Сыщик-убийца - де Монтепен Ксавье (электронная книга txt) 📗

— Черт возьми! Куда этот негодяй истратил свои деньги? Мне кажется, что у него всего три билета. Посмотрим.

Он зажег спичку и убедился, что там всего две тысячи пятьсот франков.

— Черт возьми! — прошептал Миньоле. — В Гавре, я убежден, у него было более пятнадцати тысяч. Что он мог сделать со своими деньгами? У него, должно быть, были расходы, о которых я не знал. Вот и полагайся после этого на друзей! А я рассчитывал приобрести сокровище. Но все-таки это лучше, чем ничего, и я постараюсь поместить их в безопасное место. Что же касается бумажника, то он пуст и только может выдать меня. К черту его!

Миньоле опустил стекло и бросил бумажник. Фиакр ехал в это время по Амстердамской улице. Бумажник описал дугу и упал под ворота дома на углу улиц Амстердам и Берлин.

Миньоле, выйдя из фиакра, вошел в одну из узких улиц, окружавших в то время площадь Лаборд и исчезнувших в наше время.

Подойдя к дому печальной наружности, он вынул из кармана ключ, открыл калитку и исчез в воротах. Через пять минут он снова вышел и приказал ехать обратно на бульвар Рошшуар.

«Денежки в верном месте, — думал он, — и хитер будет тот, кто их найдет. Что же касается бумажника, то старый дурак подумает, что потерял его по дороге».

Между тем на балу в «Черной бомбе» оркестр играл последнюю кадриль. Гости Жана Жеди, выпив кофе, снова принялись за шампанское и пели во все горло все вместе, но различные арии.

— Откуда ты пришел? — спросил кто-то, увидев Миньоле.

— Я танцевал на балу, мне понравилась одна хорошенькая блондинка. У нас назначено свидание на завтра. Мне везет!

Пробило десять часов вечера, Этьен Лорио и Рене сидели у изголовья Берты.

Ей было гораздо лучше. Она крепла с каждым днем, почти с каждым часом. Голос возвратился, легкий румянец покрывал щеки, глаза блестели.

— Как вы добры, друзья мои, — сказала Берта, протягивая руки доктору и Рене. — Дорогой доктор, не правда ли, мне теперь совсем хорошо?

— Да, совсем, и я не смел надеяться на такое скорое выздоровление.

— Я скоро поправлюсь?

— Да, еще несколько дней, и вы сможете вставать с постели.

— О, если бы вы знали, как я жду возможности встать и начать действовать!

Рене и доктор поняли ее и обменялись взглядами.

— Дорогое дитя! — сказал Рене. — Прогоните неосуществимые мечты. Мы будем действовать одни. Ваша жизнь для нас слишком дорога, чтобы мы рисковали ею. Вы не выйдете отсюда, пока мы не достигнем цели, и, надеюсь, этот день скоро настанет.

Берта покачала головой.

— Не надейтесь, — с жаром возразила она. — Вы не можете без меня, так как еще ничего не знаете. Вы запрещали мне говорить, и я повиновалась. Вы не знаете, что я слышала и что видела. О, злодеи! Злодеи!

— Успокойтесь, друг мой, — сказал Этьен. — Сильное волнение может повредить вам. Если вы будете так волноваться, то я принужден буду запретить вам разговаривать.

— Я постараюсь быть спокойной, — улыбаясь, прошептала Берта.

— Если мы до сих пор вас не расспрашивали, — то это потому, что вы не могли отвечать, не подвергаясь опасности. Теперь мы хотим узнать, что с вами приключилось, поэтому говорите, если можете, не волнуясь; в противном случае мне придется вас остановить.

— Я постараюсь. Я буду говорить так хладнокровно, как будто рассказываю не о себе. Спрашивайте!

— Во-первых, — спросил Рене, — скажите, почему вы последовали за людьми, которые явились к вам от моего имени?

— Вы это знаете? — с удивлением спросила Берта.

— Да, это и еще многое другое. Но мы нуждаемся в объяснениях.

И Берта слабым голосом начала рассказ о произошедших событиях.

Этьен и Рене с волнением слушали ее. Когда девушка описала ужасную сцену на холме патронного завода, они не смогли удержаться от крика ужаса.

— О, негодяи! — прошептал Этьен. — Бог справедлив. Он не допустит, чтобы такое преступление осталось безнаказанным. Божественное правосудие накажет убийц доктора из Брюнуа. Клянусь, что Поль Леруа, казненный невинно, будет оправдан.

Берта вздрогнула.

— Кто открыл вам ужасную тайну? — прошептала она, закрыв лицо руками.

— Никто, случай дал мне возможность прочесть знаменитый процесс двадцатилетней давности. Все стало для меня ясно. Я угадал, что имя Монетье, принятое вашей святой матерью, скрывало другое имя, несправедливо опозоренное. Я понял, что вы — дочь мученика, и у ваших ног умоляю о прощении в том, что несправедливо обвинял вас и своим ослеплением увеличил ваше горе. Простите меня, дорогая Берта, простите меня!

Этьен опустился на колени и покрыл поцелуями и слезами руки Берты.

Рене, глубоко взволнованный, вытирал глаза. Девушка задыхалась от волнения.

— Вы также верите, что мой отец был невиновен? — прошептала она.

— Да, и я не один так думаю. Мой лучший друг, один из знаменитых молодых адвокатов, разделяет мое убеждение и будет защищать это дело, когда наступит день.

— Но когда наступит так долго ожидаемый день? — прошептала Берта.

— Он наступит, как только у нас будет материальное доказательство.

— О! — вскричал Рене. — Оно было у нас: Жан Жеди, свидетель преступления; он ускользнул от нас, но я убежден, что найду его.

— Дай Бог! — проговорила Берта. — А вы, друзья мои, что вы сделали?

Рене рассказал о вечере у мистрисс Дик-Торн, о впечатлении, произведенном живой картиной, и об исчезновении Жана Жеди, который за несколько часов до этого узнал в Фредерике Бераре человека с моста Нельи.

— Того, который едва не убил меня? Того, который считает меня мертвой и который хвастался передо мной тем, что он виновник преступления?

— Да, он.

— И вы думаете, что эта женщина была его сообщницей?

— В прошлом — да, так как есть множество доказательств этого. Но я полагаю, что она не принимала никакого участия в покушении на вашу жизнь.

— Вы были у меня? — спросила Берта.

— Да, — ответил Рене, — и велел вашей привратнице говорить, что вы уехали в деревню, если будут спрашивать.

— Хорошо, но меня беспокоит одно…

— Что именно?

— Ваши деньги лежат у меня в квартире, вы взяли их?

— Нет.

— То, что произошло на Королевской площади, может повториться на улице Нотр-Дам-де-Шан.

— Да, это правда.

— Вы должны пойти туда сегодня же и взять ваши деньги. Я попрошу вас также принести мне немного белья и платья, так как вы знаете, в каком состоянии те вещи, которые были на мне в день преступления.

— Хорошо, — сказал Рене. — Я пойду сейчас же, это недалеко, и вернусь не позже чем через час.

— Я подожду вас, — сказал Этьен.

Было около одиннадцати часов, когда механик пришел на улицу Нотр-Дам-де-Шан.

Все жильцы были уже дома, привратница погасила газ и собиралась лечь спать.

— Это вы, господин Рене? — спросила она.

— Как видите.

— Нет ли чего нового? Нашли ли вы мадемуазель Берту?

— Конечно.

— Тем лучше! Я так беспокоилась!

— Она в деревне, у своих друзей.

— Надеюсь, она здорова?

— Да.

— Скоро ли вернется?

— Через две недели. Я приехал взять для нее белья, так как уезжаю завтра утром.

— Туда, где она?

— Да.

— В таком случае, вы возьметесь передать ей письмо, присланное три или четыре дня назад? Письмо из Гавра. Вот оно.

Рене с удивлением взглянул на письмо и положил его в карман.

— Теперь, — продолжал он, — я подымусь наверх, чтобы исполнить данное мне поручение.

— Возьмите подсвечник.

— Благодарю.

— Нужен вам ключ?

— Нет, мадемуазель Берта дала мне свой.

Рене поднялся по лестнице, вошел в пустую квартиру и через десять минут спустился обратно, взяв деньги и узел с бельем и платьем. Он отдал подсвечник привратнице и отправился на Университетскую улицу.

Этьен по-прежнему сидел у больной, которая начинала чувствовать сильную усталость.