Аз Бога Ведаю! - Алексеев Сергей Трофимович (читать хорошую книгу .TXT) 📗
– Это и есть трава Забвения? – спросил Аббай.
– Какая же еще? Другой там не растет...
– А разве ее нет на земле?
– Как нет – есть, – отмахнулся гусляр, погруженный в воспоминания. – Везде по Руси... Кукушкины слезки называется... Мне дева и сказала: «Ах, юноша! Мне нет Пути по тропе Траяна... Да если бы и был, то не излечат меня травы, поскольку нельзя мне и на миг закрыть глаза. Я должна всегда смотреть и всюду...»
– Ой, беда мне с тобой, – вздохнула старуха. – Не зарься на эту деву. Дурак-дурак, но можешь подумать: кто ты, а кто она?
– Она? Она мне люба, – опустил глаза гусляр. – Не отвращай меня, старая, лучше сватов пошли. Или сама сходи.
– На что тебе жена? – ревниво заругалась старуха. – Сам голопуз, ума нету и стоишь ты на Пути, птицам дань даешь!
– Все равно бы сапожки ей справил, чтоб ног не язвила... И душу поврачевал бы...
– Ты бы еще Рожаниц посватал!
– А кто еще возьмет ее? Среди Прави достойного ей нет.
– Это верно, там нету! – подтвердила она. – Но и ты не гож. Беда мне с вами, Гои. Вам в жены богиню подавай! Или такую сыщут – упырь, а не жена... Послушай старую: чтобы детей рожать да мужа ублажать, жене довольно и двух глаз. У нее же – три! На что тебе глазастая жена? Всевидящая баба – да жена ли?
– У этой девы три глаза? – не скрыл любопытства и нетерпения Аббай. – А где же третий?
– Где-где... Во лбу! – старуха была недовольна. – Как взглянет – не только мужа, но и черную силу всю насквозь видит.
– Нельзя ли на нее взглянуть? – спросил чародей. – Должно быть, она и есть чудо.
– Ужели ты трехоких не видел? – изумилась старуха. – Вот так нашел чудо... На реке Ганга трехликие девы есть, поди, видел.
– Далеко ли Белая Вежа? – напирал Аббай. – Хочу посмотреть! Уважь, бабушка, покажи!
– Вежа-то недалече, но буря черная на улице. К тому же мне туда и не войти... Если вон гусляр тебя сведет? Этот все ходы знает!
– Сведу! – обрадовался Гой. – Что мне буря, когда хочется еще разок посмотреть на нее. Чудо она! И нет на свете иных чудес!
Оставил Гой свои гусельки и повел Аббая сквозь бурю к Белой Веже.
А черный ветер бушевал над морем и над сушей: там волны зверились, здесь дыбилась земля, и дерева ломались, как быльник. Чем далее вел гусляр чародея, тем гуще становился мрак, и вот настал час, когда пропал свет и воцарился мрак. Ни зги не видно! Тяжелый черный снег окутал все пространство. Но вот впереди засияла Белая Вежа, подпирающая небо – камень светился во тьме, словно изнутри раскален был или пронизан невидимыми лучами. Гой обошел вокруг и опечалился.
– Не войти нынче, видишь, ни окон, ни дверей не стало. Все закрылось. Знать, зловещий чародей бродит окрест.
Рохданит обследовал все стены у подножья, обстукал камни, прощупал стыки между камней и не отыскал лазейки. Причудливый свитый узор, словно кольчуга, охватывал Белую Вежу и был непробиваем. Но только не для рохданитов! Где невозможно между двух камней иглы просунуть, там всякий рохданит, подобно тлетворной сырости, проникнет сквозь гранит. Дай ему только срок, чтобы каменную толщу пропитать собой. На всякий оберег, на чудотворный знак есть сила тайная – знания Каббалы. Обережный узор потеряет свою суть, если искусной рукой будет изменен либо исправлен. Если же исправить невозможно, след замарать его и распустить молву, что оберег этот – ложный, и что известны ныне иные знаки, способные восстать против нечистой силы. Народы Ара на сомнения были горазды. Если на вечерней заре среди них смуту посеять, то к утренней уж и урожай созреет. Придут с поклоном и с дарами, и труд весь – дары принять и научить безмудрых, как уберечься от черной силы и какой начертать обережный знак.
Земля народов Ара от веков Траяна не знала бы смут и была бы недоступной рохданитам, как Индия, если бы не властвовала стихия разума. Здесь мед мешали с дегтем, здесь, созерцая малое, искушались великим; были тварью, да, затая гордость, измыслили себе судьбу Творца. И если в этот век не остудить огня славянского и не прервать Пути, питающие дух, к Ра мольники в веках прославятся и потрясут весь мир, с таким трудом завоеванный. Но если они смирят свой буйный нрав и укротят стихию разума, счет времени в мире пойдет не от сотворения мира богом Иеговой и даже не от рождения Христа – Даждьбожьи внуки примут свой календарь и вновь станут жить по нему.
А миром правит тот, кто движет Время!
Так поразмыслив, рохданит стал озирать узор на стенах. Рукой камнереза водил не жесткий разум, а стихийный нрав, и не могло быть, чтобы этот гордец соблюдал каноны обережного знака. Возомнив себя творцом, он должен был прельститься красотой и отдаться воле безрассудства. И в тот час же раскованная рука родит не оберег – бессмысленный узор, чтобы утешить око. И лишь канон – незыблемый устав, изложенный в Талмуде, – способен уберечь от искушений. Все истинно и верно, где есть Закон; где красота – там ложь! Невозможно, что тварь, исполнясь ложного вдохновения, могла творить сакральное. Славяне не ведали Закона, и потому их губила стихия! Магический узор в тот час же обратился в прах, как только камнерез увлекся и переступил заветы древних знаний, унаследованных от дедов: диковинные звери, сплетясь телами, повсюду дрались и источали страх. И лишь в одном месте по воле камнереза они смирились, скрестились лапами и обняли друг друга, чтобы не биться, а любить.
Аббай ударил посохом в это место, и весь сакральный узор обратился в прах. Стена разверзлась! И снова затворилась, пропустив рохданита. Гой-гусляр, оставшись за стеной, взывал:
– Ты где, путник? Куда ты сгинул? Ужели буря унесла?..
В глубоком подземелье мерцали светочи и многократно отражались в стенах, блистающих огнем, словно в зерцалах. Из земных недр доносился гул, будто от речного потока, но не вода стремилась из глубин – там плавилась земля и варился камень. Этот огненный котел бурлил и изрыгал огонь, однако расплав, излившись через край, тотчас же укрощался другой стихией – водой – и обращался в лучистый белый камень. Но он был мертв, пройдя огонь и воду, и оживал тогда, когда подвергался третьей стихии – руке камнереза. Земная плоть перерождалась в божественную суть и обретала силу.
Рохданит мог бы сейчас нарушить ход вещей – остудить лаву, взмутить белую воду или затупить резец, но у него была иная цель. Он устремился вверх и очутился в кузнице. Здесь в окна не свет вливался, а золото, и от него истомился Аббай, спеклись уста и веки огрузли. Здесь наковальни источали свет, блистали молоты и клещи, а солнечное пламя выжигало глаза! Не золото ковали здесь, а плоть светила Ра, чтобы разнести потом его частицы по всем землям народов Ара. Здесь всюду витал сакральный дух – земное соединялось с высшим.
Покуда рохданит ступал через горнило кузницы, пропитался золотом и отяжелел. Ноги не слушались, руки не поднять, и уж не только плоть, но и одежды обратились в золото. Один миртовый посох оставался легким и вел его все выше и выше, не позволяя разум заковать в металл. Ступив в пределы Прави, он именем сакральным окликнул бога Яхве и попросил помощи, ибо здесь рохданит становился бессильным.
Перед ним была дверь, выводящая на тропу Траяна!
То ли гул подземной варильницы, то ли кузнечный гул заглушили его голос или отсюда не слышны были молитвы господу – не отозвался бог. Яхве имел два сакральных имени – одно состояло из двенадцати звуков, другое – из сорока двух. Их знали только рохданиты. Стоило произнести любое из них – и не нужны были молитвы, поскольку они отворяли слух всевышнего. Без божьей помощи чародей не в силах был одолеть последние ступени перед дверью, и тогда он позвал господа вторым именем.
Заветная тропа была у ног. Перед ним открывался путь не только в Чертоги Рода, но во весь мир божеств народов Ара. Никто еще из рохданитов не поднимался так высоко и никто не видел тропы Траяна, однако всякий стремился отыскать ее, ибо этот неведомый Путь являлся венцом небесных Путей.
И на второе имя не отозвался бог!
