадь за Староконным базаром заполнялась зверьем всех видов и сортов. Издавна в этом месте продавали живой товар: домашних животных и живность, которая могла бы пригодиться в сельском хозяйстве, в общем, все, что мяукало, лаяло, мычало, кукарекало и блеяло. Постепенно площадь заполнялась телегами, приезжающими из окрестных деревень. Хмурые крестьяне выгружали клетки с тощими кроликами и общипанными курами. Сюда же шли и одесситы в наивных попытках пристроить в хорошие руки народившихся щенков и котят.
Шум, гомон, крики, гвалт, визг поросят, кудахтанье кур, дикий собачий лай, кошачье мяуканье — звуки всех видов и сортов — это было одно из самых уникальных мест Одессы, где всегда, во все времена, бурлила жизнь.
Совсем рядом с этой площадью, в такой близости, что гомон и клекот доносились в открытые окна, находился трактир «У Староконки» — заведение, скажем так, более высшего сорта, чем все остальные в этом районе, потому что именно в этом трактире заседал Цыган, когда приезжал в город. Трактир «У Староконки» был его базой, местом, где он занимался делами и принимал многочисленных посетителей, которые пытались решать с ним разные вопросы.
Староконка издавна принадлежала Цыгану. Этот район он взял под себя еще во времена Японца. И дело было не только в том, что наряду с кошками, собаками и курами на площади за Староконкой продавали лошадей (а лошадьми изначально занимались только цыгане), а в том, что между Молдаванкой и Слободкой размещался достаточно большой хутор, на котором жили оседлые цыгане. Именно в этом месте и выстроил себе роскошный дом глава всех криминальных цыган — старейший одесский вор, естественно, по кличке Цыган, бывший в серьезном авторитете еще до появления Японца.
Староконку пытались делить многие. И во все времена этот жирный кусок города был камнем раздора для всех королей Молдаванки, мечтавших установить на рынке свою власть. Но так было до того момента, пока Цыган не решил осесть на том самом хуторе, который со временем стали обходить стороной все одесские воры. Осев, он принялся наводить порядок железной рукой.
И ему это удалось. Староконка пала, а после перестрелок там установилась только одна власть — Цыгана. И так было долгий период времени — необычно долгий для всех остальных районов.
При этом Цыган был очень стар. Он ходил с трудом, опираясь на толстую палку, и руки у него тряслись. Все реже и реже Цыган поднимался в город и занимал свое место в трактире. Время было неумолимо. Старел он, менялись времена. И это все вместе придавало ему серьезных забот. В конце концов груз трудностей, которые легли на его плечи, стал просто непосильным для старого человека. Будущее начало страшить Цыгана.
А потому он стал появляться в трактире все чаще и чаще, стараясь не обращать внимания на болезнь. Память о смутных временах терзала его душу. А приобретенное чутье ожидало угрозу со всех сторон. Цыгану было страшно. И, пытаясь обуздать свой страх, он старался защитить и Староконку. И применял для того любые методы.
Цыган сидел в трактире, склонясь над чашкой с дымящимся чаем. Лицо его было хмурым. Длинная палка стояла рядом со стулом. Он и сидел-то с трудом, и болезненные судороги время от времени пробегали по его лицу. Вообще-то, как старый человек, остро реагирующий на сырую погоду обострением всех болезней, Цыган должен был находиться дома, лежать в уютной постели. Но он не мог. А потому, сгорбившись, сидел в холодном трактире с печальным и усталым лицом.
Таня вошла в трактир, чуть замешкавшись в дверях. Сколько же лет прошло с тех пор, как она была здесь в последний раз! Это было так давно, что она уже и не помнила год. Бурная жизнь стерла годы в ее памяти. Таня жила с такой скоростью, что один год вполне мог сойти за десять. Иногда ей от этого становилось страшно. Но остановить бег времени она не могла.
Таня подошла к столику, за которым сидел Цыган, и села на стул напротив.
— Здравствуй, Цыган. Я получила твою записку, — кротко произнесла она.
— Здравствуй, Алмазная, — Цыган глянул на живот Тани, уже довольно большой. — Как живешь, дышишь?
— Не жалуюсь, — усмехнулась она.
Записку Тане принес Туча. Лично. Ее верный друг из криминального мира был единственным, кто знал все подробности ее жизни. В том числе и адрес в Каретном переулке. Таня знала, что может не опасаться: Туча свято хранил тайну ее жилья и никому бы не сказал, где она живет. Он сам не стал скрывать, что удивлен.
— Цыган! Тот еще фраер! Промеж зубов проскочит, шо твоя вошь, — прокомментировал Туча, как всегда, эмоционально. — И шо ему понравилося? Зачем до тебя? — нервно побил он ногтями по столу. — Но надо сходить.
В записке Цыган приглашал Таню в трактир «У Староконки» для разговора. Она ответила, что пойдет.
— Я буду осторожна, Туча, — попыталась успокоить она своего друга. — Ты же меня знаешь. Но идти надо.
— Не понимаю... После за то, как кишнули тебя на сходе, чиркать маляву до встречи? — удивлялся Туча. — Не понимаю... Цыган же фраерился за больше всех, дохлый шкур! Какая муха его за шкирку закусила так, шо сопли до ушей повылезли?
— Вот схожу и узнаю, — усмехнулась Таня.
— Ох, будешь иметь шо тот гембель за уши! Цыган — он гнилой, как за коня в пальте, — вздыхал Туча, и Таня была с ним полностью согласна.
— Зачем звал? — спросила она, всматриваясь в больное лицо Цыгана. С момента последнего схода он сильно постарел, и Тане стало его жаль.
— Дело до тебя есть. В беде мы, Алмазная. Плохо в городе, — вздохнул Цыган. — Дело до тебя за того лже-Японца, за которого ты на сходе говорила.
— А что о нем говорить? — усмехнулась Таня. — Вы все порешили оставить, как есть. Оставили его. Меня выгнали. О чем же ж теперь говорить?
— Не до налетов тебе теперь, — устало произнес Цыган. — Так что не держи зла.
— А я и не держу, — покачала головой Таня. Это было правдой. Боль ушла, разочарование — тоже. Таня очень старалась наладить новую жизнь.
— Бомбу в «Белую акацию» красные бросили, — неожиданно сказал Цыган, — это совершенно точно. Они, суки, людей вербуют, чтобы своих сдавали. Даже в царской охранке так подло не поступали! Подлые подшкурные суки...
— Я знаю, — Таня, пожав плечами, спокойно выдержала его взгляд, — догадалась. Да и шепнули за то...
— Есть у меня точная мысль, что в банду лже-Японца красные заслали своего человека, — сказал Цыган, — но вот для какой цели — не ясно. А раз так, то все люди лже-Японца работают на красных. И нужно его поганой метлой гнать из города.
— А поздно! Когда я говорила, ты не захотел, — зло сощурилась Таня, — я предупреждала: быть беде. Никто из вас меня не послушал. Что уж теперь?
— Расскажи все, что ты знаешь о нем, — попросил Цыган, — расскажи то, что слышала. Я понять хочу. А потом я объявлю сход. А ты придешь. Мы будем гнать его из города. Так сделаем. Лучше уж поздно, раз так оплошали. Говори.
— А мне нечего тебе сказать, — Таня снова пожала плечами. — Я знаю то же, что и ты. Что среди людей лже-Японца есть человек красных. Что бандиты его в лицо не знают, потому что он прячется. Знаю, что по его наводке кто-то убил Зайхера, Фараона и мальчишку этого зеленого, Вальку Карася. А больше ничего. Красные хотят всех поделить да перебить поодиночке. Для того и затеяли это в городе. Они...
Но Таня не успела договорить. Чудовищный взрыв выбил стекла в трактире. Со страшным звоном они посыпались на стол. Таня закричала. А потом начался ад.
Бомбу бросили в самом центре рынка животных. Мерзкий запах гари еще не растаял в воздухе, когда раздался крик. Таня никогда не слышала такого жуткого звука. Вскочив из-за столика, она бросилась туда.
Ее глазам открылось страшное зрелище. Вперемешку, в вихре кровавых ошметков, лежали трупы людей и животных. Крики, кровь, смрад... Все это создавало картину ада, который вырвался из преисподней, создавая самую жуткую картину на земле...
