Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Хорватова Елена Викторовна
Мы молча выпили по чашке кофе, и это позволило нам слегка оттаять.
— Елена Сергеевна, не хочу напрашиваться на комплимент, но помнится, вы всегда считали меня человеком, достойным доверия, — заметил Легонтов, приступая ко второй чашке обжигающе горячего кофе. — Я не такой уж тонкий знаток женской души, но вы сегодня просто не похожи на себя. Более того, в вашем голосе звучит безнадежность, и это меня больше всего удивляет… Вы ничего не хотите мне рассказать? Может быть, мне удастся привить вам более светлый взгляд на мир?
— Ах, Александр Матвеевич! У меня есть основания быть собой в высшей степени недовольной! Я даже пришла к неутешительному выводу, что веду себя как настоящая дура. Классическая, круглая дура, без всяких подделок, из разряда тех дур, которых следует топить в молодости, чтобы они не оскверняли белый свет своим дурацким существованием… В душе я ругаю себя с использованием еще более ярких выражений, самых ярких, какие только могут прийти мне на память.
— Недовольство всем на свете, и в частности собственной персоной, отличает определенный тип людей, но вы-то к нему никогда не относились! Что же вдруг заставило вас прийти к столь неутешительным выводам и заняться самобичеванием?
Я двух словах поведала о своем визите в контоhe фирмы «Франц Вернер Крюднер», принадлежащей отныне нашей общей знакомой мадемуазель Танненбаум, о приеме, оказанном мне там, и о неприлично нахальной записке с требованием прибыть пред светлые очи в девять часов тридцать минут утра…
— Алексей Матвеевич, ну почему мне приходится так часто разочаровываться в людях? Почему я вечно влезаю в самые дурацкие истории? Мне исключительно везет на ниве глупости. Ведь это — далеко не первый дурацкий случай в моей жизни. Я просто живая иллюстрация к назидательному рассказу о том, как не следует поступать…
— Я предпочел бы более деликатные определения. И в присущем вам духе здорового авантюризма я не вижу ничего плохого. Вами движет роковая страсть к приключениям. Именно роковая, ибо в этом случае мы можем употребить такое затасканное выражение в его истинном значении. Судьбоносная страсть, определяющая стиль вашей жизни, расцвечивающая ее яркими красками. И ведь должен же кто-то уметь бескорыстно прийти на помощь людям, попавшим в беду?
— Да уж, я вечно лезу со своей помощью к людям, которым этого, может быть, вовсе и не нужно, — горько согласилась я. — А ведь есть на свете дамы, умеющие ограничить интересы исключительно домашним очагом…
— И чем же подобные, позвольте спросить, могут занять свой ум, если таковой у них еще имеется? — в тоне Легонтова прозвучал сарказм. — Их единственная духовная пища — журналы мод и дамские романы, их единственное удовольствие — кофе и булочки, и то в умеренных количествах. Ну, наиболее деятельные особы прибавят к этому еще ссоры с кухаркой, покупки в Торговых рядах и сплетни о соседях… Это же смертная тоска! А вы, дорогая Елена Сергеевна, даже потерпев поражение на ниве борьбы за высшую справедливость, можете утешать себя мыслью, что действительно жили, а не прозябали. Здоровый авантюризм — это прекрасно!
— Да, но при всем моем здоровом авантюризме я даже и не подумаю наутро тащиться в Лефортово по приказанию этой нахалки Лидии.
— Напрасно. Я тоже получил подобную записку от нашей милой барышни и намерен узнать, что за этим стоит. Вы забыли, что с делом связаны два убийства. А когда вспомните об этом, то, я полагаю, не успокоитесь, пока не сможете дознаться — кто же убил Крюднера и адвоката. А посему, нам придется еще не раз встретиться с людьми, с которыми нас неразрывно связали последствия двух насильственных смертей.
— Кстати, мой муж уверен, что непричастность Лидии к убийствам, по крайней мере, к убийству ее шефа весьма сомнительна, — не смогла удержаться я. — Но мы ведь с вами сами извлекли ее из места заточения, где она находилась во время гибели Крюднера…
— Извлечь-то мы ее извлекли, но претюсь, меня тогда тоже насторожило нечто в этой истории. Знаете, были в ее заточении какие-то фальшивые нюансы, которые меня резанули. И чем глубже начинаешь копаться, тем сильнее концы с концами не сходятся. Я потому и предоставил Лидии свой собственный дом в Петербурге и послал с ней Аду, чтобы ваша протеже была на глазах у надежного человека.
— И что? — осторожно спросила я.
— Ничего особенного. Лидия получила наследство, оплатила счет за услуги и в настоящее время отказалась от охраны и иной помощи со стороны моего сыскного бюро. Но мы все равно, по понятным причинам, не утратили интереса к ее особе.
— Да, теперь она весьма состоятельная дама, владелица крупной недвижимости, предпринимательница. Странно только, что Крюднер оставил свою фирму именно ей.
— Почему же странно? Как удалось установить, она была весьма близким лицом для покойного.
— Близким лицом? — я удивилась, хотя и в этом ничего странного, собственно говоря, не было, по крайней мере для меня. — Вы имеете в виду…
— Да, я имею в виду именно то, о чем вы подумали, — Александр Матвеевич не дал мне закончить фразу. — А господин Крюднер, будучи одиноким и бездетным, не имел прямых наследников, но мечтал, чтобы его фирма продолжала оставаться немецкой, и написал завещание в пользу своей любовницы-немки, наделенной деловой хваткой. Не хотел, чтобы его дело, в случае смерти хозяина, отошло в казну как выморочное имущество. Российские немцы в любом случае — при продаже, при передаче в наследство — стараются, чтобы их предприятия остались в немецких руках. В Москве действует около сорока крупных немецких фирм, и почти везде существует подобная практика. Конечно, предприятие Крюднера было не таким гигантом индустрии, как «Акционерное общество русских электротехнических заводов Сименс и Гальске» или «Общество моторов Даймлер», но тоже не из последних.
— Господи, я только сейчас задумалась, что электротехнику Сименса или моторы Даймлера производят на заводах, основанных немцами… Так привычно считать их отечественными, российскими товарами.
— Ну, свою первую фабрику Вернер фон Сименс основал все же в Берлине, но быстро понял, что в России работать выгоднее. Да разве только Сименс? Все мы знаем — шоколад и конфеты с фабрики Фердинанда Эйнема, выходца из Пруссии… После того как фабрика перешла от немца Эйнема к немцу Гейсу, она сохранила прежнее название, и прежнее качество. А зодровские швейные машинки из Подольского уезда? А металлургический концерн «Вогау и Ко», заваливший всю Россию высококачественной сталью, медью, жестью. Кстати, глава концерна «Вогау», зять основателя фирмы Конрад Банза, уроженец Франкфурта-на-Майне, долгие годы состоял гласным Московской городской думы и чрезвычайно много сделал для нашего города — например, Немецкая Евангелическая больница в Лефортово построена на его деньги. Да что далеко ходить за примерами — мы сейчас сидим в кондитерской, принадлежащей Торговому дому Адольфа Сиу, владельца огромной кондитерской фабрики за Тверской заставой у Александровского вокзала.
— Между прочим, Сиу, потенциальный конкурент, выпускает еще и парфюмерию — 120 наименований духов и около 40 видов одеколона, я специально интересовалась его продукцией.
— Да, всего и не перечислишь! А ведь тех немцев, кто служит на русских фирмах иняюрами, управляющими и бухгалтерами тоже нельзя сбрасывать со счетов! Согласитесь, для России от немецкой инициативы и предприимчивости большая польза. У нас недаром говорят — работает как немец. Нет, с мастерскими Крюднера все сложилось не так гладко, сложная каша там заварена, и бросить это дело на полпути я не могу…
— Вы заинтриговали меня, Александр Матвеевич, и увели разговор в сторону. Так стало быть, у вас есть какие-то факты, чтобы заподозрить Лидию в причастности к убийству шефа?
— Ох, Елена Сергеевна, мой любопытный друг, потерпите до завтра! Не могу я прежде времени открывать все карты контрразведки.
— Ну что ж, если вам угодно напускать на себя таинственность, полагаю, сегодня мне все равно больше ничего от вас не добиться. Ответьте напоследок только на один вопрос — контрразведка все же занялась нашим делом всерьез? Я была уверена, что внимательно выслушав нашего Михаила Павловича в Петербурге и обнадежив его, они с радостью отправили Мишу восвояси, чтобы и дальше почивать в покое…
