Волчицы - Буало-Нарсежак Пьер Том (книги без регистрации .TXT) 📗
— Осторожно! Это легко бьется.
— Но у меня нет привычки бить вещи, — следовало в ответ.
Мелочи. Но моментально усиленные, раздутые ничтожностью поводов, тишиной, царящей вокруг нас, и ощущением, что квартира превратилась в арену турнира. Тягостнее всего было, безусловно, наблюдать, как обвыкается Жюлия на новом месте: шарит на кухне, копается в ящиках шкафов в поисках наперстка, иголки.
— Спросили бы меня, — колко замечала Элен.
Я сжимал кулаки в карманах. Еще четыре дня. Еще три. Однажды вечером я обнаружил между нашими с Жюлией комнатами заколоченную дверь. Вырвав листок из старого блокнота, валявшегося в ящике комода, написал: «Завтра утром устройте так, чтобы мы вместе вышли из дому».
За стеной слышались шаги Жюлии. Сложив записку вчетверо, я примял ее и подсунул под дверь. Она свободно проходила в щель. Затем я несколько раз постучал в стену; шаги стихли. Я щелчком послал записку под дверь. Жюлия не могла не увидеть ее. Сидя на корточках, я ждал. По легкому прогибу и вздрагиванию паркета под рукой я знал, что она стоит за дверью. Мне казалось, я слышу ее дыхание. Может, она ответит мне тем же способом? Ноги быстро уставали, пришлось встать на колени. За стеной скрипнул стул, упала туфля. Нет, она не ответит. И все же я продолжал наблюдать за щелью под дверью. Она, наверное, размышляет, обдумывает, как разъяснить мне свои намерения… Скрипнула кровать. Щелкнул выключатель. Ну что ж! Оставалось лишь последовать ее примеру, лечь в постель и часами строить самые невероятные предположения…
Утром следующего дня я был так же разбит и насторожен, как и в утро нашего побега из лагеря. Я приподнял занавеску: дома напротив выглядели сухими. Водосточные трубы перестали выплевывать потоки воды. Хороший знак. Я оделся и, перед тем как выйти, легонько стукнул в дверь смежной комнаты; затем направился в столовую, где застал Элен. Я рассеянно поцеловал ее за ухом.
— Как спалось, Элен? Она пожала плечами.
— Я в отчаянии, Бернар. Только не обижайтесь. Но я на пределе. Это сильнее меня. Я не в силах выносить ее дольше.
— Теперь вам ясно, почему я порвал с ней?
— Когда мы поженимся, ноги ее у меня не будет. Мне это очень неприятно из-за вас, Бернар, но честнее предупредить.
— Я и не намереваюсь навязывать вам Жюлию, — с живостью отозвался я.
— Как она может так отличаться от вас? Чем больше я наблюдаю за вами обоими, тем больше нахожу вас совершенно чужими друг другу. Можно подумать, в вас течет разная кровь. Я завладел рукой Элен, накрыл ее своей.
— Прошу вас, — прошептал я. — Потерпите еще немного. Больше мы ее не увидим. Обещаю.
— Спасибо… А что вы скажете об Аньес? Не кажется ли она вам странной последние несколько дней.
— Нет, я ничего не заметил.
— О! Здесь что-то есть. Она меня беспокоит… Бернар, нужно как можно быстрее начать приготовления к свадьбе. Так будет лучше. Для нас, для других, для всех.
— Ну что ж, условились, — ответил я, пожимая ее руку. — Как только Жюлия уедет… Я в свою очередь тоже просил бы вас… Мне хотелось бы, чтобы все прошло как можно скромнее. Никаких пригласительных билетов, никакой шумихи…
— Ну о чем вы говорите! — воскликнула, засмеявшись, Элен.
Я приблизился к ней, она послушно протянула мне губы, как верная супруга, уже давно опомнившаяся от первых ласк. Она не переставала поражать меня умением владеть собой. Для меня в этом было даже нечто притягательное. Только из желания получить чисто эстетическое удовольствие — увидеть, как она слабеет, — я стал настойчив.
— Пустите меня, — прошептала она.
Поглощенные поцелуем и молчаливой борьбой, мы на какой-то миг забыли об осторожности. Я первым заметил Аньес. И тут же, как преступник, отпустил Элен. Она залилась краской, затем сделалась мертвенно-бледной. Мы разом оказались участниками драмы.
— В следующий раз я буду стучать, — проговорила Аньес.
— Ты… — начала Элен.
— Ну я? — с иронией переспросила Аньес.
— Послушайте, — вставил я, — не будем же мы…
— Помолчите, Бернар, — отрезала Аньес. — Это вас не касается.
Какая-то глубинная интуиция подсказала мне, что я и впрямь не в счет, что я для них — всего лишь вещь, которую оспаривают, крадут друг у друга. Не разделяй их стол, они, пожалуй, набросились бы одна на другую.
— Я долго терпела, — начала Элен, — но я не позволю…
В коридоре послышались шаги Жюлии, и повадка сестер немедленно изменилась. Здесь привыкли противостоять посторонним, и чувство приличия было сильнее ненависти.
— Добрый день, Жюлия, — поздоровалась Элен почти не дрогнувшим голосом.
Жюлия пожала им руки и с открытой, невинной улыбкой направилась ко мне. Она тоже была натурой сильной и великолепно умела скрывать свои чувства. Она поцеловала меня без тени смущения, скорее даже с неким не лишенным чувственности лукавством, смысл которого был мне ясен. Со мной она обманывала сестер, и поцелуи, ласки, рукопожатия — все это определенно означало: «Держись за меня, дурачок!» Почему же тогда она отказывалась мне отвечать? Мы сели вокруг стола, и, чтобы рассеять неловкость, я предложил:
— Погода, кажется, налаживается, пойду прогуляюсь. Ты не составишь мне компанию, Жюлия?
— Не сегодня, нет. Я привезла с собой кое-какое белье для штопки: там у меня нет на это времени.
Она отказывалась пойти со мной и объясниться. Значит, таков ее ответ. Ладно, я покажу ей, что не менее упрям. Как обычно, она вышла к завтраку до того, как привела себя в порядок. Ей нравилось расхаживать в халате, не спеша потягивать кофе, покуривая «Голуаз», что выводило Элен из себя. Я вернулся к себе и на листке из блокнота написал: «Бернар погиб по приезде в Лион», затем подсунул записку под дверь. Я ничем не рисковал. Ни Аньес, ни Элен не входили в комнату Жюлии. Напротив, если Жюлия не знала о смерти своего брата, я мог выиграть. По логике она просто не могла знать об этом, поскольку правды не знал никто. Но тогда опять непонятно: почему Жюлия обращается со мной так, словно я Бернар? Нет, я должен разобраться! Во что бы то ни стало!
Приложив ухо к стене, я слушал. Сегодня моя тревога была во много раз сильнее, чем накануне. Я ведь и записку-то подсунул под дверь, чтобы заставить Жюлию подойти поближе, чтобы быть уверенным, что услышу ее. И я отчетливо расслышал все. Она подошла к двери, даже не давая себе труда ступать тихо. Было слышно, как шуршит ее халат. Затем все смолкло. Надолго. Она читала. Прочла. И все. Секунду спустя она уже мирно занималась своими делами. По крайней мере ее манера ступать, передвигать стулья, наливать воду убедила меня, что Жюлия отнюдь не потрясена. Правда, она дольше обычного задержалась в комнате. На страже этой чужой жизни, ощущая ее дыхание, ее присутствие рядом за тонкой кирпичной перегородкой, я с напряженным вниманием, до отупения анализировал каждый шелест, каждый стук, каждый скрип. Вот она заправляет постель, открывает чемодан… А потом? Что потом?
Устав, наконец, от унизительного подслушивания, я выпрямился; голова гудела как раковина. Оставалось последнее: перехватить Жюлию, когда она выйдет из комнаты. Я еще не знал, что ей скажу, но так или иначе разорву круг, в который заключен. Утро кончалось. Аньес была на кухне, скоро к ней присоединилась и Элен. Обе молчали. Там тоже была война. Во избежание решающего конфликта мы вчетвером принуждены по возможности все время держаться вместе. Жюлия повернула ручку двери, я выскочил в коридор. От меня не уйдешь! Увидев меня, она отпрянула.
— Жюлия, выслушайте меня!
— Прошу вас, оставьте меня, — резким движением отстранилась она. Голос ее утратил былую уверенность.
— Нам нужно объясниться.
— Позже.
— Нет, немедленно!
— Оставьте меня, не то я закричу.
Никаких следов горя на хитром лице. Но пока она, прижавшись к стене, пробиралась мимо меня, я заметил, что ее черные-пречерные зрачки как-то особенно расширены и неподвижны. Это был страх. Видимо, она расценила мою записку как полное угроз предупреждение. Я попытался разуверить ее.
