Вдовцы - Буало-Нарсежак Пьер Том (список книг .txt, .fb2) 📗
— Всех этих хиппи, — говорил парикмахер клиенту, — на месте правительства я посадил бы за решетку.
Разговор шел об убийстве Мериля. Люди начинали разъезжаться в отпуска. Хроника происшествий оскудела. И это преступление было для газет, для публики просто находкой. Я был готов молить Бога об урагане, землетрясении, любой катастрофе. Мне казалось, я буду подвергаться меньшей опасности, если внимание людей переключится на новые объекты. Я не без отвращения сел в свою малолитражку и отправился на студию, уже приготовившись к тому, что меня отчитают. Какое там! На студии тоже только и разговору, что о преступлении. Марешаль, покинув кабину звукозаписи, вел спор с Вирье и Аллари.
— Можешь не волноваться, — говорил Марешаль, — они сумеют замять это дело. Все трое повернулись в мою сторону.
— Ты так не считаешь, Миркин? В самом деле, ты наверняка знаешь массу подробностей от своей жены?
— Я знаю не больше вашего.
— Занятные они, — сказал Вирье, — эти типы, которые живут двойной жизнью. Меня всегда интересовало: а как они узнают один другого?
— Джекил и Хайд в одном лице, — сказал Аллари. — Днем он продает всякие безделицы, а по ночам предается сексуальным безумствам. Похоже, его всегда окружали котики. Ладно! Приступаем к делу. И на сей раз, Миркин, всерьез. Я тебя не отпущу до шести. Ведь ты же не ведешь двойного образа жизни!
Он хлопнул в ладоши. Минуту спустя репетиция началась. Как всегда, убийственно скучная и изнурительная. До чего же я ненавидел эту профессию! Я не родился стать актером. Писать романы, сценарии, заниматься постановкой — вот это мне по душе. К несчастью, Аллари отпустил нас только в семь. Я пообещал ему прийти назавтра, как если бы все еще располагал своим будущим.
Никогда прежде лето не казалось столь волнующим. Я задержался на минутку посмотреть, как течет Сена. Рыба, схватившая крючок, первое время тоже чувствует себя свободной. Она не ведает, что означает боль в уголке губы. Она с удивлением ощущает, как что-то тянет ее назад, но пока вокруг нее ничего не изменилось. Она притаилась в водорослях и чувствует себя в безопасности среди знакомых камней. Да, Сена здорово смотрелась в своем плавном течении между дворцами!
Я снова сел в машину и поехал домой, раздумывая, у кого бы стрельнуть деньжат, чтобы перебиться, пока мне не заплатят на радио. От усталости у меня ломило плечи. Еще из лифта я слышал, как у нас в квартире звонит телефон. Очередная плохая новость! Вот и наша площадка. Пока я стану искать ключи, звонки прекратятся. В звонках в пустоту есть что-то зловещее. Я еще бессильно суетился перед дверью, а трубку уже сняли. Значит, Матильда дома. Я потихоньку отпер дверь. Она разговаривала очень быстро и очень тихо. Все мои подозрения разом ожили. Но до чего же это глупо с моей стороны! Возможно, на другом конце провода висела одна из ее многочисленных подруг. Только вот разговаривая с Жоэль, Шанталь или Мартиной, она всегда бывала слишком эмоциональна. Ради собственного спокойствия я обычно уходил в спальню или на кухню. Но сейчас Матильда, наоборот, приглушила голос, что меня и насторожило. Я медленно запер дверь, стараясь не скрипеть, на цыпочках миновал прихожую и уловил на лету несколько слов:
— Да, я там буду… Как?.. Да-да, все уладится… Договорились! Нет, он не… Внезапно она оборвала свой разговор и громко спросила:
— Какой номер вы набираете?.. Сожалею. Вы не туда попали… Вас неправильно соединили.
Матильда повесила трубку. По-видимому, она уловила шум в прихожей или почуяла мое присутствие. Я быстро отпрянул и, притворившись усталым и рассеянным, стал снимать пиджак, затем водрузил его на вешалку. Матильда приоткрыла дверь.
— А ты, оказывается, дома.
— Кто звонил? — спросил я.
— Никто. Неправильно соединили. В который уже раз. Улыбаясь и превосходно владея собой, она подошла, обняла меня за шею.
— У тебя все в порядке? Ты хорошо поработал?
— Так себе. Ничего особенного.
Мы составляли славную пару. Как трогательно! Муж, вернувшийся домой после тяжелой работы. Женушка, которая его смиренно ждала и подносит ему комнатные туфли. Как назидательно! К несчастью, существовал еще и любовник, назначавший ей свидания. «Я там буду. Все уладится…» Что же еще могли означать эти слова? Выходит, любовник существует, но я никак не могу его вычислить. И у меня не осталось ни оружия, ни мужества.
— Чему ты смеешься? — спросила Матильда.
— Я? Разве я смеюсь?..
Мне было не до смеха, но я как раз подумал, что обманутый муж, который принял за любовника и убил по ошибке не того человека, — просто умора!
— Что нового в магазине? — спросил я. — Они приходили опять?
— Нет. Но я узнала, что Робера и Марселя допрашивали с пристрастием в течение четырех часов. Делать мы ничего не можем — магазин закрыт. Вот мы и болтаем. Радости мало! Мартина начала подыскивать работу. Но устроиться в другую фирму…
— У тебя не очень озабоченный вид. Меньше чем вчера.
— К чему портить себе кровь? Поживем — увидим. Есть хочешь? Я купила ветчины.
И вот мы молча сидим за столом перед едой, от которой меня воротит. Мне остается горькое удовлетворение: я себе не сказки рассказывал, я волновался не зря… Но где и когда они встречаются? Не надо забывать, что агент Мерлена следил за Матильдой всего неделю. Эпизод с Мерилем списан со счета, но вот как она устраивается, чтобы видеться с Ним? У меня нет больше денег на новую слежку. И потом: будь я даже осведомлен — я больше ничего не стал бы предпринимать. К чему! Но вот узнать бы… Узнать…
Глава 6
Подошел конец недели. Дело Мериля мало-помалу сходило с газетных полос, а полицейские так и не объявились, не замаячили вокруг меня. Однако то, чего опасалась Матильда, свершилось. Она стала безработной, по крайней мере временно. Крупная фирма из Труа собиралась выкупить магазин и пошивочные мастерские Мериля. Неуверенность в завтрашнем дне вызывала озабоченность у нас обоих. Матильда то говорила: «Все уладится. Куда они без меня денутся — им же предстоит выпускать купальники», то у нее глаза были на мокром месте, и она угрюмо курила одну сигарету за другой.
После того телефонного звонка я больше не замечал ничего подозрительного. Но, поскольку ее целыми днями не бывало дома, она имела тысячу возможностей встречаться с тем, кому ответила: «Я там буду… Все уладится…» — голосом, какого я у нее не знал. Кому-то, кто, должно быть, принимал в ней участие: ободрял, покровительствовал, возможно, подыскивал новую работу. Я был в этом почти уверен и тем не менее перестал терзаться так, как раньше. Смерть Мериля произвела во мне глубокую перемену. После того как истекли первые часы острой тревоги за себя, я впал в состояние своего рода покорной подавленности и светлой печали. Я пытался понять себя самого — и я себя осуждал. Мне еще не хватало проницательности, чтобы постичь скрытые пружины своей жестокости, своего инстинкта собственника. Просто я как бы от себя отстранялся. И, если бы полиция объявилась, я во всем признался бы с мрачной радостью. В то же время я чувствовал, что начинаю любить Матильду по-иному. В глубине души я знал, что она для меня потеряна, что настанет день, когда она уйдет. И готовился к этому расставанию с бесконечными предосторожностями. Она становилась для меня как бы раненым зверьком, которого я выходил, к которому привязался и которого все равно придется отпустить на волю. А пока что смотришь на него с нежностью, слагающейся из бескорыстия и чистоты. А я так нуждался в чистоте! Этот жест, столь несвойственный мне, жест убийцы — перед моими глазами снова возникают оранжевый зонт и птица в траве, — я никогда его не повторю. Более того: теперь Мериль стал для меня своего рода другом, товарищем по несчастью, которого мне случалось все чаще и чаще призывать в свидетели, как будто он и я — мы присматриваемся к моей жизни из прекрасного далека. Я постарел. Не то достиг зрелости, не то заболел? Вокруг меня радость предстоящих отпусков переливалась в шумных разговорах через край, как пенистое вино. Моя радиопостановка близилась к завершению. Вирье собирался ехать в Центральный массив и не думал больше ни о чем, кроме форели, которую будет ловить в реке Сер. Аллари готовился, как обычно, уехать в Брест, где его ждала спортивная яхта и штормовая погода. В баре, где я всегда перекусывал, я только и делал, что пожимал руки: «Ну что ж, до скорого… хорошего тебе отпуска…»
