Темный огонь - Сэнсом К. Дж. (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Я обвел глазами церковь.
– Скажите, это все тоже собираются сносить?
– Слава богу, нет. – Лицо Кайтчина немного просветлело. – Местные жители попросили сохранить хотя бы часть церкви, дабы они могли молиться здесь. Они любят нашу церковь. И сэр Ричард не стал противиться их желанию.«Как видно, Рич решил, что после смерти настоятеля поддержка местных жителей будет ему не лишней», – отметил я про себя.
– Насколько я понимаю, вся эта история началась прошлой осенью, когда служащие Палаты перераспределения принялись разбирать церковный подвал?
– Да, – кивнул Кайтчин. – После того как наш монастырь дал согласие на добровольное уничтожение, люди из Палаты перераспределения явились сюда, дабы описать все наше имущество. Как-то раз ко мне в библиотеку зашел мастер Гриствуд. Он сказал, что в церковном подвале они обнаружили нечто странное, и спросил, не сохранилось ли в библиотеке каких-либо старинных записей, с помощью которых можно понять, что это такое.
– Церковный подвал служил вам хранилищем, не так ли?
– Да, сэр. Он очень просторный, и там в течение столетий хранилось множество всяких вещей. Каких именно, не могу вам сказать, хотя и прослужил здесь библиотекарем двадцать лет. Знаю лишь, что большей частью там складывали вышедший из употребления хлам. Мне редко доводилось спускаться в подвал, клянусь вам.
– Я вам верю, мастер Кайтчин. Прошу вас, продолжайте.
– Я попросил мастера Гриствуда показать мне эту диковинную находку. Он повел меня в церковь. Тогда она еще стояла во всей красе. Неф разрушили позднее, – вздохнул Кайтчин и бросил горестный взгляд на деревянную перегородку.
– В какой части церкви находится вход в подвал?
– Вон под той стеной.
– Давайте спустимся туда, – попросил я, сопроводив свои слова успокоительной улыбкой. – Я хочу осмотреть это место. Зажгите вновь свою свечу, мастер Кайтчин.
Дрожащими пальцами бывший монах зажег свечу и подвел нас к небольшой, обитой железом двери. Двигался он неспешно и плавно, именно так, как с юных лет приучаются ходить монахи. Дверь пронзительно заскрипела, и гулкое эхо разнесло звук под высокими церковными сводами.
Спустившись вслед за Кайтчином по каменной лестнице, мы оказались в просторном подземном помещении, тянувшемся во всю длину церкви. Там царила непроглядная тьма, воздух пропитался запахом сырости. Слабый огонек свечи выхватывал из темноты то ломаную мебель, то разбитые статуи. Один раз я чуть не наткнулся на высокое резное кресло, несомненно, некогда принадлежавшее аббату, а ныне изъеденное червями. При виде человеческого лица, внезапно выступившего из мрака, я едва сдержал крик, резко подался назад и наступил на ногу Бараку. Разглядев, что это статуя Пресвятой Девы с отбитой рукой, я устыдился собственного малодушия. Судя по мелькнувшим в темноте белым зубам Барака, мой испуг немало позабавил его.
Дойдя до дальней стены, Кайтчин остановился.
– Мастер Гриствуд привел меня сюда, сэр, – сказал он. – У этой стены стоял бочонок. Старинный деревянный бочонок, обитый железными обручами.
– Большой?
– Посмотрите сами. Здесь, на пыльном полу, до сих пор остался след.
Кайтчин наклонил свечу, и я увидел круг, отпечатавшийся на толстом слое пыли, которая покрывала каменные плиты. Судя по всему, бочонок был примерно такого размера, как те, в которых хранят вино. Достаточно вместительный, но не слишком большой. Я кивнул, и Кайтчин снова поднял свечу. Свет выхватывал из темноты лишь его изборожденное морщинами лицо, и старый библиотекарь казался призраком, лишенным тела.
– Бочонок был открыт? – уточнил я.
– Да. Рядом маялся один из служащих Палаты. У него в руках был резец, при помощи которого он свинтил крышку. Когда мы подошли, бедняга вздохнул с облегчением: видно, ожидая нас, он в одиночестве натерпелся страху. «Посмотрите-ка на эту штуковину, брат библиотекарь! – сказал мастер Гриствуд (тогда меня еще не лишили монашеского сана). – Может, вы знаете, что это такое? Только предупреждаю, оно ужасно воняет!» Мастер Гриствуд рассмеялся, а тот, второй, украдкой перекрестился, прежде чем снять с бочонка крышку.
– И что же было внутри? – спросил я.
– Темнота, – последовал ответ. – Ничего, кроме темноты, еще более густой, чем та, которая царит здесь, в подземелье. И эта темнота испускала отвратительный запах. Никогда прежде я не ощущал ничего подобного. Запах был на редкость пронзительный и в то же время сладковатый, подобный аромату гниения. У меня сразу защипало в горле, и я закашлялся.
– Да, запах был именно таким, – подал голос Барак. – Вы хорошо его описали, старина.
Кайтчин судорожно вздохнул.
– Я взял свечу, которую захватил с собой, и поднес ее к бочонку. Представьте себе: его содержимое отразило свет! Это было так удивительно, что я едва не уронил свечу в бочонок.
– Богом клянусь, вам повезло, что вы этого не сделали, – расхохотался Барак.
– Я понял, что в бочонке какая-то жидкость, и окунул в нее палец. – При этом воспоминании Кайтчин слегка вздрогнул. – Она оказалась густой и маслянистой. Какова природа этой жидкости, я не имел даже отдаленного понятия, и сказал об этом мастеру Гриствуду. Тогда он показал мне дощечку, на которой было написано имя Сент-Джона. Судя по надписи, бочонок находился в склепе более ста лет. Я сказал, что поищу в библиотеке какие-нибудь записи относительно человека по имени Сент-Джон, а также относительно этого бочонка и его содержимого. Признаюсь вам, сэр, мне хотелось выбраться отсюда как можно скорее, – сказал Кайтчин и беспокойно огляделся по сторонам.
– Я прекрасно вас понимаю, – кивнул я. – Итак, бочонок был полон темной густой жидкости. Теперь понятно, почему в древние времена это вещество называлось «темный огонь».
– Да, жидкость была темной, словно бездонные глубины ада. Мастер Гриствуд приказал своему подчиненному вновь закрыть бочонок и вместе со мной отправился в библиотеку.
– Нам тоже стоит туда подняться, – решил я. – Вижу, мастер Кайтчин, вам здесь не по себе.
– Не скрою, сэр, это так. Я бы предпочел отсюда выйти.
Мы поднялись в церковь и вышли во двор, залитый ярким солнечным светом. Стоило Кайтчину увидеть жалкие руины, в которые превратились монастырские здания, на глаза у него навернулись слезы. Глядя на старика, я предавался невеселым размышлениям. В прошлом, когда монах входил в стены монастыря, он умирал для мира, отказывался от прошлой жизни, от всех прав и притязаний. Ныне парламент принял указ, восстанавливающий бывших монахов в законных правах. В Линкольнс-Инне шутили, что лорд Кромвель «возродил монахов к жизни». Но что ожидало их в этой жизни, вот в чем вопрос.
