Проклятые в раю - Коллинз Макс Аллан (книги регистрация онлайн txt) 📗
Когда Дэрроу, Лейзер, их жены и я прибыли в порт к отплытию, намеченному на полдень, то были встречены приветливыми девушками-островитянками, которые обвешали нас гирляндами цветов, а оркестр отеля «Ройял Гавайен» играл свою традиционную «Прощальную», пока мы поднимались по трапу и расходились по своим каютам.
В коридоре, на пути к себе в кабину, я стал свидетелем состязания в крике между одетым в штатское гавайским полицейским с круглым темным лицом и капитаном военно-морских сил, в полной форме и с квадратной челюстью.
Коп махал повесткой перед носом капитана, который загораживал дверь каюты, принадлежавшей, по всей видимости, Мэсси.
— Вы мне не приказывайте! — кричал коп.
— Обращайся ко мне «сэр»! — рявкнул морской капитан.
Гаваец пытался оттолкнуть капитана в сторону, а капитан отталкивал его назад, крича:
— Убери свои руки!
— Это ты убери свои руки!
Я уже начал прикидывать, следует ли положить конец этому ребяческому скандалу, когда за спиной у меня раздался знакомый голос:
— Детектив Моокини! Благородное побуждение не знает границ. Обращайтесь к капитану с уважением!
Рядом со мной оказался державший в руках панамскую шляпу Чанг Апана.
— Вы всегда можете воспользоваться тем хлыстом, — сказал я, — если они не послушаются.
Чанг мягко улыбнулся.
— Послушаются.
И как по волшебству, мужчины с невинным видом пожали руки, заверяя друг друга, что всего лишь выполняли свой долг.
— Моокини! — позвал Чанг, и круглолицый коп, возвышавшийся над Чангом на две головы, только что не подбежал к нему и встал с опущенной головой. — Поздно жаловаться на плохой очаг, когда дом в огне. Возвращайтесь в управление.
— Слушаюсь, детектив Апана.
И полицейский со своей повесткой ушел.
Капитан сказал:
— Спасибо, сэр.
Чанг кивнул.
Дверь каюты открылась, и высунулась голова Томми.
— Все в порядке, капитан Уортман?
— В полном порядке, лейтенант.
Томми поблагодарил его, кивнул мне и скрылся в каюте.
Чанг пошел со мной ко мне в каюту.
Я спросил.
— Вы поднялись проследить, чтобы повестка не была вручена?
— Возможно. А возможно, и для того, чтобы попрощаться с другом.
Мы обменялись рукопожатием и немного поболтали о его большой семье, живущей на Панчбаул-хилл, и о том, как он совсем не собирается на пенсию, но наконец раздалось оповещение провожающим «сойти на берег», и он поклонился и пошел по коридору, нахлобучивая свою панамскую шляпу.
— Никакого изречения на прощание, Чанг?
Маленький человечек обернулся ко мне и, черт побери, чуть было не подмигнул мне, даже тем глазом, где проходил шрам.
— Совет по окончании дела — все равно что лекарство на похоронах, — сказал он и, коснувшись своей шляпы, ушел.
На второй вечер нашего возвращения домой, я стоял, облокотившись о поручни «Малоло». На мне был белый вечерний пиджак, я смотрел на серебряную рябь океана. Одной рукой я обнимал Изабеллу Белл, и ее светлые волосы, которые трепал ветерок, касались моей щеки. Я обнимал ее и пытался представить, как снова начну гоняться за карманниками на Ласалл-стрит. Я не мог нарисовать достаточно ясную картину, но действительность весьма скоро вернет меня в привычное русло. Так было всегда.
— Я слышала ваш разговор с мистером Дэрроу, — сказала Изабелла, — насчет твоей работы на него.
Вся наша компания — Томми и Талия, миссис Фортескью, Руби и К. Д., Лейзеры, и я — ела вместе в столовой корабля, за одним столом. Одна большая счастливая семья, хотя Талия со мной не разговаривала. Или я с ней, если уж на то пошло.
— Я надеюсь полностью работать на К. Д., — сказал я.
— Ты уйдешь из полиции?
— Да.
Она теснее прижалась ко мне.
— Это было бы славно.
— Ты одобряешь?
— Конечно. Я хочу сказать... что это романтично. Значительно.
— Что?
— Быть главным следователем Кларенса Дэрроу.
Я не стал развивать эту тему, потому что считал, что она пытается заставить себя думать, будто по возвращении домой, к концу путешествия, я смогу стать кем-то солидным. Она, конечно, обманывала себя. Я все равно останусь представителем рабочего класса, да еще и евреем, и только в особых условиях морского романа я смог, по меркам света, оказаться подходящим парнем.
— Почему Тало зла на тебя? — спросила она.
— Разве?
— Ты не можешь сказать?
— Я почти не обращаю на нее внимания. Я сосредоточился на некой ее кузине.
Изабеллу стиснула мою руку.
— Глупыш. Там было что-то, о чем я не знаю?
— Там — это где?
— На Гавайях! Мне не следует этого говорить, но... по-моему они с Томми ссорятся.
Я пожал плечами.
— После всего случившегося некоторая напряженность в отношениях неизбежна.
— Их каюта рядом с моей.
— И?
— И по-моему, я слышала, как что-то разбилось. Ну когда вещи бросают.
— А! Супружеское счастье.
— По-твоему двое не могут быть счастливы? Навсегда, вместе?
— Ну, конечно. Посмотри на океан. Вот это навсегда.
— Да?
— На достаточный срок.
Мы занимались любовью в моей каюте — утром, днем и ночью. Она стоит у меня перед глазами — мягкие очертания тела, его изгибы, маленькие тугие груди, глаза закрыты, приоткрытый в экстазе рот, ее кожа в лунном свете, льющемся в иллюминатор, приобретает оттенок слоновой кости.
Но я ни на секунду не обманывался. Это был, в буквальном смысле этого слова, корабельный роман, и я говорил ей то, что она хотела слышать. Там, дома, я не был достаточно хорош для нее. Здесь же, на этом пароходе, я был обходительным детективом, который возвращался на материк с далекого тропического острова, где успешно участвовал в раскрытии гнусного преступления, совершенного мерзкими темнокожими мужчинами против очаровательной и невинной белой женщины.
И такой парень заслуживал того, чтобы лечь с ним в постель.
13 февраля 1933 года прокурор Джон Келли предстал перед судьей Дэвисом и объявил о снятии обвинения в деле против Хораса Иды, Бена Ахакуэло, Генри Чанга и Дэвида Такаи. Судья удовлетворил ходатайство. Прошло достаточно времени, чтобы общественность как на Гавайях, так и на материке с безразличием встретила известие о прекращении дела.
Более ясного подтверждения своей невиновности ребята Ала-Моана не получили, но это позволило им благополучно влиться в повседневную жизнь острова. Хорас Ида стал хозяином магазина, Бен Ахакуэло — членом сельского управления пожарной охраны с наветренной стороны Оаху, остальные, насколько мне известно, тоже занялись самыми обычными делами.
Правда, некоторое возмещение они получили — в лице Талии Мэсси, которая время от времени оказывалась на виду, особенно когда, два года спустя после убийства Джозефа Кахахаваи, поехала в Рино, чтобы развестись с Томми. В тот вечер, когда состоялся развод, Талия приняла яд в ночном клубе.
Эта попытка самоубийства оказалась неудачной, и месяц спустя, на пароходе «Рим», который направлялся в Италию, она вскрыла себе вены в ванной комнате своего номера. Ее крики, пока она это делала, привлекли внимание, и эта попытка тоже провалилась.
Мне стало нехорошо, когда я прочел об этом в чикагских газетах. Дэрроу был прав — Талия Кэсси жила в его же самой созданном аду и никак не могла из него выбраться.
Время от времени, то там, то здесь самая известная в двадцатом веке жертва изнасилования попадала на страницы прессы. В 1951 году она набросилась на беременную женщину, свою квартирную хозяйку, которая возбудила против нее иск в размере десяти тысяч долларов. В 1953 году она стала известна как сорокатрехлетняя студентка Аризонского университета. В том же году она сбежала в Мексику, чтобы выйти замуж за студента двадцати одного года. Два года спустя она развелась.
И наконец в июле 1963 года в Уэст-Палм-Бич, во Флориде, куда она переехала, чтобы быть поближе к матери, с которой они, однако, жили отдельно, Талия вырвалась из своего личного ада. Мать нашла ее мертвой в ее квартире, по полу в ванной комнате, где она лежала, были разбросаны пузырьки из-под барбитуратов.
