Садовник (СИ) - Гавриленко Василий Дмитриевич (книги txt) 📗

Далась же им всем эта Тверь!

-Тебе-то зачем?

Она не ответила, глядя на меня.

-Так зачем?

Лицо Вики сделалось злым.

-Ублюдок, это ты убил его.

Я удивленно привстал.

-Что ты несешь, дура?

-Белка был в твоем отряде.

Всполох: мой адъютант падает в снег, сраженный пулями питеров.

-Он погиб, выполняя свой долг, - сказал я. – Моя совесть чиста.

-Твоя совесть чиста… – кивнула Вика.

Я едва успел уклониться от устремленного мне в лицо лезвия, перехватил Викину руку, заломил, забрал нож.

-Сволочь, - Вика заревела.

Из подсобки выбежал Рустам, держа дымящуюся кастрюлю.

-Что ты делать, конунг?

-Ничего, просто у девушки истерика.

Я хотел помочь Вике подняться, но она оттолкнула меня.

-Ладно, пойду. Спасибо, Рустам.

Вика рыдала, сидя на полу у стойки.

-А как же еда?

-В другой раз, Рустам. Или вот ей предложи, когда успокоится.

Я поднял воротник куртки и шагнул к выходу.

Вика разозлила меня. Не потому, что хотела убить: на эту попытку она имела право. Право, данное ее любовью к Белке.

И все-таки – сука! Я вспомнил, как она пришла ко мне той ночью, как смеялась, когда я сказал ей, что у меня есть женщина, которую люблю. Делала вид, что не понимает, о чем речь. Ложь, сплошная ложь. Мы, огрызки человечества, словно договорились лгать, скрывать свои истинные чувства. Я вспомнил себя, Русские Джунгли, каких усилий мне стоило признаться Марине в том, что я – человек. Ведь быть человеком – это слабость, а слабому не удержать Теплую Птицу. Вот только живет ли Теплая Птица в грудных клетках «сильных»?

Вика любила Белку. Я люблю Марину.

Серебристая Рыбка.

6

В ТЕМНОТЕ

-Андрей!

Кто-то зовет, и я просыпаюсь.

Тишина.

-Андрей!

Марина, ты?

Она входит, садится на кровать. Волосы распущены, лицо осунулось, но в глазах – радость.

-Андрюша.

Мягкая рука треплет мой чуб. Я ловлю ее, прижимаюсь щекой.

-Марина, ты пришла.

Она улыбается.

-Да, Андрюша. Но не одна.

-Не одна?

Марина кладет мою руку себе на живот.

-Он - там.

Я смотрю на нее, ничего не понимая.

Марина смеется.

-Это чудо, Андрей. Он – там, наш малыш. Я точно знаю. Он там, - единственный ребенок в Русских Джунглях.

Ребенок… Я видел детей во сне, никогда – наяву. Ребенок… Он такой маленький, такой беспомощный. Ему нужна защита, нужна любовь. Он мой. Мой и Марины. И – Русских Джунглей.

-Андрей…

Марина обнимает меня, проводит прохладной ладонью по щеке. Исчезает.

Тишина.

На площадке перед административным зданием толпятся стрелки. Разговоры, смешки, ругань. На эшафоте – черный крест. На одной стороне креста - тело женщины. Ветер треплет обрывки одежды.

Христо стоит на высокой шаткой скамейке, на шее – петля; слабые ноги заметно дрожат. Он смотрит прямо на меня. Неуютно… Стыдно…

-Кончайте уже с ним! – орет кто-то.

Христо негромко – я уверен, что кроме меня, его никто не слышит:

-Будущее не зависит от тебя.

Скамейка опрокидывается, Христо устремляется к земле, но веревка останавливает его, подкидывает немного вверх. Он подергивается под улюлюканье толпы. Замирает.

Темнота. Тишина.

-Ахмат!

Открываю глаза, вижу склоненного надо мной отца Никодима.

-Пора. Лорд-мэр ждет.

                                                                                     7

ВИДЯТ ЛИ ОВОЩИ СНЫ

До административного комплекса мы дошли молча. Отец Никодим теребил бороду. Автоматчики посторонились, пропуская нас в длинный коридор, пахнущий пылью и крысиным пометом. Подошвы глухо стучали по доскам.

Коридор закончился широкой лестницей. Отец Никодим стал подниматься по ней, я - следом, догадавшись, что мы из одноэтажной пристройки перешли в пятиэтажную башню.

На первом этаже – площадка со стеклянными дверями, перед которыми дежурил автоматчик. Отца Никодима он словно не заметил, а на меня бросил завистливый взгляд. За дверями виднелись витражи из цветного стекла, бросающие повсюду разноцветные блики. Под витражами - бесконечные ряды деревянных многоярусных нар, на которых – люди. Сотни, а может, тысячи, людей.

То же самое на втором, и на третьем, и на четвертом этажах.

-Теплица номер четыре, - отец Никодим кивнул на стеклянную дверь.

Автоматчик посторонился, дав мне возможность рассмотреть теплицу номер четыре. Люди, лежащие на нарах, неподвижны, кожа бледна, веки сомкнуты. Многие - в неестественных позах.

-Все эти люди, - проговорил я, подавляя тошноту, – они мертвы?

-Они спят,- сказал отец Никодим, - так же, как спал ты, я, вот он, - кивнул на автоматчика. – Лорд-мэр приказал собрать их со всей резервации. Время от времени они просыпаются и пополняют Армию.

-Так долго?

-Что - долго?

-Так долго спят?

-Сон протекает у всех по-разному. Кто-то, как ты или я, очнулся почти сразу, эти вот заспались…

Автоматчик негромко хохотнул.

-Стрелок, - обратился к нему отец Никодим. – Дозволь нам с конунгом осмотреть теплицу.

-Но, ваш крест…

- Туда – назад. Видишь, Ахмат хочет знать, как все устроено.

Глава ОСОБи взглянул на меня.

Автоматчик с явной неохотой пропустил нас за стеклянную дверь.

Едва различимый запах тления витал в воздухе. Значит, не все в теплице – спят…

Отец Никодим повел носом и недовольно обратился к подошедшему работнику в робе, похожему на крысу, вставшую на задние лапы.

-Плохо работаешь, Епифанцев.

Глазки Епифанцева суетливо забегали.

-В чем же дело, ваш крест?

-Как в чем? Ты что, не чуешь - мертвечиной разит?

Епифанцев втянул воздух: крылья тонкого горбатого носа расширились, показав в ноздрях кустики черных волос.

-Не чую, ваш крест.

-Ну, так я тебе говорю.

-Ваш крест, овощей много, трудно найти дохлого.

Я догадался, что овощами работник теплицы называет спящих людей. Среди них больше мужчин, но встречались и женщины, одна, - рыжеволосая, лежащая на нарах нижнего яруса, привлекла мое внимание. Я приблизился. Чем-то похожа на Марину. Да, волосами. Я взял рыжую прядь: у моей женщины волос мягче, нежнее.

Тяжелая рука легла на плечо. Я обернулся.

-Что, Ахмат, понравилась? – отец Никодим подмигнул. - Пришлю к тебе, если проснется.

-А сны?

-Что?

-Снятся ли им сны?

Отец Никодим задумался.

-Наверное, снятся. Нам всем снятся.

Я представил: бесконечный сон, вроде того, про казнь Серебристой Рыбки. Мурашки побежали по телу.

Овощи!

Темнота и лабиринт, наполненный страхами, радостями и болями. Лабиринт, построенный на обломках памяти, в который не войти, из которого не выбраться.

Овощи не видят снов.

Что-то начало расти внутри меня – вся моя жизнь в Русских Джунглях набухала, как овощ.

-Просыпайся.

Отец Никодим отстранился, Епифанцев захихикал.

-Просыпайся! – заорал я и ударил рыжеволосую женщину по щеке. Даже краткое соприкосновение передало холод ее тела.

      Блуждающие в лабиринте. Ау! Сюда! Выход здесь!

-Просыпайтесь.

Я побежал вдоль нижнего яруса.

-Просыпайтесь!

Отец Никодим что-то крикнул.

Стена. Я остановился. У лабиринта нет выхода.

-Ахмат!

Глава ОСОБи улыбался, пока я подходил. Епифанцев вытирал ладонью выступивший пот.

-Посмотри-ка, Ахмат.

Рыжеволосая женщина сидела на нарах, тараща на нас непонимающие глаза. Ее губы пошевелились (синеватые, тонкие), но не издали ни звука.

-Черт подери, - сказал Епифанцев. - Впервые такое вижу.

-Что такое? – обратился к нему отец Никодим, на лице которого еще не угасла улыбка.