Дочь палача и король нищих - Пётч Оливер (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
«Замечательно, я теперь и выгляжу в точности как они, – подумал Симон и с грустью оглядел мокрый, перепачканный глиной сюртук. – Когда все это закончится, я еще рад буду, если нищие позволят мне спать с ними в подземелье и временами станут подкармливать меня черствым хлебом».
В скором времени они добрались до ворот Петера в противоположной стороне города; стражники по-прежнему обыскивали крестьянские повозки. По дороге Натан рассказал остальным нищим о том, что произошло на мельнице. Насвистывая веселую мелодию, он повернул налево и зашагал к перекошенному сараю, примыкавшему к городской стене и, судя по виду, в любую секунду готовому развалиться на части.
Король нищих осторожно отворил трухлявую дверь и поманил остальных за собой. В стене с противоположной стороны находилась, к немалому изумлению лекаря, узкая дверца. Натан постучал в нее, выдерживая определенный ритм, и вскоре им открыл бородатый стражник с наружностью выпивохи.
– Эй, всех сразу? – пробасил он и оглядел нищих налитыми кровью глазами. – Тогда придется доплатить. – Он недоверчиво взглянул на дрожащего от сырости лекаря. – А я тебя, кажется, знаю. Где…
– Трясучий Август, – вмешался Натан и вложил несколько грязных монет в ладонь озадаченного стражника. – Он у нас новенький, бедолага. У него английская лихорадка, и ему недолго уже осталось.
Стражник в ужасе отступил на шаг.
– Господи, Натан! Раньше не мог сказать? Проваливайте, и этого чумного заберите скорее!
Он скрестил пальцы и трижды сплюнул. Нищие, давясь от смеха, выбрались на засеянное свеклой и пшеницей поле, которое с этой стороны вплотную примыкало к городским стенам. Позади них с грохотом захлопнулась дверь.
– Чудесное изобретение эти дверцы! – воскликнул Натан.
По правую руку тянулась в направлении юга широкая дорога, и король нищих зашагал к ней сквозь золотистые волны пшеницы. На краю поля их уже поджидали Райзер и двое других его собратьев. Симон решил, что они воспользовались другой такой дверцей.
– Кто не скупится на деньги, может выходить из города в любое время дня и ночи, – на ходу объяснял король нищих. – Конечно, если тебя не разыскивают за массовое убийство или ты не собираешься отравить Рейхстаг. Хотя даже в этом случае наверняка можно условиться насчет цены. Люблю этот город!
Он воздел руки к небу и, продолжая насвистывать, зашагал во главе процессии: во главе горстки нищих, грязных и оборванных в лохмотья, хромых и полусумасшедших, но намеренных спасти Регенсбург от катастрофы.
Филипп Леттнер словно заклятие произнес, от чего руки и ноги Куизля налились свинцом.
Снова разболелось левое плечо, спину и лицо жгло от укусов шершней, палач неловко отступал. Он механически заносил правую руку и отбивал удары противника, но рано или поздно Леттнер должен отыскать лазейку в его защите, и смертельного удара не избежать.
Фридрих лежал на полу посреди церкви и хрипел. Укусы шершней широкоплечий гигант переносил, похоже, гораздо тяжелее, нежели его более худой брат. Руки Фридриха вздулись и стали вдвое больше, его рвало слюной и горькой желчью, а дышал он так, словно грудную клетку стянули железными скобами. Но хуже всего пришлось его распухшему, изрытому шрамами лицу: от укусов оно стало красным, как голова только что заколотой свиньи. Краем глаза палач заметил, как тело здоровяка затрясло в конвульсиях. Движения его становились все слабее; потом Фридрих резко выгнулся, точно получил по спине палкой, и застыл на полу, словно громадное чучело.
– За Фридриха, сукин ты сын!
Леттнер замахнулся и с ревом обрушил кацбальгер Куизлю на голову. Палач увернулся, но за первым ударом тут же последовал следующий.
– За Карла!
Якобу снова удалось отскочить в сторону, но двигался он уже не так быстро: он устал и чувствовал, что следующего удара ему уже не отразить. Его лихорадило, земля под ногами стала вдруг мягкой, словно тесто. Колени неожиданно подогнулись, и палач осел на пол. Когда он устало поднял голову, Леттнер, точно ангел возмездия, уже возвышался над ним с высоко занесенным клинком. Он взял рукоять обеими руками и сместился чуть правее от Куизля, чтобы удар пришелся точно в шею. Палач отрешенно взирал на противника, который собирался проделать нечто такое, в чем он сам всю жизнь считался мастером.
Отрубить голову.
– Вообще-то, Якоб, ты такой смерти не заслужил, – прошипел Леттнер. – Я делаю это только ради нашей старой дружбы. К тому же… – Снова сверкнули в волчьем оскале белые зубы. – Кто еще сможет похвастаться, что обезглавил настоящего палача? Уверен, дьявол оценит шутку по достоинству. А теперь отправляйся в ад!
Куизль опустил голову, закрыл глаза и приготовился к избавительному удару.
Но удара не последовало.
Вместо этого наступила едва ли не сверхъестественная тишина, нарушенная лишь громким металлическим лязгом. Куизль удивленно поднял голову: кацбальгер валялся под ногами; Леттнер стоял перед палачом и растерянно взирал на расщепленный, обугленный кусок дерева, торчавший из живота. Он судорожно схватился за него пальцами и изумленно уставился на окровавленное острие, словно не понимал, что умирает. Словно смерть его даже не значилась в промысле Божьем.
Затем он медленно завалился на бок и уже не двигался. Глаза его закатились, и он уставился пустым взором в разрушенный потолок церкви: в один из проломов, яростно щебеча, выпорхнули две ласточки.
Позади Леттнера стоял Филипп Тойбер. Палач Регенсбурга покачивался, но держался прямо. Он тщательно вытер руки о перепачканный кровью сюртук; руки, которыми незадолго до этого сжимал обугленное распятие.
– Надеюсь, эту рухлядь освятили в свое время, – проворчал он и пихнул ногой пронзенное крестом тело. Верхушка распятия прошила Леттнера, словно копье. – Быть может, крест выжжет из него скверну.
– Такого ублюдка надо еще святой водой окатить, а потом окунуть в купель, тогда, может, толк и будет, – прохрипел Куизль.
Тойбер засмеялся, и его качнуло в сторону. Он тупо уставился на болт, торчавший из груди.
– Нехорошо… мне что-то… – пробормотал он. – Стрела…
Куизль кивнул на труп Фридриха, над которым еще кружили несколько шершней.
– По крайней мере, другие тебя уже не прошьют, – проворчал он. – У каждого чудовища имеется слабое место, для него вместо больших стрел оказалось достаточно множества маленьких. Видимо, не переносит яда…
Якоб резко замолчал: Тойбер вдруг начал заваливаться, словно обветшалая башня. Наконец он рухнул на пол и больше не двигался.
– Господи, Тойбер! – Куизль с криком бросился к другу и опустился рядом с ним на колени. Несмотря на лихорадку, он попытался сосредоточиться. – Даже не думай! Не теперь, когда все закончилось! Что я скажу твоей жене? – Якоб встряхнул регенсбургского палача, но тот никак не отреагировал. – Она ж зашибет меня насмерть, если я принесу тебя в таком виде!
Тойбер приоткрыл глаза, и по лицу его скользнула едва заметная улыбка.
– А другого… ты и не заслужил… козел старый, – пробормотал он.
Затем голова его склонилась набок, и палач слабо захрипел.
– Эй, просыпайся, бездельник! Не спать, чтоб тебя!
Куизль вскочил и разорвал рубашку на груди Тойбера. По пальцам тонкими ручейками тут же растеклась темная кровь. Арбалетный болт сидел в груди крепко, точно молотком вколоченный. Куизль постоял несколько секунд неподвижно, затем принял решение.
– Погоди пока помирать. Я скоро вернусь!
Не обращая внимания на собственные раны и укусы шершней, он выбежал под палящие лучи полуденного солнца. Легкий ветерок задувал в оконные проемы и доносил со стороны леса плач, словно бы детский, но Куизль ничего и никого не слышал. Он затравленно оглядел деревню, заросшую кустарником, ивами и березами.
«Манжетка, тысячелистник, дубровник, пастушья сумка… Нужна пастушья сумка!»
Кровь была не ярко-красной и не пенилась – хороший признак. Легкое, судя по всему, не пострадало. Если удастся найти нужные травы, то еще можно будет на что-то надеяться. Сейчас важнее всего остановить кровотечение и позаботиться о том, чтобы рана не воспалилась.
