Кровавое дело - де Монтепен Ксавье (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Фернан де Родиль, все еще не поднимая глаз, так как он боялся встретиться со взглядом Анжель, сделал шаг вперед.
— Потрудитесь ограничиваться ответами на те вопросы, которые вам задают, сударыня, — проговорил он повелительным тоном. — Правосудие не нуждается в ваших комментариях.
— Правосудие! — повторила Анжель. — Правосудие, представителем которого в настоящую минуту являетесь вы, не так ли?
Она хотела продолжать, но потом разом прервала себя и, обращаясь к следователю, прибавила:
— Господин барон де Родиль совершенно прав. Никаких комментариев от меня больше не будет. Что вам угодно еще узнать, сударь?
— Прежде всего, каким образом ваша дочь, почти ребенок, очутилась ночью, совершенно одна, в поезде?
— Моя дочь учится в пансионе в Лароше. Сегодня день ее рождения. Каждый год в этот день я уезжаю к ней и провожу с ней дня три-четыре. На этот раз очень серьезные обстоятельства помешали мне совершить обычное путешествие. Я и написала об этом madame Фонтана, начальнице пансиона, прося прислать дочь ко мне, проводив ее на вокзал и усадив в отделение для дам. Я писала также, что встречу дочь в Париже. Повинуясь моему приказу, Эмма села в Лароше на поезд, который отходит оттуда в четыре часа пятьдесят восемь минут. Я ждала ее здесь, и вы поймете, сударь, мое отчаяние и ужас!… Вместо дочери я получила телеграмму… телеграмму, в которой говорилось, что дочь моя ранена… и ранена опасно!…
Анжель не могла продолжать. Она закрыла лицо руками и горько разрыдалась.
Товарищ прокурора, повинуясь непреодолимому душевному порыву, подошел к ней и участливо проговорил:
— Ради Бога, успокойтесь, сударыня! Ваша дочь будет жить, мы отомстим за нее! Преступник будет наказан!
Анжель внезапно подняла голову, открыв свое прелестное лицо, все покрытое слезами.
— Отомстив за мою дочь, сударь, и наказав преступника, — с силой проговорила она, — вы только исполните свой профессиональный долг, только свой долг, и ничего больше!
Тут в разговор вторично вмешался следователь, господин де Жеврэ.
— Теперь вполне объясняю себе присутствие вашей дочери в вагоне, где было совершено убийство! Я попросил бы вас сообщить мне причину того необычного волнения, которое овладело вами сегодня утром при виде убитого пассажира. Значит, вы его знали?
Анжель задрожала.
Судебный следователь подошел к носилкам, стоявшим в отдаленном углу, присутствия которых красавица Анжель до сих пор не заметила. Он приподнял простыню и открыл лицо покойника.
— Посмотрите, — сказал он.
Глаза Анжель упали на неподвижное, синевато-бледное лицо мертвеца. Она сложила руки, и из груди ее вырвался мучительный крик.
— Вы сказали, — продолжал судебный следователь, — что причина вашего волнения была вполне законна и натуральна. Прошу же вас теперь объяснить нам эту причину. Вы знали убитого?
— Я его знала, — проговорила Анжель слабым, как дуновение ветерка, голосом.
Судьи и полицейский радостно переглянулись.
— Вы знаете его имя?
— Знаю.
— Его зовут?…
Голос красавицы все больше и больше слабел, ответы ее надо было почти угадывать.
— Его зовут, или лучше сказать, его звали Жак Бернье… Это был… мой отец!…
Восклицание ужаса вырвалось у всех присутствующих.
— Ваш отец! — повторил барон де Родиль.
Madame Анжель шевелила губами, но из них не исходило ни одного звука. Глаза ее закрылись. Она лишилась чувств, и начальник сыскной полиции бросился ее поддержать.
Нам необходимо вернуться на несколько дней назад, к событиям, предшествовавшим таинственному убийству Жака Бернье.
Это было второго декабря, как раз за десять дней до преступления.
На больших часах в Батиньоле пробило половину девятого.
К консьержу дома № 54 на улице Дам вошел почтальон.
— Сесиль Бернье здесь? — спросил он.
С этими словами он вытащил из своей сумки продолговатый конверт, запечатанный пятью красными печатями.
— А что вам нужно от mademoiselle Сесиль Бернье? — спросила в свою очередь жена консьержа, честная и вполне достойная женщина, но до крайности любопытная от природы.
— У меня для нее заказное письмо, и поэтому необходимо, чтобы она расписалась.
—Заказное письмо! Ишь ты! Значит, деньги! Желала бы я почаще получать такие письма! Так вот, Сесиль Бернье живет на четвертом этаже, средняя дверь.
— Лезть на четвертый этаж! Господи, ну и служба! — проворчал почтальон. — А все же — служба, и, значит, уж ты тут ровно ничего не поделаешь, не правда ли? — закончил он и принялся взбираться по лестнице, продолжая ворчать на людей, которые получают деньги, а между тем позволяют себе жить на четвертом этаже.
Жена консьержа поспешила затворить двери своей каморки, где топилась маленькая железная печка, раскаленная чуть не добела, уголь так и пылал в ней. На дворе был страшнейший холод.
Почтальон довольно легко взобрался на девяносто шесть ступенек, отделявших его от квартиры mademoiselle Сесиль Бернье, и позвонил в среднюю дверь.
Ему отворила женщина лет пятидесяти и прямо, не дожидаясь, что он скажет, обратилась к нему с вежливым вопросом: что ему угодно?
— Заказное письмо для mademoiselle Сесиль Бернье.
— Так позвольте, я передам.
— Так не делается, голубушка, надо, чтобы барышня расписалась в моей книге.
— Да барышня-то еще спит.
— В таком случае я передам ей письмо в следующий раз.
— Нет уж, в таком случае, будьте добры, подождите, господин почтальон. Зайдите в столовую, тут вам будет потеплее. Я угощу вас рюмочкой старого коньяка: он согреет вас внутри и защитит от холода, — а потом разбужу барышню.
По-видимому, перспектива рюмочки старого коньяка произвела на почтальона крайне благоприятное впечатление. Он вошел в маленькую, скромную столовую, где Бригитта — так звали служанку — поспешно поставила на стол графин с коньяком и рюмку, которую наполнила до краев.
— Пейте, — сказала она, — я сейчас вернусь.
С этими словами добрая старуха исчезла за дверью, которую плотно затворила за собой.
Комната эта была спальней Сесиль Бернье.
Последняя полулежала на постели с занавесками. Она слышала голоса, но не могла различить слов.
— Кто там? — спросила она у вошедшей Бригитты.
— Почтальон, mademoiselle. Он принес заказное письмо, встаньте поскорее и накиньте пеньюар. Вам надо расписаться.
— Иду, иду.
Не прошло и двух секунд, как в столовую вошла Сесиль Бернье.
Молодой девушке было не более девятнадцати лет, но так как она была жгучей брюнеткой с великолепными иссиня-черными, как вороново крыло, волосами, то казалась несколько старше.
Несмотря на неправильные черты лица, ее могли, да и должны были находить хорошенькой, но в выражении чудных черных глаз было что-то загадочное, как в глазах сфинкса: они то ласкали и нежили, то вдруг становились серьезны и строги, почти суровы.
При первом же взгляде наблюдательный человек мог понять, что она пережила какое-то потрясение. Но, несмотря на все это, она была очаровательно хороша с тяжелой массой своих синевато-черных волос, в белом пеньюаре, под которым угадывались роскошные формы, и маленькими голыми ножками в туфельках.
Почтальон уже положил свою книгу на стол, рядом с чернильницей и пером, которые принесла Бригитта.
— Где мне расписаться? — спросила Сесиль.
— А вот здесь, на этой строчке, вот в этой клетке.
Молодая девушка быстро обмакнула перо в чернильницу, расписалась на указанном месте и взяла письмо.
— От моего отца… — вполголоса проговорила она, устремив на него свои прекрасные глаза.
И, кивнув, вернулась в спальню, быстро спустила с плеч пеньюар и как змейка скользнула в свою постель, которая еще не успела остыть.
Разрезав верхнюю часть конверта ножницами, она вытащила письмо. Из него выпал банковский билет, сложенный вчетверо.
