Пароль не нужен - Семенов Юлиан Семенович (книга бесплатный формат TXT) 📗

Исаев понимал с самого начала, что на охоту, им же самим придуманную, Гиацинтов пригласил его неспроста. Исаев уже давно начал готовиться к этой «охоте». Он разбирал ее в воображении, от первой до последней секунды.

На что рассчитывал он, попросив Тимоху устроить охоту для Гиацинтова? Он совершенно отчетливо понимал, что Гиацинтов постарается именно здесь, на охоте, в тайге, вдали от всех, кто может Исаеву влиятельно помочь, поставить все точки над i, поставить перед ним дилемму – да или нет? Сотрудничество с охранкой или отказ от сотрудничества? Следовательно, считал Исаев, именно здесь и надо будет разорвать гордиев узел его с Гиацинтовым взаимоотношений. Именно поэтому он пытался – иносказательно, конечно, – объяснить Сашеньке, что временная разлука не означает окончательного разрыва: ожидание – лучшая гарантия любви и верности. Ему казалось, что Сашенька в чем-то понимает его, а полностью он, естественно, не мог ей открыться. Но он любил ее, и ему казалось, что она сумеет домыслить то, о чем он не имел права ей говорить.

Как ему виделась предстоящая операция? Она строилась на точном знании психологии истинного охотника, который считает унизительным отдать последний и решительный выстрел кому-либо. Это существует помимо охотника, это врожденное, неистребимое, постоянное. А как говорил еще прошлым летом Тимоха, Гиацинтов был завзятый, азартнейший охотник. Следовательно, считал Исаев, Гиацинтов не позволит никому из филеров стоять подле себя, потому что он слишком уверен в себе. Следовательно, Тимоха поведет филеров в загон, чтобы они гнали изюбря на полковника, и полковник прикажет им поступать именно так, если только егерь Тимоха попросит об этом. Тимоха, конечно, попросит, и Гиацинтов прикажет филерам идти в загон. Таким образом, он останется один, поставленный Тимохой точно возле высокой сосны, подле громадной, занесенной снегом скирды, в которой будут с ночи спрятаны люди из партизанского отряда Кулькова и Суржикова. Они-то и должны будут броситься на Гиацинтова со спины, когда Тимоха начнет гон изюбря с помощью филеров. Он станет кричать, охать, вопить, что, мол, изюбрь прямо на Кирилла Николаевича прет, полковник в эти мгновения превратится в само внимание, но у него будет одностороннее внимание, обращенное на лес перед собой, откуда с минуты на минуту должен выйти громадный изюбрь. В эти самые секунды на Гиацинтова и должны будут броситься партизаны, скрутить его, заткнуть рот и, смешав следы, бросить карабин полковника и его шапку возле полыньи, имитируя таким образом трагическую и нелепую смерть. А самого полковника унесут в тайгу по нехоженой тропке, где все следы стерты – над этим работал Тимоха и его друзья всю последнюю неделю. А там – в далекую партизанскую заимку, а потом Гиацинтова вместе с Исаевым партизаны должны будут переправить через линию фронта к красным. Так задумал всю операцию Исаев. Сейчас секунды решали все: насколько точен был его план, сколь он прав в оценке гиацинтовского охотничьего характера, что Тимоха обговорил с партизанами и как те проведут свою часть операции. Словом, все решали мгновения, и Максим Максимыч, стоявший в сотне метров от полковника, весь похолодел, подобрался, и слышались ему секунды в ушах – шершавые и медленные.

Тимоха начал гон. Исаев сглотнул комок в горле. Он понимал, что в крайнем случае придется брать полковника и его людей с боем, но эта операция «засветила» бы кульковский партизанский отряд, который пока что затаился, ожидая приказов из центра неподалеку от Владивостока. Если бы узнали о его существовании, то, конечно, пришлось бы отряду отступать, да и неизвестно, смогли ли бы толком отступить, потому что каждый километр вокруг, на пути отступления, был забит войсками японцев, подпиравших русские тылы своими орудиями.

Все вышло, как загадывал Исаев. Тимоха выстрелил два раза. В кустах пронесся старый изюбрь, всегда ходивший здесь на водопой. Тимоха завопил благим матом:

– Давай ко мне, загоняй на полковника! Ай, пошел, пошел, подранок, пошел!

Гиацинтов дернулся на месте, побелел лицом – азартен, махнул филерам рукой, весь подался вперед, взяв ружье наизготовку. Филеры побежали от полковника в кустарник, чтобы погнать изюбря, подраненного егерем, на полковника. Гиацинтов остался один.

Разгоряченные, сопящие филеры услыхали отчаянный крик Гиацинтова, когда были уже далеко в чаще. Заметались. Потом напролом, не разбирая дороги, ринулись к месту, на которое Гиацинтова поставил Тимоха. Спешка в незнакомом лесу – дело рискованное, заблудиться можно. На это Исаев тоже делал ставку. Он был убежден, что филеры, если услышат крик Гиацинтова и побегут к нему, наверняка заплутаются в чащобе. Тимоха должен будет найти сбившихся с пути филеров, собрать их всех и вывести к месту стоянки Гиацинтова для своего полного алиби. Так и вышло. А когда наконец филеры вышли из кустарника, Гиацинтова уже не было. Тогда они побежали к реке, у полыньи, увидели полковничий карабин, перчатку, ухан – и ничего больше.

Через четыре часа на заимку Тимохи прибыло семь машин с сыщиками, работниками контрразведки и прокуратуры, и только тогда все заметили, что отсутствует еще один человек: Максим Максимович Исаев.

Прокурор, которого пытал Ванюшин, можно ли дать сообщение в газету о трагической и нелепой гибели Гиацинтова, сначала разрешил, но Воля Пимезов, адъютант Гиацинтова, отозвал газетчика в сторону и сказал:

– Не попадите впросак. Судя по всему, здесь убийство, а не трагическая гибель. Даю вам добрый совет.

Сашенька сидела возле окна, которое оттаяло от дыхания многих десятков людей, набившихся в маленькое зимовье. Девушка неотрывно смотрела на лес.

– Николай Иванович, – спросил Ванюшина заместитель Гиацинтова полковник Суходольский, – вы давно Исаева знаете?

– А в чем дело?

– Да так, интересуюсь.

– Давно.

– Нет, вам придется дать ответики конкретные, потому что это у нас маленький допросик будет, Николай Иванович.

– Господа, – сказал один из прокурорских помощников, – пойдемте же на место происшествия, а то снег вон повалил.

А снег действительно начал идти, как в театре, громадными хлопьями, непроглядно и быстро. Снег помогал Исаеву, заметал следы, укрывая теплом землю, уставшую от войн.

– Ну ты, рожа, – сказал Пимезов Тимохе, – признавайся добром, как все было, пока я кожу с тебя не спустил и на кнопки над головой не застегнул.

– Мальчик, – рассвирепел Ванюшин, – я этого человека знаю пятнадцать лет!

Пимезов смешался, ибо не думал, что говорит так громко.

– Нервы-с, – заметил он, – совсем сдают.

– Лечить надо, а не орать, как базарная торговка.

ПАРТИЗАНСКАЯ ЗЕМЛЯНКА

Исаев сидит рядом с Суржиковым и Кульковым. Лицо его растерянно и жалко.

Исаев читает шифровку, которую ему вручил связник, только что пришедший от Постышева. Исаев видит цифры. Их целая колонка, они пляшут у него перед глазами. А цифры эти говорят:

Исаев прочитывает шифровку еще раз, медленно сжигает ее на свече, растирает пепел по дощатому полу сапогом, потом тихо говорит:

– Давайте сюда Гиацинтова.

Полковника вводят в землянку. Взгляд его сейчас кроличий, глаза красные, быстрые.

– Ну? – спрашивает его Исаев. – Как, Кирилл Николаевич?

– Плохо, Максим Максимыч.

– Понятно, что плохо. Так «да»?

– Вы имеете в виду мою работу на вас?

– Именно.

– Я согласен.

– Так сразу?

– Я же у вас, что мне остается делать?

– Достойно умереть.

– Не хочу.

– И правильно.