Артур и Джордж - Барнс Джулиан Патрик (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
После того как фундамент был заложен, настало время осмотреть город в натуре. Они посетили оба пирса, где военные оркестры словно бы играли весь день напролет. Они наблюдали строевые марши на губернаторском плац-параде и мимические бои на Выгоне; в бинокли они разглядывали военный флот нации, покачивающийся на якорях в Спитхеде на среднем расстоянии от них. Они прошлись по эспланаде Кларенса, и Артур поочередно объяснил ей все трофеи и сувениры былых войн, выставленные там на всеобщее обозрение. Тут русская пушка, там японские гаубица и мортира, и повсюду таблички и обелиски в память матросов и пехотинцев, которые поумирали во всех уголках Империи и от всевозможных причин – желтая лихорадка, кораблекрушение, коварство индийских мятежников. Она подумала, нет ли в характере доктора тяги к морбидности, но предпочла пока прийти к выводу, что его любознательное любопытство соответствует его физической неутомимости. Он даже свозил ее на конке в продовольственный склад «Ройал Кларенс» понаблюдать процесс изготовления морских сухарей – из мешка муки в тесто, затем его претворение жаром в сувенир, который посетители зажимали в зубах, покидая склад.
Мисс Луиза Хокинс не представляла себе, что ухаживание – если это было ухаживанием – настолько выматывает или настолько напоминает туризм. Затем они обратили глаза в сторону юга – на остров Уайт. С эспланады Артур указал на, как он выразился, лазурные холмы острова Вектиан. Выражение, которое показалось ей изысканно поэтичным. Они сумели разглядеть Осборн-Хаус, и он объяснил, как увеличение числа судов в проливе подсказывает, что королева сейчас там. Затем они сели на прогулочный пароходик через Солвент и вокруг острова. И ей указывалось, куда смотреть, чтобы увидеть Иглы, бухту Олум, Карисбрукский замок, Оползень, Обрывы, – пока она не была вынуждена сесть в шезлонг и попросить плед.
Как-то вечером, когда они глядели на море с пирса Южный Парад, он описывал свои подвиги в Африке и в Арктике. Однако слезы, навернувшиеся ей на глаза, когда он упомянул, зачем они спускались на ледяные поля, заставили его воздержаться и не хвастать своими охотничьими достижениями. Она, очевидно, обладала врожденной кротостью, которую он счел характерной для всех женщин, стоит узнать их поближе. Она всегда была готова улыбнуться, но не выносила острот, граничащих с жестокостью или подразумевающих превосходство остряка. У нее была открытая щедрая натура, очаровательные кудри и небольшой личный доход.
В своих прошлых отношениях с женщинами Артур разыгрывал благородный флирт. Теперь, пока они гуляли по этому концентрическому курорту, пока она привыкала опираться на его руку, пока ее имя изменялось на его языке из Луизы в Туи, пока он исподтишка смотрел на ее бедра, чуть она отворачивалась, он все яснее понимал, что хочет большего, чем флирт. И он также думал, что она сделает его лучше как мужчину, а в конце-то концов, в этом же и заключается один из принципов брака.
В первую очередь, однако, эта юная кандидатка должна была получить одобрение Мам, и Мам приехала в Гемпшир для смотрин. Она сочла Луизу робкой, покладистой и приличного, если не знатного, происхождения. Как будто ни вульгарности, ни явных нравственных слабостей, какие могут поставить ее дорогого мальчика в неловкое положение. И как будто никакого потаенного тщеславия, которое может где-то в будущем подвергнуть сомнению первенство Артура. Мать, миссис Хокинс, казалась и приятной, и почтительной. Давая одобрение, Мам даже позволила себе предположить, что в Луизе, пожалуй, что-то – да-да, когда она вот так повернута к свету, – что-то напоминает ее собственное юное «Я». А чего еще может пожелать мать?
Джордж
Когда Джордж начал заниматься в Мейсон-колледже, у него появилась привычка вечером после возвращения из Бирмингема прогуливаться по проселкам. Не ради физической разминки – ее у него после Раджли хватало на всю жизнь, но чтобы проветрить голову перед тем, как снова сесть за книги. Очень часто это не срабатывает, и он, еще на ходу, вновь мысленно разбирается в тонкостях договорного права. В этот холодный январский вечер с полумесяцем в небе и обочинами, еще поблескивающими инеем вчерашней ночи, Джордж проборматывает аргументы для завтрашнего учебного судебного процесса (дело о зараженной муке на складе), когда на него из-за дерева выпрыгивает какая-то фигура.
– Направляешься в Уолсолл, э?
Это сержант Аптон, краснолицый и пыхтящий.
– Прошу прощения?
– Ты слышал, что я сказал! – Аптон стоит почти вплотную к нему и смотрит так, что Джорджа охватывает тревога. А что, если сержант не вполне в своем уме? В таком случае лучше всего ему подыгрывать.
– Вы спросили, направляюсь ли я в Уолсолл.
– А, так, значит, у тебя все-таки есть пара чертовых ушей. – Он пыхтит, как… как лошадь, или свинья, или кто-то еще.
– Я просто удивился, потому что это не дорога в Уолсолл. Как мы оба знаем.
– Как мы оба знаем. Как мы оба знаем. – Аптон делает шаг вперед и ухватывает Джорджа за плечо. – Что мы оба знаем, что мы оба знаем, так это что ты знаешь дорогу в Уолсолл, и я знаю дорогу в Уолсолл, и ты устраивал свои штучки в Уолсолле, верно?
Сержант явно не в своем уме, к тому же причиняет ему боль. Есть ли смысл упомянуть, что он не бывал в Уолсолле с того дня, когда покупал там подарки Орасу и Мод на Рождество?
– Ты был в Уолсолле, ты забрал ключ от школы, ты принес его домой, и ты положил его на собственное крыльцо, верно?
– Вы делаете мне больно.
– Ну нет. Я тебе больно не делаю. Это не называется делать тебе больно. Если ты хочешь, чтобы сержант Аптон сделал тебе больно, попроси и получишь.
Джордж теперь чувствует себя совсем как тогда, когда он смотрел на далекую классную доску и не понимал, какой ответ правильный. Он чувствует себя будто перед тем, как запачкаться. Сам не зная почему, он говорит:
– Я буду солиситором.
Сержант разжимает пальцы, отступает и хохочет в лицо Джорджу. Потом плюет под башмаки Джорджа.
– Вот, значит, чего ты думаешь? Со-ли-си-тором? Такое большое слово для такого замухрышки-полукровки. Думаешь, ты станешь со-ли-си-тором, если сержант Аптон скажет «нет»?
Джордж удерживается и не говорит, что быть ему солиситором или нет – зависит от Мейсон-колледжа, и экзаменаторов, и Юридического общества. Он думает, что ему следует как можно быстрее вернуться домой и рассказать отцу.
– Дай-ка я задам тебе вопрос. – Тон Аптона вроде бы стал мягче, и Джордж решает еще немного ему подыграть. – Что это за штуки у тебя на руках?
Джордж приподнимает руки, машинально растопыривая пальцы в перчатках.
– Эти? – спрашивает он. Нет, этот человек просто слабоумный.
– Да.
– Перчатки.
– Ну, тогда, раз ты умный обезьяненыш и собираешься стать со-ли-си-тором, ты должен знать, что пара перчаток означает «идти на дело», так?
Тут он снова плюет и уходит по проселку. Топоча. Джордж плачет.
К тому времени, когда он добирается домой, он себя стыдится. Ему шестнадцать, ему не дозволено плакать. Орас с восьми лет не плачет. Мод много плачет, но она не просто девочка, а еще и больная.
Отец Джорджа выслушивает его и объявляет, что напишет главному констеблю Стаффордшира. Нестерпимо, что простой полицейский хватает его сына на публичной дороге и обвиняет его в воровстве. Полицейского следует уволить со службы.
– Я думаю, он свихнутый, отец. Он два раза плюнул в меня.
– Он в тебя плевал?
Джордж снова задумывается. Он все еще испуган, но знает, что это не причина замалчивать правду.
– Я не могу говорить с уверенностью, отец. Он был примерно в ярде от меня, и он два раза сплюнул совсем рядом с моей ногой. Возможно, он просто сплевывал, как все невоспитанные люди. Но когда он это делал, казалось, был на меня зол.
– По-твоему, это достаточное доказательство намерения?
Джорджу это нравится. Вопрос к будущему солиситору.
– Возможно, что нет, отец.
