В присутствии врага - Джордж Элизабет (версия книг .txt) 📗
И, кроме того, лицо умное, а требовался недюжинный ум, чтобы спланировать и осуществить преступления, совершенные Пейном. Ум натолкнул его на мысль поселиться в Лондоне не в гостинице, а в заброшенном доме на Джордж-стрит, чтобы во время слежки за жертвами без помех приходить и уходить — одетым ли в форму констебля или в цивильное платье, — не боясь, что дежурный портье обратит на него внимание и в дальнейшем свяжет его, пусть и не впрямую, с похищением двух детей и убийством одного из них. И тот же самый ум в соединении с профессиональным опытом помог ему подбросить улики, направившие полицию по следу Денниса Лаксфорда. Потому что прежде всего он хотел тем или иным способом отомстить Деннису Лаксфорду. Ясно было, что в центре всего содеянного Пейном находился человек, которого он считал своим отцом.
Тем не менее Линли требовалось окончательное признание. И нужно было повести дело осторожно, чтобы добыть это признание. Пейн достаточно умен, чтобы понимать: все, что ему нужно, — это хранить молчание, и Линли никогда не добудет последней детали головоломки. Но в просьбе Пейна повидаться с матерью Линли увидел возможность хотя бы частично осуществить правосудие и в то же время вытянуть из констебля последний факт, необходимый, чтобы неопровержимо связать его и с Шарлоттой Боуэн, и с ее отцом. Единственный способ получить правду — сказать правду. Но говорить должен не он, не Линли.
— Привезите миссис Пейн, — велел он одному из амсфордских констеблей. — Привезите ее в участок.
Удивление на лице констебля сказало Линли: он понял, что просьба Пейна о разговоре с матерью будет выполнена. Полицейский неуверенно произнес:
— Это против правил, сэр.
— Согласен, — ответил Линли. — Вся жизнь идет не по правилам. Доставьте миссис Пейн.
Переезд до Амсфорда они совершили в молчании, ночной пейзаж, летел в темноте, лишь иногда разрываемой огнями встречного автомобиля. Впереди и сзади их сопровождал эскорт полицейских машин, их рации, без сомнения, потрескивали, донося сообщение о том, что Пейн задержан и его везут в участок. Но внутри «бентли» не было произнесено ни звука. С того момента, как Пейн попросил о свидании с матерью, он больше не сказал ни слова.
Заговорил Пейн только когда они остановились у полицейского участка Амсфорда. Он увидел единственного репортера с блокнотом и единственного фотографа с камерой наготове, оба они ждали у входа в участок.
— Тут дело совсем не во мне, — сказал Пейн. — Статья будет опубликована. Люди узнают. И я этому рад. Чертовски рад. Мама уже здесь?
Ответ на этот вопрос они получили, как только вошли внутрь. К ним приблизилась Коррин, поддерживаемая за локоть полным лысеющим мужчиной в пижамной куртке, заправленной в брюки без ремня, из серой ткани «в елочку».
— Робби? Мой Робби? — Коррин протянула к сыну руку, губы, произнося его имя, задрожали, глаза наполнились слезами. — Что с тобой сделали эти ужасные люди? — И она повернулась к Линли: — Я же просила вас не обижать его. Он сильно ранен? Что с ним случилось? О, Сэм. Сэм.
Ее спутник быстро обнял ее за талию и пробормотал:
— Ягодка моя, не волнуйся.
— Отведите ее в комнату для допросов, — сказал Линли. — Одну. Мы сейчас придем.
Констебль в форме взял Коррин Пейн под руку.
— А как же Сэм? — спросила она. — Сэм!
— Я буду рядом, ягодка, — отозвался тот.
— Ты не уйдешь?
— Я тебя не покину, любимая. — Он поцеловал кончики ее пальцев.
Робин Пейн отвернулся и попросил Линли:
— Мы можем перейти к делу?
Коррин повели в комнату для допросов, Линли с ее сыном отправился к врачу. Тот ждал их с открытым чемоданчиком — инструменты разложены, со всей тщательностью подготовлены бинты и дезинфицирующие средства. Врач быстро осмотрел пациента, негромко предупредив о возможности сотрясения мозга и необходимости понаблюдать за раненым в течение нескольких часов. Он наклеил, где необходимо, пластырь и наложил швы на серьезные раны на голове Пейна.
— Не давайте аспирина, — сказал он, заканчивая свою работу, — и не позволяйте ему спать.
Линли объяснил, что в ближайшие планы Робина Пейна сон не входит. Он повел его по коридору — коллеги Пейна отводили глаза, когда они шли мимо них, — и воссоединил с матерью.
Коррин сидела за единственным столом в комнате для допросов в позе женщины, собирающейся уходить, — ступни плотно стоят на полу, руки сжимают стоящую на коленях сумочку.
С ней был Нката. Прислонившись к дальней стене, он прихлебывал из чашки, пар поднимался ему в лицо. В воздухе стоял запах куриного бульона.
При виде сына Коррин сильнее сжала сумочку, но со стула не встала.
— Эти люди рассказали мне нечто ужасное, Робби. Нечто о тебе. Они сказали, что ты совершил страшные вещи, а я сказала, что они ошибаются.
Линли закрыл дверь. Выдвинул стул и надавил на плечо Пейна, приказывая ему сесть. Тот повиновался, но промолчал.
Коррин продолжала, шевельнувшись на стуле, но без намерения встать и подойти к сыну.
— Они сказали, что ты убил маленькую девочку, Робби, но я ответила, что об этом не может быть и речи. Я сказала им, как ты всегда любил детей и как вы с Селией обзаведетесь кучей ребятишек, когда поженитесь. Поэтому мы сейчас же разъясним все эти глупые недоразумения, правда, милый? Я полагаю, что все это жуткая ошибка. Кто-то попал в какую-то переделку, но это точно не ты, правда? — Она попыталась изобразить обнадеживающую улыбку, но губы ее не слушались. И, несмотря на слова Коррин, глаза выдавали ее страх. Когда Пейн не ответил на ее вопрос сразу же, она настойчиво спросила: — Робби? Разве это не так? Они ведь ерунду говорят, эти два полицейских, да? Разве это не кошмарная ошибка? Знаешь, я подумала, что, возможно, тут виновата та сержантша, что жила у нас. Может, она возвела на тебя напраслину. Разозленная женщина способна на что угодно, Робби, на что угодно, чтобы отомстить.
— Ты этого не сделала, — сказал он.
В некоторой растерянности Коррин ткнула себя пальцем в грудь.
— Чего я не сделала, дорогой?
— Не отомстила за себя, — ответил Пейн. — Ты этого не сделала. И никогда не сделала бы. Поэтому это сделал я.
Коррин улыбнулась ему дрожащими губами. Погрозила ему пальцем.
— Если ты имеешь в виду то, как ты вел себя в последние дни с Селией, ты, негодник, тогда на этом стуле должна сидеть она, а не я. Нет, у этой девушки во всем, что касается тебя, ангельское терпение: она готова хоть сто лет ждать, когда же ты с ней наконец объяснишься, Робби. Но мы уладим все недоразумения с Селией, как только разберемся со всеми недоразумениями здесь.
Она радостно на него посмотрела. Было ясно, что сын должен понять намек и ухватиться за брошенный ему спасательный круг.
— Они меня арестовали, мам, — сказал Пейн.
— Робби…
— Нет. Послушай. Это не важно. Важно только то, что эта статья выйдет, и выйдет в таком виде, в каком надо. Только так он заплатит. Сначала я думал подобраться к его деньгам: заставить его заплатить бешеные деньги за то, что он сделал. Но когда я увидел ее имя, когда понял, что с кем-то еще он поступил точно так же, как с тобой… Тогда я понял, что вытянуть из него деньги — недостаточно. Надо его изобличить. Теперь так и будет. Он пострадает, потому что тогда вышел сухим из воды, мама. Я сделал это ради тебя.
Коррин казалась взволнованной. Если она и догадалась, о чем речь, то ничем этого не выдала.
— О чем ты говоришь, дорогой Робби?
Линли выдвинул второй стул и сел так, чтобы видеть и мать и сына. И намеренно грубо сказал:
— Он объясняет, что похитил и убил Шарлотту Боуэн и похитил Лео Лаксфорда ради вас, миссис Пейн. Он объясняет, что сделал это из мести, чтобы привлечь к ответу Денниса Лаксфорда.
— К ответу?
— За то, что он изнасиловал вас, за то, что вы забеременели, и за то, что он покинул вас тридцать лет назад. Ваш сын знает, что его застигли на месте преступления — боюсь, заточение Лео Лаксфорда в замке Силбери-Хьюиш едва ли свидетельствует о невиновности вашего сына, — поэтому он хочет, чтобы вы знали, почему он пошел на все эти преступления. Он совершил их ради вас. Зная это, вы не желаете просветить его в отношении прошлого?
