Сибирская амазонка - Мельникова Ирина Александровна (книга жизни .txt) 📗

(Примечание: Перед Великим постом 1653 года патриарх Никон разослал по московским церквам «память», в которой указывал уменьшить число земных поклонов во время служб и креститься тремя перстами. Защитники старых обрядов предавались проклятию как еретики. Противоборство реформе, однако, приняло массовый характер. Изменил и многие церковные обряды...

Раскол тем не менее был вызван не только никоновской реформой. Религиозные расхождения наложились на социальные. Старообрядцы не принимали «самодержавства» царя в церковных вопросах, обожествление фигуры монарха. В порче нравов духовенства, в социальном неблагополучии, в утеснении «меньших людей», в западном влиянии они видели «знамения прихода Антихриста». Обостренное ожидание второго пришествия питало и поддерживало раскольников в тюрьмах и на кострах.

Строго церковные и социальные мотивы переплелись и в потрясших Русское государство восстаниях – «соловецком сидении», стрелецком бунте 1682 года. В раскол ушла третья часть населения России...

По материалам книги Каптерева Н.Ф. «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович». Т.2. Сергиев Посад. 1913 год.)

Но особую ценность имела «Одигитрия» – образ Богоматери, которую в народе называли еще «Утоли моя печали». [39] По легенде, княгиня Ольга приложилась к ней губами после крещения. После ее смерти икона приобрела чудодейственную силу, возвращала к жизни безнадежно больных, излечивала увечных. К тому же она считалась своеобразной путеводной звездой сибирского старообрядчества. Опять же по легенде, старица Феофания взошла на костер с «Одигитрией» в руках, и после того, как костер прогорел, сотни потрясенных людей увидели, как мученица с образом в руках спокойно уходила по облакам к горизонту. И лики обеих женщин были светлы и прекрасны.

После того «Одигитрия» исчезла, – сказал Константин и внимательно посмотрел на Алексея. – Но совсем недавно, лет тридцать назад, стало известно, что ее хранят в тайном месте в ожидании второго пришествия, которое, по всем подсчетам, должно состоятся в первые дни двадцатого века. Я не богохульник, но все же у меня есть кое-какие сомнения по поводу столь точной даты...

– Не отвлекайся, – попросил его Алексей, – мне кажется, что у нас не слишком много времени. Я беспокоюсь за Ивана.

– Я скоро, – кивнул Константин, – только самое главное...

Вскоре новым начальником Уральского горнозаводского округа был назначен Василий Никитич Портищев – человек жесткий и решительный. Он объявил настоящую войну беглым крестьянам, которые в большинстве своем были староверами. Старец Паисий к моменту появления Портищева был признанным руководителем старообрядцев Урала и Западной Сибири. И в потаенных таежных скитах, и на заводах, и в крестьянских домах, и в купеческих особняках его имя и слово значили немало. Поэтому акция Портищева особого успеха не имела. Его бурные действия по уничтожению тайных убежищ беглых крестьян закончились для Паисия малыми потерями: его истинное положение и монашеский чин удалось скрыть даже от поручика Бауэра, который возглавил одну из военных команд и задержал старца в одном из скитов. Как обычного беглого крестьянина, его положили в подушный оклад при заводах.

А портищевские военные команды в это время с большим усердием продолжали прочесывать уральские леса, находили и сжигали десятки тайных убежищ беглецов, выгоняли из тайги ее обитателей – пустынножителей. Тысячи беглых крестьян подлежали возвращению своим помещикам. Около пятисот наиболее упорных старообрядцев предполагали разослать по монастырским тюрьмам Сибири. Но большинство высланных на старое место жительства до своих деревень не доехали и исчезли. Те, кого оставили на Урале, тоже не стали тянуть тягло, то есть повинность, и сбежали в более глухие места. Заключенные за толстые стены монастырских казематов, старообрядцы не желали мириться со своей участью и совершили ряд дерзких побегов из своих тюрем, так что только единицы из них остались под арестом. Вместо разгромленных убежищ в глухих лесах вблизи заводов создали десятки новых.

– Как я понимаю, Паисий приложил руку к этим побегам? – спросил Алексей.

– Правильно понимаешь, – согласился Константин, – он был ключевой фигурой, но ему очень активно помогали Роман Нападов и Иван Столетов. Однако по доносу ли, по неосторожности ли Иван Столетов попал вскоре в руки портищевских служак. После четырех дней страшных пыток и допросов он выдал Паисия. Старец был арестован, тем более что в это время он находился в сибирской столице, Тобольске, где проводил важную встречу с последователями старой веры. Его поместили в здание полковой гауптвахты. Там уже знали, кто он такой. После первых допросов в сибирской губернской канцелярии Паисий направил Антонию, митрополиту тобольской и сибирской духовности, – как он к нему обратился, что само по себе было оскорбительно! – яростное послание.

– Это послание сохранилось?

– Да, – кивнул Константин, – мне довелось прочитать его. Оно хранится под грифом «Разглашению не подлежит», и текст его особо секретен. Но даже в Синоде не решились уничтожить его, хотя там много обличений и в его адрес. После нескольких дней жесточайших допросов Паисий нашел в себе силы, чтобы спокойно и уверенно преподать митрополиту Антонию основы христианской догматики и обличить нововведения Никона. Причем на память цитировал известные старообрядческие книги, которые изначально были объявлены церковью еретическими и подлежали немедленному уничтожению.

В заключение письма Паисий очень гневно заявил, что не признает ложные обвинения, а «мудрования» Никона не приемлет и предает их анафеме.

– И Антоний рассвирепел?

– Хуже того, с ним случился эпилептический припадок. Еле откачали его преосвященство. После он направил письмо в Священный синод, который решил, что «злолаятельное письмо» Паисия – это уже дело политическое, и передал все следствие в Канцелярию тайных розыскных дел...

– Андрею Ивановичу Ушакову?

– Да, ее грозному шефу. Перед ним, как известно, трепетали вельможи и сановники всех мастей. Ушаков направил в Тобольск грозное предписание, чтобы допросили без всякого снисхождения всех замешанных в этом деле. Одновременно он сообщил, что независимо от исхода следствия старец Паисий вполне заслужил, чтобы его публично наказали кнутом, вырезали ему ноздри, а после сослали на вечную каторгу в Сибирь на казенные железоделательные заводы или свинцовые рудники. Канцелярия рекомендовала чрезвычайные меры для охраны Паисия, однако этот полезный совет опоздал.

– Паисий сбежал?

– Ты почему такой нетерпеливый? – справился Константин. – Удивляюсь, как тебя в полицию взяли.

Алексей молча пожал плечами. Константин усмехнулся и продолжал рассказывать:

– ...Поначалу Паисий пытался подкупить караульного ефрейтора, чтобы тот помог ему бежать. Ефрейтор согласился, но после, видно, испугался и сообщил об этом начальству. Режим содержания старца ужесточился. Его поместили в казематы Тобольского кремля и приставили караульных, которые стерегли его одного и ни на шаг не отходили ни днем ни ночью. Всем остальным солдатам запрещалось приближаться к Паисию под страхом наказания кнутом. Но эти жесткие меры и несгибаемый характер старца невольно вызывали уважение у его караульных. И постепенно он сблизился с некоторыми из них. А вскоре санитар тюремного лазарета Евдоким Александров пошел на риск и передал письмо Паисия на волю. Оно попало в руки Романа Нападова, который пытался, но до поры до времени безуспешно, помочь ему.

Нападов был очень смелым и настойчивым человеком. И настырным настолько, что умудрился встретиться с Иваном Столетовым, который томился в казематах Тобольского централа. Караульный солдат привел Ивана на встречу с Романом в один из тайных домов – приютов старообрядцев. Визит из тюрьмы в частные дома был обычным делом для колодничьих нравов тех лет – заключенные кормились большей частью за счет милосердия обывателей. Регулярно под караулом их водили по домам, рынкам, даже кабакам. Пользоваться такими случаями для побега тюремные обычаи запрещали: это означало оставить других колодников без хлеба.