Помолвка мсье Гира - Сименон Жорж (книги серии онлайн TXT) 📗
— Я работал продавцом в магазине готового платья на улице Сент-Антуан.
— Зазывалой, точнее сказать. Приставали к прохожим. Хватали их за полу и уговаривали зайти в магазин. Может быть, объясните, почему вы бросили это, в общем, приличное ремесло?
Мсье Гир побледнел, как будто его вынуждали признаться в преступлении.
— Зимой я очень мерз, и вот…
— Многие мерзнут, да остаются честными людьми.
— Ноя…
— Не забывайте, мсье Гир, что вы отсидели шесть месяцев за посягательство на чистоту нравов.
Мсье Гир не отвечал. Он уже ничего не мог сказать. Говорить не имело смысла. Но он не мог отвести глаз от комиссара. Взгляд его был прикован к нему, как взгляд избитого животного, недоумевающего, откуда в человеке столько злости?
— Шесть лет назад, как известно, у вас завелось собственное издательство, на улице Нотр-Дам-де-Лоретт.
Ну, издательство-то скажем прямо… Выпускали вы там книжонки более или мене фривольного содержания, а также, как у вас это профессионально называлось, “литературу по самоистязанию”. Вот одна из таких книжиц и привела вас в уголовный суд и стоила вам шести месяцев тюрьмы. Но нам важно не это. Фирма существовала еще до вас. Вы откупили это предприятие за тридцать тысяч франков. Может быть, вы мне объясните, откуда у вас взялось тридцать тысяч?
Мсье Гир не шелохнулся и не произнес ни слова.
— Неделей раньше вы мерзли на улице Сент-Антуан, еле-еле зарабатывали на пропитание. А предприятие оплатили наличными.
— Я покупал его для другого лица.
— Для кого именно?
— Этого я вам не скажу. Он просил меня взять на себя эту фирму за его счет. Я был только управляющим.
— Но в тюрьму-то сели вы! Превосходно! Кстати, выпустили вас на месяц раньше срока, за примерное поведение. Чем же вы потом занялись?
Новая бумажка оказалась в руке комиссара.
— Довольно гнусным жульническим дельцем, хотя и дозволенным по закону. Известный номер — предлагаете работу за сто франков в день, совмещаемую с основной, и по тому же адресу отправляете коробочку красок. Соблазняете посулами мелкий люд, а закон это терпит, потому что вы им все-таки что-то даете за их деньги. Итак, господин Гир, или Гирович, вы, кажется, явились сюда со своим честным словом?
— Я не убивал. Вы должны понять, что я не убийца. Деньги мне не нужны, и я…
— Спокойненько! Вовсе не доказано, что бедную женщину убили с целью ограбления. Просто время от времени встречаются этакие господа холостяки, которые вдруг срываются..
Мсье Гир вскочил, лицо его побелело как мел, дыхание перехватило.
— Садитесь. Я вас пока что не собираюсь арестовывать. Один только вопрос: подружек вы часто заводите? Можете мне назвать двух или трех или хотя бы одну?
Мсье Гир отрицательно покачал головой.
— Теперь вам понятно? Вы год за годом выпускали в вашем издательстве всякие мерзости для старых маньяков. У вас нет ни жены, ни любовницы. Знаю, знаю, что вы хотите сказать. Мне отлично известен этот дом, куда вы ходите время от времени. Но как раз тамошние дамочки вас считают каким-то странным, не таким, как все. Ваши соседи не позволяют дочкам и даже сыновьям играть поблизости от вас. Может быть, расколетесь, мсье Гир? Даю вам хороший совет: найдите какого-нибудь адвоката. Расскажите ему все как есть. Он добьется для вас психиатрической экспертизы и…
Мсье Гир сидел с открытым ртом, тщетно пытаясь возразить.
— Сегодня вам больше нечего мне сказать, не так ли? Подпишите протокол. Можете прочитать его сперва. Комиссар позвонил, спросил помощника:
— Есть там еще кто-нибудь ко мне?
— Нет.
Комиссар вышел первым, а молодой инспектор с полнейшим равнодушием предложил мсье Гиру расписаться внизу протокола.
— Ваша шляпа там, на стуле.
— Спасибо… Извините…
Придя к себе в контору, в полуподвал на улице Сен-Мор, мсье Гир отыскал зеркальце и при свете лампы стал себя рассматривать, со страхом ожидая, что обнаружит какую-то ненормальность. Да нет же! Волосы у него были иссиня-черные, как у матери. Усы были тщательно подвиты щипцами, хорошо очерченные губы горели ярко-розовым цветом. Отличался он, конечно, излишним жирком, но это не мешало гибкости движений, не зря же он был лучшим в клубе по игре в кегли. Он вспомнил, как отец по вечерам сидел у двери портновской мастерской на улице Фран-Буржуа, поглаживая тонкими пальцами длинную белую бороду. Отец был худым и бледным, как пророк, двигался медленно и величественно и мог часами тихо говорить сам с собой, сидя на столе по-портновски.
И это был нечестный человек? Ну, если людям уж такое непонятно, что же они вообще способны понять?
И мсье Гир, поникший, опустошенный, машинально уложил сорок два пакета, со всеми ярлычками и формулярами, требующимися для почтовых отправлений.
Когда он вернулся домой в 7 часов 10 минут, консьержка, завидев его, поспешила из коридора в привратницкую, не поклонившись мсье Гиру. Мальчонка, поднимавшийся впереди него по лестнице, пустился бегом и забарабанил кулаками в дверь родительской квартиры.
Мсье Гир разжег печку, завел будильник и проделал все обычные дела в обычном порядке. Пока закипала вода для кофе, он накрыл на стол, подобрал крошки, еще вчера просыпавшиеся на пол, нашел даже старый гвоздь, чтобы выковырять с его помощью грязь, забившуюся в щели паркета. До него доносились все те же привычные звуки, к ним добавился шум дождя, гремевшего в водосточной трубе у самого окна. Ребенок этажом выше, должно быть, заболел, потому что приходил врач, на площадке и даже на лестнице о чем-то шептались — видимо, отец добивался от врача, чтобы тот сказал ему правду, и бежал за ним до самого низа.
Мсье Гир вымыл посуду и протер два ножа наждачной бумагой. Десять раз прошел мимо умывальника. Десять раз с подозрением оглядел себя в зеркале, то улыбаясь, чтобы разобраться, что у него за улыбка, то сурово глядя в пространство.
Наконец он уселся, устав до такой степени, будто целый день играл в кегли. Но на месте ему тоже не сиделось, и он открыл шкаф, вытащил оттуда коробку из-под обуви, поставил ее на стол и высыпал из нее все содержимое.
А были там старые бумаги, старые фотографии и в бумажнике, стянутом красной резинкой, боны казначейства.
В дверь постучали. Женский голос сказал:
— Это я!
Она только что кончила уборку у хозяев, и руки ее были еще красными и влажными.
— Можно к вам заглянуть?
Она накинула пальто на плечи, чтобы перебежать через двор, а теперь сбросила его на стул.
— Опять они к вам приставали сегодня?
Она держалась просто и дружелюбно. Подойдя к столу, она увидела фотографии, взяла одну из них, потом подняла на него глаза.
— Это что такое?
— Мой класс, в городской школе.
— А где же вы тут?
Пятьдесят учеников сидели на четырех рядах скамеек, в окружении зеленых растений. Все были принаряжены, одни держались прямо, задрав подбородок, другие — наоборот, вяло глядели в аппарат, словно побаивались его.
— Вот я. — Мсье Гир ткнул пальцем.
Она растерялась.
— Это вы?
У Алисы вырвался нервный смешок, когда она сравнила снимок с мсье Гиром.
— Сколько же вам тут лет?
— Одиннадцать.
Одиннадцать лет! И он уже не мальчишка! Но и не мужчина! Его мгновенно можно было отличить от всех остальных на этом снимке.
Невысокий, он был таким жирным, что ничего детского в нем не оставалось. Громадные, чуть кривоватые голые икры, толстые колени. У него был двойной подбородок, а глаза на одутловатом лице печально смотрели в одну точку.
Невозможно представить, что он играл с мальчишками во дворе или на школьной площадке, невозможно вообще было подумать, что у него с остальными есть хоть что-то общее, — это был уже старичок, серьезный и одышливый.
— В общем-то, вы с тех пор похудели.
И действительно, мсье Гир, став взрослым, приобрел нормальный объем, и с фотографией его роднила только такая странная мягкость тела, такие подозрительно округлые формы, такие четко очерченные Тубы на расплывшемся лице.
