Седьмая чаша - Сэнсом К. Дж. (читаем книги бесплатно .txt) 📗

Я не стал напоминать про бедного Джона Коллинза, но по лицам собеседников видел, что они и сами не забыли, ужасная участь постигла того несчастного.

— Его должны выпустить из этого ужасного места, — настаивал Мифон. — Единственное лечение для бедного Адама заключается в том, чтобы он понял: Господь ниспослал ему эти испытания, и он не должен ставить под сомнение Его милость. Если же в Адама вошел дьявол или его мозг оказался поврежден по какой-то иной причине, только я смогу излечить его с помощью своих собратьев по вере.

Преподобный посмотрел на родителей Адама.

— Аминь! — произнес Дэниел Кайт, а Минни молча опустила глаза долу.

— Его не выпустят до тех пор, пока совет не убедится в его нормальности, — заметил я. — Но кое-что я все же могу сделать. У меня есть один знакомый врач, очень умный человек, который наверняка сумеет подобраться к Адаму и, может быть, даже помочь ему.

— Нет! — решительно мотнул головой Дэниел Кайт. — Все врачи — безбожники!

— К моему другу это не относится, — поспешил я успокоить каменотеса.

Я счел за благо не сообщать о том, что мой друг Гай раньше был монахом, а в душе до сих пор продолжал оставаться католиком.

Мой ответ не развеял сомнений главы семейства, но его жена с облегчением выдохнула.

— Приведите его, сэр, мы согласны на все. Вот только у нас нет денег, чтобы заплатить ему…

— Я уверен, тут можно будет что-нибудь придумать.

Женщина посмотрела на мужа. Он помялся, бросил быстрый взгляд на Мифона и сказал:

— Это не повредит, сэр. Хуже уже точно не будет.

Судя по лицу преподобного, он собирался что-то возразить, но я не позволил ему сделать этого, поспешив заметить:

— Разумеется, с точки зрения интересов Адама дело это весьма щекотливое. Я со своей стороны буду держать его на контроле и побеспокоюсь о том, чтобы плату за лечение с вас не брали. В суде прошений сейчас скопилось так много дел, что судья буквально не разгибается, чтобы разгрести эти завалы. Но если мы представим наше дело как не терпящее отлагательств и нам улыбнется удача, надеюсь, примерно в течение недели оно может быть рассмотрено.

— Благодарю вас, сэр, — сказала Минни.

— Но я даже не буду пытаться подать прошение об освобождении Адама, если не будет данных об улучшении его психического состояния. — Я посмотрел на Мифона. — Такое прошение будет неизбежно отклонено.

— В таком случае нам, видимо, не остается ничего другого, кроме как дождаться вердикта докторов.

Он говорил ровным голосом, но взгляд оставался враждебным.

— А я тем временем нанесу визит в Бедлам. Нагоню страху на его смотрителей, а заодно навещу Адама.

Супруги обменялись удивленными взглядами.

— Это будет очень благородно с вашей стороны, сэр, — сказал Дэниел Кайт. — Но должен вас предупредить: безумие моего несчастного сына являет собой ужасающее зрелище.

— За свою жизнь мне пришлось много чего повидать, — ответил я, хотя, признаться, при мысли о предстоящем визите в Бедлам по коже начинали бегать мурашки.

— Мы отправляемся к Адаму завтра в девять утра, сэр, — сообщила Минни. — Может, вы поедете вместе с нами?

— Да, перед заседанием суда у меня как раз будет свободное время.

— Вы знаете, как туда добраться, сэр? Проедете через Бишопсгейт и сразу же ищите ворота Бедлама.

— Непременно приеду.

Улыбнувшись, я поднялся из-за стола.

— Я сделаю все, что в моих силах, но повторяю: дело крайне сложное.

Я проводил гостей в приемную, но Мифон задержался в дверях и негромко проговорил:

— Не думаю, что от вашего доктора будет прок. Пути Господни неисповедимы, и через все испытания и преследования Он в итоге приведет к миру истинных христиан. Включая Адама.

Зеленые глаза преподобного горели под кустистыми бровями, и все же мне в голову пришло, что есть в нем какое-то актерство, словно он играет роль Добродетели в пьесе, зрителем которой является весь Лондон.

— Действительно, — согласно кивнул я. — Молюсь о том, чтобы бедный юноша обрел мир в своей душе.

— Сейчас мы отправляемся в нашу церковь и тоже будем усердно молиться за него.

После того как за ними закрылась дверь, я еще раз просмотрел бумаги и подошел к окну. По двору, заливаемому дождем, брели Кайты, нагнув головы и придерживая головные уборы.

— Он — не один из нас, — услышал я голос преподобного Мифона. — Он не обретет спасения в конце пути.

Они дошли до ворот и скрылись из вида.

Несомненно одно: теперь я в ответе за Адама Кайта. Именно мне придется решать, что в наибольшей степени отвечает его интересам, и скорейшее освобождение из Бедлама вряд ли входит в эту категорию, что бы там ни толковал Мифон. Для Минни Кайт благополучие сына важнее всего, поэтому, уверен, она должна прислушаться к моему мнению.

Я вышел в приемную. Барак сидел за столом и, хмурясь, смотрел в огонь. Когда я окликнул его, он вздрогнул от неожиданности.

— У тебя очень задумчивый вид, — сказал я.

— Я просто размышлял над тем, отправиться ли к брадобрею прямо сейчас или дождаться, пока закончится дождь. Тот викарий так посмотрел на меня, когда вошел…

— Ручаюсь, он разглядел в тебе безбожника. Я слышал, как он по доброте душевной обрек меня на вечные муки, когда проходил мимо окна кабинета.

Я вздохнул.

— Для меня очевидно, что это он запер Адама в комнате и в течение двух дней молился вместе с ним. Довел парня до полного истощения, хотя от того и так уже оставались кожа да кости. Иногда я задумываюсь: а может, если Боннер вычистит побольше таких типов, это будет не так уж плохо?

Перехватив удивленный взгляд Барака, я поспешил успокоить его:

— Не пугайся, это я так шучу.

Из моей груди снова вырвался вздох.

— А если говорить серьезно, я пытаюсь понять, есть ли у этих людей будущее и неужели религиозная реформа сделает их своими марионетками? И от этих мыслей мне становится страшно.

— Но вы все же взяли дело?

— Я обязан взять его, но можешь не волноваться, я буду очень осторожен. Я хочу, чтобы мальчика посмотрел Гай, но сначала должен сам повидаться с Адамом.

— В Бедламе?

— Да, — в третий раз вздохнул я. — Завтра.

— Хотите, я поеду с вами?

— Нет, я должен быть один. Но все равно спасибо за предложение.

— Жалко, — понурился Барак. — Мне хотелось проверить, правду ли говорят, что вопли и завывания больных слышны аж на противоположной стороне улицы, отчего прохожие пускаются бежать подальше от этого страшного места.

Глава 3

Вскоре дождь прекратился. Выглянуло солнышко, и за окном вновь воцарилась холодная и ясная погода. В прозрачном воздухе все выглядело более четким. Голые ветви деревьев были каллиграфически вычерчены на фоне синего неба, в углах коричневых проплешин безжизненных полей за домами все еще виднелись полосы нерастаявшего снега.

Встреча с Кайтами дала мне обильную пищу для размышлений, и я решил прогуляться, чтобы хорошенько все обдумать.

Я шагал по ближайшим предместьям Лондона: вдоль Холборна, а затем по Шу-лейн. Праздничные службы по случаю Пальмового воскресенья уже шли полным ходом. Двери многих церквей и ворота церковных погостов были украшены гирляндами, на мостовых перед ними разбросана зелень. Но некоторые Божьи дома выглядели буднично и невзрачно, как в любой другой день. Клир одного из приходов проводил службу прямо в церковном дворе. Хор мальчиков в белых саккосах ^[4] распевал гимн перед крестом, украшенным зелеными гирляндами, а рядом стояли трое мужчин, одетых пророками, с длинными фальшивыми бородами и нарядными головными уборами. Они напомнили мне персонажей вчерашней пьесы.

Я вспомнил, как кто-то из гостей Роджера рассказывал о подмастерьях, сорвавших подготовку к празднованию Пальмового воскресенья. Ходило много историй о противоречиях, раздиравших несметное число крохотных лондонских приходов. В одной церкви радикально настроенный викарий соскоблил со стен древние фрески и заменил их нравоучительными цитатами из Библии; другой консервативный настоятель допускал в своем храме только богослужения на латыни. Недавно мне рассказали, что священник-традиционалист, разозлившись на прихожан-радикалов, которые громко разговаривали во время звона колокола, возвещающего о возношении Святых Даров, принялся орать на них: «Еретики! На костер вас!» Стоит ли после этого удивляться, что в последнее время многие, подобно мне, старались держаться подальше от церквей!