Помпеи - Харрис Роберт (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
Аттилию вдруг представился отец — отчетливо, словно живой. Свинец, с которым отец работал всю свою жизнь, убил его еще до наступления пятидесятилетия, и подросток Аттилий стал главой семьи. Под конец от отца почти ничего уже не осталось. Только кости, обтянутые тонким саваном белой кожи.
Отец знал бы, что делать в подобном случае.
Аттилий повернул бутылку горлышком книзу, перегнулся через борт и погрузил бутылку в воду — потом медленно повернул ее под водой, выпуская воздух. К поверхности потянулась цепочка пузырьков. Аттилий заткнул бутылку пробкой и вытащил из воды.
Усевшись поудобнее, он снова открыл бутылку и поднес к носу. Потом отпил глоток, подержал во рту, покатал на языке, проглотил. Горькая, но пить можно. По крайней мере, пока. Инженер передал бутылку Кораксу; тот подхватил ее, глотнул как следует и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Сойдет, если добавить побольше вина, — вынес он свой вердикт.
Лодка стукнулась о колонну, и Аттилий заметил расширяющуюся полосу между сухим и мокрым бетоном — четко очерченная, она поднималась над поверхностью воды на добрый фут. Вода утекала из резервуара быстрее, чем Августа успевала его наполнять.
Новая вспышка паники. «Сражайся с ней».
— Какова вместимость Писцины?
— Двести восемьдесят квинариев.
Аттилий поднял факел повыше, к крыше, теряющейся где-то в полумраке футах в пятнадцати над ним. Значит, глубина воды сейчас — что-то около тридцати пяти футов. Резервуар заполнен на две трети. Предположим, это — двести квинариев. В Риме принято было считать, что один квинарий примерно равен дневной норме потребления двух сотен человек. Гарнизон Мизен насчитывал десять тысяч человек. Плюс еще тысяч десять гражданских лиц.
Несложно рассчитать.
У них осталось воды на два дня. Предположим, можно выдавать ее по расписанию, час утром и час вечером. И предположим, что концентрация серы в воде на дне Писцины не выше, чем у поверхности. Думай же! В естественных источниках сера теплая, и потому всегда поднимается к поверхности. Но как себя ведет сера, охлажденная до той же температуры, что и окружающая вода? Рассеивается? Всплывает? Погружается?
Аттилий посмотрел в северный конец резервуара, туда, куда впадала Августа.
— Нам нужно измерить давление.
Коракс погреб поближе к водопаду, умело лавируя среди лабиринта колонн. Аттилий, держа в одной руке факел, другой развернул и разложил на коленях чертеж.
На всем западном берегу залива, от Неаполя до Кум, сера встречалась в том или ином виде. Это Аттилий знал. Серу в виде зеленых полупрозрачных глыб извлекали из шахт в Левкогеевых холмах, в двух милях севернее основного водовода акведука. Вокруг города Байи имелось множество горячих серных источников: больные съезжались к ним со всей империи. Было еще озеро под названием Посидиан — его назвали так в честь какого-то вольноотпущенника Клавдиев, — такое горячее, что в нем можно было варить мясо. Даже прибрежные воды Байи иногда наполнялись горячей серой, и больные лезли на мелководье в надежде обрести исцеление. Видимо, где-то в этой тлеющей земле — земле, где находилась пещера Сивиллы и пылающие отверстия, ведущие прямиком в преисподнюю, — где-то здесь сера и смешалась с водами Августы.
Они добрались до туннеля акведука. Коракс на мгновение позволил лодке свободно скользить по воде, а потом несколькими ловкими ударами весел направил ее в противоположном направлении и остановил у самой колонны. Аттилий отложил чертежи и поднял факел повыше. Свет факела заиграл на зеленой плесени, покрывающей стены, а затем осветил высеченную из камня огромную голову Нептуна — собственно, через его распахнутый рот и низвергался блестящий черный поток, воды Августы. Но за тот краткий срок, что понадобился им, дабы доплыть досюда от лестницы, поток успел ослабеть и превратиться в жалкую струйку.
Коракс негромко присвистнул.
— Вот уж не думал, что доживу до такого дня, когда Августа пересохнет. Ты не зря беспокоился, красавчик. — Он взглянул на Аттилия, и по его лицу впервые промелькнула тень страха. — Под какой же звездой ты рожден, что навлек на нас это бедствие?
Акварий обнаружил, что ему тяжело дышать. Он снова прикрыл нос ладонью и поднес факел поближе к поверхности резервуара. Блики света заплясали на поверхности воды; казалось, будто где-то там, в глубине, горит костер.
«Это невозможно, — подумал Аттилий. — Акведуки не иссякают. Во всяком случае, не так, не за несколько часов. Главные водоводы делаются из кирпича, скрепленного водостойким раствором, и окружаются покрытием в полтора фута толщиной. Дефекты конструкции, течь, отложения извести, сужающие трубу — все это случается, но все эти неполадки проявляют себя постепенно, на протяжениимногих месяцев, если не лет. Акве Клавдии понадобилось десятилетие, чтобы окончательно перестать действовать».
От размышлений его отвлек крик раба, Полития.
— Акварий!
Аттилий обернулся, но отсюда лестница была не видна; ее заслоняли колонны, напоминающие сейчас окаменевшие дубы, встающие из вод какого-то темного зловонного болота.
— Что такое?
— Гонец, акварий! Он привез известие о том, что акведук иссяк!
— Это мы и сами видим, недоумок греческий, — пробормотал Коракс.
Аттилий вновь потянулся за чертежами.
— Из какого города он прибыл?
Он ожидал, что раб назовет Байи или Кумы. В худшем случае — Путеолы. Неаполь уже стал бы подлинным бедствием.
Но последовавший ответ был подобен удару под дых.
— Из Нолы!
Гонец был покрыт таким толстым слоем пыли, что напоминал скорее призрак, чем человека. И пока он рассказывал свою историю — о том, что на рассвете в резервуар Нолы перестала поступать вода и что несчастью этому предшествовал сильный запах серы, появившийся в середине ночи, — раздался стук копыт, и во двор рысцой въехал еще один всадник.
Он соскочил с коня и протянул Аттилию папирусный свиток. Письмо от городских властей Неаполя. Там Августа иссякла около полудня.
Аттилий внимательно прочел послание, как-то умудрившись сохранить бесстрастный вид. Во дворе к этому моменту собралась небольшая толпа: две лошади, два всадника и компания работников акведука, бросивших вечернюю трапезу, чтобы послушать о происшедшем. Эта суматоха уже начала привлекать внимание прохожих и окрестных лавочников.
— Эй, водяные души! — крикнул хозяин закусочной, находившейся на противоположной стороне улицы. — Что случилось?
«Немного же понадобится, чтобы паника разнеслась по городу, словно пожар под порывами ветра», — подумал Аттилий. Он уже чувствовал в себе ее первую искру. А потому прикрикнул на двоих рабов, чтобы те закрыли ворота, и велел Политию позаботиться о гонцах, напоить и накормить их.
— Муса, Бекко, берите повозку и начинайте загружать. Негашеная известь, путеоланум, инструменты — все, что может понадобиться для починки главного водовода. Столько, сколько сможет тянуть пара волов.
Работники переглянулись.
— Но мы не знаем, что там за повреждение, — заметил Муса. — Одной повозки может и не хватить.
— Тогда мы добудем недостающее в Ноле.
И он быстро зашагал к канцелярии акведука; посланец из Нолы двинулся за ним следом.
— Но что мне сказать эдилам? — Посланец был юн, еще совсем мальчишка. Единственным местом на его лице, не покрытым коркой пыли, были круги вокруг запавших глаз — розовые и мягкие, и по сравнению с ними его взгляд казался особенно испуганным. — Жрецы хотят принести жертву Нептуну. Они говорят, что сера — это ужасное знамение.
— Скажи им, что мы осознаем глубину несчастья, — Аттилий изобразил некий неопределенный жест. — Скажи, что мы починим Августу.
И он, пригнувшись, чтобы не стукнуться об низкую притолоку, нырнул в маленькую комнату. Экзомний оставил документацию Августы в полнейшем беспорядке. Какие-то купчие, долговые расписки, всякие судебные документы, письма из имперского смотрителя акведуков и приказы префекта флота, стоящего в Мизенах, — некоторые из них — двадцати-тридцатилетней давности — грудами валялись в сундуках, на столе и прямо на полу. Аттилий локтем смахнул все бумажки со стола и развернул чертежи.
