Изобличитель. Кровь, золото, собака - Бушков Александр Александрович (полные книги .txt) 📗
– Признаться, я на них особенного внимания не обращал, – сказал Ахиллес. – Приказчики и приказчики. Запомнилось, что все проворные, оборотистые, ремесло знают…
– Вот то-то, – с горечью сказал купец. – А один, получается, особенно оборотистый, стервец… И ничего тут не поделать, не могу же я сам в лавке круглый день сидеть надзирателем, у меня других дел невпроворот, один поташ сколько времени отнимает… Словом, пиковое у меня положение. Такой уж если начал, так не остановится…
– А в полицию обратиться не пробовали?
– Думал я над этим, – грустно признался купец. – Да что толку? Обычная полиция ничем не поможет, а сыскное… Нету на него никакой надежды, между нами-то говоря. Начальник, Иван Евлампиевич, человек, скажу вам, хороший, однако ж хороший человек – это еще не ремесло. Хорош он, когда на бильярде с ним играешь или бутылочку-другую раздавишь. А что до дела… Вы с ним не знакомы?
– Видел мельком.
– Так вот, хороший человек Иван Евлампиевич, но мыслями он давненько уж вне службы. Неполный год ему остался до отставки с пенсией… а человек, сами, может быть, знаете, при таком обороте начинает работать спустя рукава, чуть ли даже не из-под палки. Такова уж натура человеческая. Положа руку на сердце, вы у себя в полку с таким не сталкивались?
– Сталкивался, – вздохнул Ахиллес, припомнив подполковника Коншина.
– Вот видите. Везде, по-моему, одинаково. Это наш брат, купец, от дел не отойдет, пока ноги таскает и мысли не путаются. А человек на государевом жалованье склонен иначе мыслить. Вот и Иван Евлампиевич, точно вам говорю, мыслями уже не на службе, а в раздумьях о благоустройстве именьица, на теткино наследство недавно купленного. У него там прудик, только и разговоров, как станет гусей и прочую водоплавающую птицу выращивать с большим прибытком. Книжки разные выписывает почище вашего, только вы – романы про сыщиков, а он – насчет разведения птиц. Ну, каков поп, таков и приход, уж между нами говоря. Подчиненные у него – байбак на байбаке, прости Господи. Ни единого молодого, с соображением и ловкостью. Мелкую шпану ловить только и способны, да и то оттого, что с давних пор в подозрительных трактирах и прочих заведениях «слухачей» своих держат. Можно сказать, состарились вместе, хе-хе. Мелкое-то они враз через этих хитрованцев раскроют, а уж что посерьезнее… Заглянет к нам кто посерьезнее наших доморощенных мазуриков – и пиши пропало. Серебро купчихи Кусатовой год найти не могут, она и к городничему ходила, и денежную награду предлагала – без толку. Четыреста рублей золотом у зеленовского артельщика попятили – тоже не нашли, как Зеленов ни ругался. А кража со взломом денежного ящика в Кредитном обществе? Всякий раз ходили наши сыскные с видом умным и глубокомысленным, кучу народу допросили, объявили даже, что на след напали, – да все пшик. След в каталажку не упрячешь… А уж мне-то они и вовсе ничем помочь не смогут. – Он наполнил рюмку, глянул на Ахиллеса как-то загадочно, заговорил осторожно, словно боялся, что его могут в любой момент оборвать. – Вот я о вас и подумал. После той шутки, когда вы враз определили, где я был, и вывели, что я проигрался… Может, поможете по дружбе?
– Как это? – искренне удивился Ахиллес. – Я ведь не сыщик?
– Сыщик-то не сыщик, зато как точно про меня вы расчислили – одним умственным усилием и этим… дядюшкиным методом. Сами же мне сказали давеча, что этакому умственному усилию научиться можно. Вот и Митька, все ваши книжки перечитавши, иногда как отчебучит что-нибудь этакое… Колдун, да и только. Выходит, от таких книг и польза бывает? Ахиллий Петрович, помогите! Ведь присосался ко мне этот лиходей, как пиявица, и что-то плохо мне верится, что перестанет… А самое-то печальное – что всем троим верить перестаешь, смотришь на каждого и думаешь: уж не ты ли? Вот как в таких условиях дело вести? В прошлом году у меня бухгалтер – тот, что книги насчет поташа вел, – начал было в свою пользу счета и расходы подчищать. Только там проще было: заподозрил я неладное, позвал другого кассира, столь же ловкого, он в три дня все махинации – за ушко да на солнышко, а тут у меня руки опускаются… Помогли бы, Ахиллий Петрович? По гроб жизни благодарен был бы.
Предложение было настолько неожиданным, что Ахиллес не сразу нашелся, что ответить. После недолгого раздумья сказал:
– Никак не получится, Митрофан Лукич. Нельзя же вот так просто, сидя у себя во флигеле и трубочку покуривая, «умственно исчислить» виновного. Никак нельзя. Нужно все видеть своими глазами – и тех, кого подозреваешь, и место, и поговорить с людьми. Я же офицер. Что люди скажут, если я начну слоняться по городу, заходить не в самые пристойные заведения, где офицеру и бывать неуместно, высматривать и выспрашивать, а то и следить за кем-то… С вами я все определил, потому что видел вас своими глазами… И люди будут удивляться, и начальство, когда узнает, взгреет так, что мало не покажется.
– Оно так… – пробормотал купец. – Оно, конечно… В самом деле, как вам, офицеру при мундире, за такое дело браться? Все равно что я начну выслеживать тех мазуриков, что на ярмарке часы и кошельки таскают… Спятил, скажут, Лукич на старости лет… А у вас еще и мундир императорской армии… Никак невместно… – Он долго сидел над своей пустой рюмкой, печально в нее уставясь, потом поднял голову, и его лицо форменным образом просияло. – Ахиллий Петрович! А что, ежели вам помощников взять? Они и будут высматривать да выспрашивать, а вы будете слушать, что принесли, да умственным образом рассчитывать? Митька рассказывал, что в романах ваших этот Чирок Хомс так и действует.
– Где же я таких помощников возьму? – пожал плечами Ахиллес.
– А их и искать не надо! – вот возьмите моего Митьку – чем не помощник? Только от него и слышу, что после гимназии хочет не в коммерческое, а в сыщики поступить. Уж он-то с превеликим удовольствием помогать вам возьмется – последить за кем, скажем. Уж его-то ни в чем таком не заподозрят – мало ли гимназистов по улицам болтается, последние каникулярные денечки догуливая? – Он не на шутку увлекся собственной идеей. – Никто и знать не будет, чем он на самом деле занимается. И вот что еще… Артамошка ваш – парень хитрый, тот еще ухарь, сам говорил, что приказчиком служил. Ежели его, скажем, одеть под мастерового да запустить в тот трактир, где Колька Егоров бывает, самый для меня подозрительный из трех… Вот кому деньги нужны – женой не обзавелся, по портерным болтается, опять же насчет женского пола дерзок на руку, горничным головы дурить мастер, а такие похождения денег требуют: где супир [11], где платочек, где еще какой подарочек… Что скажете?
– Вообще-то это против всех воинских уставов – отпускать одетого в партикулярное солдата в питейное заведение…
– А кто узнает-то? – с жаром возразил купец. – Воинские патрули у нас по улицам не ходят. Да и выводят ваш полк, я слышал, за город в целях карантина. Горстка офицеров в городе остается… да и не ходят господа офицеры в дешевые портерные. Кто опознает? А ежели что – вытащу. Ваш командир полка, скажу по секрету, мне намедни четыреста рублей проиграл, и не похоже, что у него в скором времени будут деньги, чтоб отдавать. Придумаю что-нибудь, не брошу вашего Артамошку, мое вам купеческое слово. Поговорю сегодня же с Никифором Артемьичем Лягиным, что ношеным платьем торгует на широкую ногу, подберем вашему Артамошке надлежащий наряд: чтобы и справным мастеровым смотрелся, и оборванцем не выглядел. А уж я, со своей стороны, еще и денег ему дам. Долго ли такому хвату с Колькой познакомиться и в друзья-приятели набиться? С такими-то помощниками вы, Ахиллий Петрович, враз мне прохвоста умственно вычислите! Что скажете?
Ахиллес внезапно поймал себя на том, что эта идея вовсе не выглядит чем-то фантасмагорическим и в глубине души ему нравится. Расследование совершенно в духе Шерлока Холмса – и хороший способ проверить себя: годен ли он на что-то как сыщик? Авантюра чистейшей воды… а может быть, и нет? Как еще проверить, есть ли у него способности, чтобы стать сыщиком, или все было пустыми юношескими мечтаниями, как те, что его обуревали в гимназические годы, а сейчас обуревают Митьку?