Мартовские фиалки - Керр Филипп (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗
– Какая ужасная трагедия! – всхлипывала она.
– Даже трудно себе вообразить.
Интересно, что Вильгельм успел рассказать ей? Чем меньше, тем лучше, подумал я. Если она очень сильно расстроилась, я не сумею ее толком расспросить.
– Вы полицейский?
– Я расследую дело о пожаре, – уклончиво ответил я.
– Вы, должно быть, очень заняты, а вам приходится из-за меня, старухи, ехать через весь Берлин. Может быть, там, за мостом, я выйду и дальше доберусь сама? Мне уже лучше, в самом деле.
– Не беспокойтесь. Кроме того, я хотел бы кое-что уточнить в связи с семьей Пфарров. Если, конечно, вы сейчас можете об этом говорить. – Мы переехали мост через канал Ландвер, а затем миновали площадь Бель-Альянс, в центре которой возвышалась гигантская Колонна мира. – Понимаете, по этому делу проводится следствие, и вы мне очень поможете, если расскажете о своих бывших хозяевах.
– Ну что ж, если вы считаете, что я могу содействовать следствию, расскажу, что знаю.
На Нойенбургерштрассе я припарковал свою машину и вслед за фрау Шмидт поднялся на третий этаж многоэтажного жилого дома.
Жилище фрау Шмидт не отличалось от других квартир людей ее поколения: мебель была прочной и внушительной – берлинцы не скупятся, когда покупают столы и стулья, – а в гостиной стояла большая печь, облицованная фарфоровой плиткой. Над темно-красным буфетом в стиле Бидермейер висела тусклая копия с гравюры Дюрера, столь же привычная в домах берлинцев, как аквариум в приемной врача. На буфете стояло несколько фотографий (среди которых конечно же была и фотография нашего обожаемого фюрера), а к большой бронзовой раме была прикреплена маленькая свастика, вышитая на шелке. Тут был и поднос с напитками, так что я взял бутылку шнапса и налил маленькую рюмочку.
– Выпейте это, и вам станет лучше, – сказал я, протягивая ей рюмку и раздумывая, как она отнесется к тому, что я налью немного шнапса и себе тоже. Но мне оставалось только завидовать, пока фрау Шмидт опустошала эту рюмку. Она вытерла свои толстые губы и села на обтянутый парчой стул у окна.
– Ну, как вы себя чувствуете? Вы могли бы ответить на несколько вопросов?
– Что бы вы хотели узнать?
– Ну, для начала, давно ли вы знакомы с господином и госпожой Пфарр?
– Гм, дайте-ка подумать. – В ней появилась какая-то неуверенность, и когда она заговорила, звук ее голоса напоминал скрежетание старого ржавого ведра, поднимающегося из колодца. Ее рот, со слегка выступающими вперед верхними зубами, напоминал рот Бориса Карлова. – Наверное, уже год.
Она привстала и наконец сняла пальто, под которым оказалось платье из тусклой ткани «в цветочек». На нее вдруг напал кашель, и она стала колотить себя в грудь, чтобы скорее прочистилось горло.
Все это время я стоял в самом центре комнаты, сдвинув шляпу на затылок и засунув руки в карманы. Я спросил ее, что это была за семья – Пфарры.
– То есть я имею в виду, как у них складывались отношения – мирно или они часто ссорились?
Она кивнула в знак согласия дважды.
– Когда я только поступила к ним, они были без ума друг от друга. Но, как только она потеряла свою работу в школе, все изменилось. Это все выбило из колеи, и скоро они начали ссориться. Он бывал дома нечасто, но когда появлялся, тут же начинался скандал. Именно так. Не обычная перебранка, как бывает в каждой семье, нет, они просто орали друг на друга, и с такой злостью, как будто испытывали настоящую ненависть. Наверное, раза два я видела, как она после этого плакала в своей комнате. Знаете, я не могла понять, что им, собственно, было делить. Дом у них был прекрасный – я с удовольствием убирала его, – за вещами они не гонялись, я никогда не видела, чтобы она тратила большие деньги на покупки. У нее было много красивой одежды, но ничего кричащего, вычурного.
– А бриллианты у нее были?
– Наверное, были, но я не помню, чтобы она когда-нибудь надевала их. Впрочем, я ведь бывала в доме только днем. С другой стороны, я помню случай, когда я вешала его пиджак и оттуда выпали серьги, но это были не ее серьги.
– Почему вы так думаете?
– Потому что это были серьги, а фрау Пфарр носила только клипсы. Я отметила это для себя, но никому ничего не сказала. Я же понимаю, что это не моего ума дело. Правда, мне кажется, фрау Пфарр догадывалась, что муж ей изменяет, она ведь была неглупой женщиной. Далеко не глупой. И я уверена, что именно поэтому она и стала так пить.
– А она пила?
– Как лошадь.
– А что вы скажете о господине Пфарре? Он, кажется, работал в министерстве внутренних дел?
Она пожала плечами.
– Я знаю, что он работал в каком-то правительственном учреждении, но понятия не имею, как оно называлось. Его работа была связана с законами – у него в кабинете висел диплом, – но он никому о ней ничего не рассказывал. И никогда не оставлял на столе бумаг, чтобы я не могла их прочитать. Разумеется, я и не стала бы туда заглядывать, но он всегда все убирал.
– А он часто работал дома?
– Иногда. Я знаю, что он много времени проводил в этом большом административном здании на Бюловплац – ну, вы знаете, там когда-то была штаб-квартира коммунистов.
– Вы имеете в виду здание, которое получил Немецкий трудовой фронт после того, как оттуда выгнали коци?
– Да, именно его. Господин Пфарр время от времени подвозил меня туда. У меня сестра на Бруненштрассе, и обычно после работы я доезжала до Розенталерплац на девяносто девятом трамвае. Но иной раз господин Пфарр бывал так любезен, что подбрасывал меня до самой Бюловплац, и я видела, как он входил в это здание.
– А когда вы последний раз видели господина и госпожу Пфарр?
– Две недели назад. Вы знаете, я была в отпуске – ездила на остров Рюген по путевке «Сила – через радость», – и незадолго до отъезда я ее видела.
– Ну, и что вы можете о ней сказать?
– Как ни странно, она хорошо выглядела, была спокойна. Скажу больше, без обычного бокала с вином. Сказала мне, что собирается на воды. Она часто туда ездила. Я даже подумала, что она решила «завязать».
– Понятно. А сегодня утром, если не ошибаюсь, вы ездили на Фердинандштрассе к портному?
– Не ошибаетесь. Я часто выполняла небольшие поручения господина Пфарра. Он был слишком занят, чтобы ходить по магазинам, и платил мне отдельно, если надо было что-то купить для него. Перед тем как уехать в отпуск, я получила от него записку с просьбой забрать у портного его костюм.
– Так вы говорите, он просил вас забрать его костюм?
– Да, мне кажется, речь шла о костюме.
Я взял коробку.
– Вы не возражаете, если я посмотрю, что там лежит, фрау Шмидт?
– Смотрите, чего уж там. Все равно он ему не понадобится.
Но, еще не снимая крышки, я точно знал, что находится в этой коробке, и не ошибся. Этот черный цвет, напоминавший цвет мундиров отборных кавалерийских полков кайзеровской армии, эту нашивку справа на воротнике с двойным знаком молнии и этот римский орел и свастику на левом рукаве нельзя было спутать ни с чем. Три звездочки на петлице на воротнике слева свидетельствовали о том, что владелец формы имел чин капитана или что-то вроде того – у эсэсовцев есть свое специальное название. К правому рукаву был прикреплен клочок бумаги. Это был счет от Штехбарта на 25 марок на имя гауптштурмфюрера Пфарра. Я присвистнул.
– Значит, Пауль Пфарр был «черным ангелом».
– Никогда бы этому не поверила, – сказала фрау Шмидт.
– Вы хотите сказать, что никогда не видели его в форме?
Она покачала головой.
– Я даже не видела, чтобы она висела в шкафу.
– В самом деле?
Я начинал сомневаться, стоит ли ей верить, но, с другой стороны, зачем ей было мне лгать? В наше время адвокаты – немецкие адвокаты, работающие в государственных учреждениях, – часто состоят в СС. Я догадался, что Пфарру нужна была эта форма только для особых, торжественных случаев.
– Скажите, отчего загорелся дом? – спросила меня фрау Шмидт.
Я на мгновение задумался и решил рассказать ей все начистоту, надеясь, что, в ужасе от услышанного, она не станет задавать мне какие-либо неуместные вопросы, на которые у меня не будет ответа.
