Смерть русского помещика - Борисов Сергей Юрьевич (читаем книги бесплатно TXT) 📗

Сергей Борисов

СМЕРТЬ РУССКОГО ПОМЕЩИКА

Вместо предисловия (история одной мистификации)

Как я стал Конан Дойлом

Десять лет назад я стал классиком. Не корысти ради, а токмо волею обстоятельств, главным из которых было послегриппозное состояние.

Грипп накатывает на Москву каждую зиму, но до поры меня миловал. По правде сказать, я даже думал, что люди, подхватившие эту заразу, преувеличивают свои страдания. Ахают, охают… Вместо того, чтобы книжки читать. Поэтому, когда у меня запершило в горле и засвербило в носу, я обрадовался: ну, теперь отдохну, поваляюсь, начитаюсь вдосталь.

Ничуть не бывало. Несколько дней я лежал мокрый, как мышь, пил клюквенный морс и путал день с ночью. Однако в конце концов грипп отступил от моего бренного (тогда я понял, что оно бренное) тела. Пару дней я тупо пялился в «ящик», а потом стал чередовать это занятие с чтением. Читал же я давно намеченное к повторению — «Братьев Карамазовых» Достоевского. А когда закрыл последнюю страницу — сюрприз: по телевизору фильм Ивана Пырьева по этой книге. Тут-то все и произошло. А именно: кино, ясное дело, все в точности передать не может, поскольку ограничено и временем, и выразительными средствами, однако кое-какие вещи подчеркнуть в состоянии. Например, шероховатости сюжета, которые в романе не так уж важны и почти не заметны.

Я вновь схватился за книгу, потом — за ручку, и в два дня написал рассказ "Смерть русского помещика". Дескать, сидят Шерлок Холмс и Уотсон (писать следует так, если следовать первым переводам Конан Дойла) у себя на Бейкер-стрит, и беседуют о романе Федора Михайловича. Уотсон все вопросы задает, а сыщик льет на доктора ушаты холодной воды, доказывая цитатами из книги и логическими умозаключениями, что Карамазова-старшего мог убить любой из его сыновей, даже такой кроткий на вид Алеша. А чтобы рассказ приобрел необходимую достоверность, я снабдил его множеством ссылок, в том числе на тот «неоспоримый» факт, что, приехав в Лондон (было), Достоевский, гостя у Герцена (было), встретился там с представителями семейства Холмсов (не было и быть не могло) — папой-Холмсом и его отпрысками, Майкрофтом и Шерлоком.

Короче, повеселился я от души и тем бы мои конандойловские штудии закончились, не приди мне мысль показать написанное друзьям из газеты "Книжное обозрение". Они прочитали, похвалили сдержанно и… предложили устроить конкурс, опубликовав рассказ под именем сэра Артура (я — переводчик-изыскатель) и задав читателям вопрос: отчего данное произведение так долго не могло увидеть свет?

Дернул черт согласиться! Однако сделанного не воротишь. Рассказ был напечатан, провокационный вопрос задан. И полетели письма. Чего в них только не было: "неудачная вещица", "голословные рассуждения"… К чести читателей, многие сообразили, что имеют дело с подвохом, что их намеренно вводят в заблуждение. За что эти «многие» и были премированы.

Конец конкурса — не конец истории. Через год мое творение появилось в сборнике детективных рассказов, потом в свежеизданном собрании сочинений Артура Конан Дойла — и пошло-поехало. Одно собрание, другое, третье, сборник тут, сборник там, газеты, журналы, наконец, Интернет. Я звонил, объяснял, требовал извинений передо мной, читателями и памятью английского писателя. Иногда извинялись, иногда платили гонорар как переводчику, но чаще отделывались молчанием.

Вот так я стал классиком. Но урок из происшедшего вынес. Главный из них — не пытаться мистифицировать читателя. Во избежание! И на протяжении многих лет, без малого сотни рассказов и десятка повестей мне это удавалось. Но потом тучи вновь сгустились…

Дело в том, что благодаря «Помещику» я познакомился с людьми удивительными! Они меня приметили, приветили и буквально понудили вновь вернуться к, казалось, навсегда оставленной теме. И я написал повесть "Дело о трех трубках", учтя возможные негативные последствия и, надеюсь, благополучно избежав их.

Повесть эта о романтиках. Иначе не назвать людей, делом жизни поставивших восхваление гения Великого Детектива. Бессмертного гения, ибо, по их глубочайшему убеждению:

1. Шерлок Холмс и доктор Уотсон — реальные личности;

2. они доныне живы и здоровы;

3. сэр Артур Конан Дойл всего лишь литературный агент, посредством которого были преданы гласности записки доктора Уотсона;

4. эти записки, то бишь четыре романа и пятьдесят шесть рассказов, есть "сакральные тексты", которые не подлежат критике, но лишь благоговейному осмыслению.

Остальные пункты кодекса, которому следуют члены таких объединений, как "Нерегулярная армия с Бейкер-стрит" в Нью-Йорке, "Собаки Баскервилей" в Чикаго, Лондонское, Парижское, Уральское холмсианские общества оставим за скобками, отметим лишь, что они столь же непререкаемы. Усилиями этих подвижников увидели свет такие примечательные книги, как энциклопедия «Шерлокиана» Джека Трейси и псевдомемуары "Я, Шерлок Холмс" М. Харрисона, где доказывается, в частности, что Холмс родился 6 января 1854 года и в этот день стоял сильный мороз. Это стараниями «холмсианских» обществ в Англии и Европе немало мемориальных мест, связанных с Великим Детективом, ставших объектами паломничества сотен тысяч туристов, для которых Шерлок Холмс "живее всех живых". И в этом все же прежде всего заслуга «агента» Конан Дойла, о котором Кристофер Морли, глава "Нерегулярной армии", однажды сказал: "Это абсурд, что Конан Дойл возведен только в дворянское достоинство, его следовало причислить к лику святых".

Я не столь категоричен, однако что-то в этом есть… И потому мои журналистские и литературные опыты в этой области — рассказ, повесть и детскую энциклопедию «Шерлок Холмс» — прошу рассматривать как овеществленный знак глубочайшего уважения к истинным благодетелям человечества — сэру Артуру Конан Дойлу и Шерлоку Холмсу, эсквайру.

Смерть русского помещика

Разбираясь как-то в своем архиве, просматривая дневники, которые вел все годы моего знакомства и, осмелюсь утверждать, дружбы с мистером Шерлоком Холмсом, я наткнулся на несколько страничек, живописующих наш разговор одним далеким ноябрьским вечером. Выцветшие строки, бегущие по пожелтевшим листкам, вернули меня в тот промозглый ненастный день, когда мы с Холмсом сидели перед пылающим камином, а за окном в извечном лондонском тумане тонули газовые фонари Бейкер-стрит.

Это был один из тех дней, когда перед Холмсом не стояла задача, решая которую он мог применить свой знаменитый дедуктивный метод, его мозг простаивал, изнывал, лишенный необходимой пищи, и я со страхом ожидал той минуты, когда рука Холмса протянется к несессеру, в котором он держал шприц и морфий. Однако, поглядывая время от времени на моего приятеля, я не замечал ничего, что свидетельствовало бы о том, что он собирается прибегнуть к этому страшному средству, и я с самонадеянностью думал, что, вероятно, на него таки подействовали мои увещевания. Откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза, Холмс небрежно водил смычком по струнам лежащей на коленях скрипки, извлекая из нее грустные, протяжные звуки.

Успокоенный, я возвращался к книге, которую читал весь этот бесконечный день. Наконец я перевернул последнюю страницу, закрыл книгу и с грустью провел ладонью по золотому тиснению обложки. Талант автора покорил меня. Чувства настолько переполняли меня, что я встал и отошел к окну. Скрестив руки на груди, я следил за немногочисленными прохожими.

— Какая загадочная книга! — не сдержался я. И тут я услышал спокойный голос Холмса:

— Книга неплоха, но не без недостатков.

— Вы читали «Братьев Карамазовых»?

Я был поражен. Читатели, знакомые с моими рассказами о Шерлоке Холмсе, осведомлены о том, что этот ни на кого не похожий человек, обладающий огромными знаниями в весьма специфических областях, тем не менее был невеждой во всем, что касалось литературы и философии.